– А людей резать не станут?
– Да что ты будешь делать! Андрей Сергеевич, что у тебя за вопросы такие? Татары не делают такого никогда, с чего бы казакам-то подобное творить?
– Ну мало ли. Ладно, давай думать, как станем людей вызволять.
– Так…
– Ты не торопись, Тарас Степанович. Если просто испугать и дать им возможность уйти, то они потом опять вернутся. А то и вовсе воспользуются тем, что мы отвлеклись на полон, и на другое селение надвинутся.
– Побить хочешь?
– Хорошо бы всех, а не выйдет, так хотя бы большую часть. Государь нам велел охранять здешние пределы и укорот давать зарвавшимся, а не просто оружием бряцать. Вот и давай думать, как лучше это делать.
– Что же, давай будем думать… – смиряясь с неизбежным, вздохнул сотник.
Сегодня он примет боевое крещение. Вернее, ему предстоял первый настоящий бой, а не просто обстрел очередной родовой татарской стоянки с почтительного расстояния. Тогда ему приходилось действовать, находясь в недосягаемости для противника, ввиду отсутствия у татар артиллерии и сил для атаки батареи, находящейся в тылу. Да и в те три боя все его участие сводилось к одному выстрелу на орудие, больше для того, чтобы деморализовать степных воинов, а не нанести хотя бы какой-нибудь урон.
Сегодня же все будет по-другому. Им предстояло отбить прямую атаку на их позиции. А это совсем не одно и то же. В связи с этим подпоручика Пригожина переполняли противоречивые чувства. С одной стороны, нетерпение и жажда действий, с другой – страх и неуверенность в своих способностях. Благополучный исход во многом зависит именно от артиллерии. Замешкаются, дрогнут – и тогда их небольшой отряд сомнут.
Его призвали на службу два года назад. Молодой человек, у которого энергия била через край, уже видел себя в чине офицера. Но, как выяснилось, все не так просто. Дворянского звания в русской армии было недостаточно, и теперь нужно было еще получить и соответствующее образование. Ему надлежало пройти двухгодичное обучение в кадетском корпусе, которое не засчитывалось в пятилетний срок службы дворянского сословия.
Согласно указу императора, дворяне, призванные на воинскую службу, теперь должны были служить пять лет. По окончании этого срока они увольнялись со службы и убывали в свои имения или же могли распоряжаться собой по собственному усмотрению.
После обязательной службы офицеры переходили в резерв, в котором пребывали до достижения сорокапятилетнего возраста. В случае необходимости их могли призвать на службу, а случиться это могло в любой момент. Поэтому дворяне были обязаны иметь в постоянной готовности все воинское снаряжение.
Молодой и горячий Сергей очень хотел попасть в драгуны, единственный кавалерийский род войск русской армии. Драгунские полки претерпели некоторое изменение, так как по сути это была пехота, посаженная на коней для повышения маневренности, что уже не удовлетворяло императора. Из их вооружения были изъяты шпаги, вместо них появились шашки, кавказский клинок, который куда больше подходил для кавалерийской атаки.
Для солдат клинок не был носимым, он крепился к седлу и предназначался только для конного боя. В связи с этим была скорректирована система обучения. Для боя в пешем порядке солдаты получили штыки, которые носились на драгунских фузеях в двух положениях, походном и боевом.
Однако Пригожину не повезло. Во всяком случае, тогда он думал именно так. При прохождении испытаний его определили не в желанную кавалерию, а в артиллерию. Всему виной его достижения в математике.
Ну кто же знал, что не стоит так выпячиваться. Офицер-воспитатель, командовавший их сборной ротой, заявил, что при прохождении испытаний потребно показать комиссии все свои таланты. Вот Сергей и расстарался.
Но против его ожиданий обучаться в артиллерийском кадетском корпусе ему даже понравилось. Тем более при всех тех новшествах, что вводились государем. Артиллерия претерпевала значительные изменения. И начались они с лафетов новой конструкции, которые позволяли добиваться возвышения до двадцати пяти градусов. Теперь пушки могли вести навесную стрельбу. Таким образом, артиллерия должна была занять более серьезную позицию в бою, получив гибкую систему ведения огня.
Появилась новая граната, позволяющая вести обстрел на дальних дистанциях. Цилиндросферическая форма позволила увеличить заряд более чем в два раза. Кроме усилившегося фугасного эффекта, увеличение заряда и корпуса способствовало разрыву гранаты на гораздо большее количество осколков. К тому же этот эффект усиливался наличием внутри снаряда чугунных картечин.
Граната обладала лучшей баллистикой благодаря устройству в хвостовой части оперения, имеющего скос под определенным углом. Кроме этого были введены два образца взрывателей, ударный и запальная трубка, которые были взаимозаменяемы. Ударный представлял собой сминающийся колпачок, под которым располагались кресало и кремень. При ударе о препятствие или о землю высекалась искра и воспламенялся разрывной заряд.
Запальные трубки имели различное время горения и позволяли воспламенять заряд еще в воздухе, осыпая противника картечным дождем. Успешная стрельба зависела от многих факторов, но русским ученым удалось разрешить эти проблемы. Разумеется, случались и казусы, такие как преждевременный или запоздалый подрыв снарядов. Случались и несрабатывания. Но в общем и целом это был прорыв в артиллерии.
Прошлым летом Пригожин с успехом окончил артиллерийский кадетский корпус и получил первое свое назначение. Словно в издевку, его направили именно в драгунский полк. Вот только принять участие в лихой кавалерийской атаке ему было не суждено. Более того, вместо новых орудий он получил под свое командование полубатарею из двух старых трехфунтовых пушек.
Зато ему повезло в другом. Драгунские полки в Запорожье не отсиживались в своих наскоро возведенных городках. Кроме постоянного патрулирования части полка всегда участвовали в уничтожении прорывавшихся для грабежа отрядов татарской конницы. Батальоны выходили в подобные рейды, будучи всегда усиленными артиллерией, даже зимой, для чего колеса орудий устанавливались на специальные лыжи.
– Волнуетесь, Сережа? – подойдя к подпоручику, поинтересовался командир драгунского полуэскадрона, выделенного в прикрытие артиллеристам.
– Волнуюсь, Александр Викторович.
Поручик был еще из старых кадров, ему было тридцать пять лет, а потому, вполне допуская простое обращение к себе, позволить того же в отношении старшего товарища Пригожин не мог. И потом, этот бывалый вояка вызывал у него восхищение. Сергей уже наблюдал его в деле, сам находясь в глубоком тылу. Настоящий рубака, отчаянная голова.
– Это хорошо, что волнуетесь, – ободряюще улыбнулся поручик, – только не увлекайтесь с этим. Перед боем от волнения до растерянности и страха один шаг. Ну полноте, Сережа, никто и не думает в вас усомниться.
– Именно поэтому вы, а не кто-то иной, сегодня прикрываете батарею? До этого, помнится, вы норовили оказаться в самом горячем месте.
– То есть, Сереженька, вы уверены, что самое горячее место то, где слышен свист клинков и топот копыт?
– Ну-у…
– Это ошибочное мнение. В одном вы правы, мой юный друг, я всегда выбираю места погорячее. Просто не могу иначе. Кровь играет, бурлит и требует чего-нибудь этакого. И сегодня я напросился сюда именно потому, что здесь будет опаснее всего. Разумеется, если наш Андрей Сергеевич не ошибся.
– Но ведь казакам и впрямь некуда деваться, только как подняться на обрыв именно в этом месте. И лишь потом они смогут вырваться на открытый простор.
Пригожин еще раз осмотрел занятую ими позицию. Она располагалась в начале распадка, в семистах шагах от спуска на нижнюю террасу. Именно по ней и двигались казаки с полоном. Примерно в сотне шагов перед ними распадок расширялся и его склоны становились более пологими.
До этого места всаднику подняться по ним было не то что невозможно, но довольно сложно. Подобный подъем отнимет у лошадей слишком много сил. Да и сам подъем будет ну очень медленным. Опять же для лошадей есть опасность поскользнуться, что скорее всего и произойдет, на молодой-то весенней травке, да еще и покрытой росой.
– Александр Викторович, я все же не понимаю, отчего мы заняли позицию именно здесь, а не на сотню шагов ближе? Конечно, кусты помогли нам замаскировать позицию, но ведь можно было их срубить и перенести вперед.
– Экий вы кровожадный, Сережа. Здесь не так уж и много кустарника, а вы хотите еще и срубить… К тому же под ветвями прячется великолепный ручеек с вкуснейшей водой. Это, знаете ли, редкость в здешних местах. Ну ладно вам, что вы как красна девица, чуть что – сразу дуетесь. Сами посудите. Как себя поведут казаки, если их зажмут в угол, откуда нет выхода? Правильно, станут драться, да так, что сам черт им не брат. Андрей Сергеевич станет их отжимать, оставляя для них выход, чтобы они бросили полон и ушли в нашу сторону. Здесь их встретим мы. Если они решат развернуться и ударить по батальону, тогда полон уже будет в безопасности и произойдет жестокая рубка. И мы уничтожим их практически под корень.
– А если не отвернут? – нервно сглотнув, отчего адамово яблоко резко дернулось вверх и вернулось обратно, поинтересовался подпоручик.
– Если не отвернут, Сережа, тогда лично нам останется только одно – стрелять как можно чаще и как можно точнее. Чтобы казачки решили, что им лучше податься в сторону, на один из этих склонов, и, вырвавшись в открытое поле, убраться подобру-поздорову. Потому что, если этого не случится, нас скорее всего сомнут. Народу при этом они потеряют больше, но и от нас мало что останется. Так-то, конечно, могли бы и всех положить, но на это у них недостанет времени. Так что пройдут сквозь нас и уйдут дальше.
– Мрачновато как-то.
– Угу. Вот чтобы эта мрачная картина не стала реальностью, я и приказал устроить позицию таким образом, чтобы им был виден выход. И еще, Сережа, вы какой картечью снарядили пушки?