Фиолетово-алое закатное солнце легло на все еще скрытое тенью капюшона лицо Затворника, уродуя его черты еще больше, чем это сделала авария, чем это делала маска. Солнце! Я резко повернулась к окну. Короткий день в горах заканчивался. Сердце хаотично забилось: что, если прямо сейчас… Что именно должно случиться прямо сейчас, я представить не смогла, оттого испугалась еще больше.
– В этот момент вмешался я. Считайте это прихотью или хитрым ходом с дальним расчетом, ведь когда-нибудь именно вы унаследуете немалые земли. А может, мне просто надоел балаган, который я видел. Считайте, как хотите…
– Где видели, милорд? – услышала я со стороны свой голос, но страх перед закатом вытеснил все, даже боль в руке, даже остатки воспитания, даже осознание того, что я хочу подловить своего сюзерена на лжи.
– В Оке Девы, – отрывисто бросил князь.
И тут я отвела взгляд от окна и посмотрела на него. На черный плащ, на капюшон, на тень, в которой угадывались глаза. Две мысли пронзили меня одновременно. Первая – артефакт! Он использовал для связи артефакт.
Я вспомнила об… артефакте. О своем артефакте, про который начисто забыла. Забыла именно тогда, когда он был так нужен.
А вторая мысль… Для нее не осталось места, она отступила, полностью вытесненная первой, а еще нахлынувшей досадой. Она, конечно, вернется позже, а сейчас я потянулась к мешочку на поясе, где лежал камень рода Астеров. Камень, врученный мне отцом как раз для таких случаев.
Дернула шнуровку мешочка и почти коснулась его. В последний миг меня остановил ледяной голос, совсем как Мэрдока несколько минут назад:
– Не стоит.
Я подняла голову. Все: князь, Дженнет, Крис и Этьен повернулись ко мне. Их взгляды были разными. Герцогиня смотрела с нетерпением; южанин как на досадную помеху, как Илберт на кухаркину дочку, что старательно рассыпала поддон яблок на его пути; Крис пристально, словно надеясь разглядеть что-то новое; а Затворник… Он не то чтобы злился, но чем-то я его раздражала. Его взгляд был настолько тяжел, что хотелось присесть в реверансе и повторять: «Да, милорд», – пока он не отвернется.
– Не стоит пугать родных больше, чем это необходимо, – произнес князь. – Коснетесь камня стихии – они всего лишь поймут, что с вами беда. Всего лишь. – Он поднял затянутую в перчатку руку. – Но они не будут знать ни где вы, ни что с вами случилось. Они даже не узнают, живы вы или мертвы. Так стоит ли пугать их сейчас, когда уже все закончилось?
Я заставила себя посмотреть князю в глаза, сжала пальцы, едва не плача от вспыхнувшей с новой силой боли. Он прав. Он прав всегда, даже тогда, когда неправ.
Кольнули сожаление и досада, что не дала знать родным раньше. И одновременно с этим пришло облегчение, что не придется делать этого сейчас.
– Леди, – Затворник едва заметно качнул головой, начал подниматься по лестнице и бросил через плечо: – Ради общего блага я прошу вас не покидать Первый форт ночью, его защита… моя защита дальше этих стен не распространяется. – С этими словами князь скрылся на площадке второго этажа.
– Разлом тебя побери, Астер, – прошипела Дженнет, бросаясь следом.
Этьен последовал за ней почти сразу. Крис еще раз провел пальцем по брусу и молча подал мне руку. А я молча вложила в его пальцы все еще подрагивающую ладонь. Мы поднялись в тишине, полумраке и неровном свете масляных ламп, что горели вдоль лестницы, в коридоре второго этажа и даже где-то там, за поворотом, отчего дом казался наполненным танцующими тенями. Солнце село, и улица погрузилась во тьму. Началась наша первая ночь в Запретном городе. Дайте Девы, чтобы она стала последней.
На втором этаже нас встретил невозмутимый дворецкий, чем-то неуловимо похожий на Мура, то ли выражением лица, то ли выправкой. В дальнем конце коридора мелькнула грязная юбка Дженнет. Ни князя, ни Этьена уже не было видно.
– Прошу, леди. – Дворецкий указал рукой на стоящую в глубине коридора девушку в чепце, и та присела в неловком реверансе. – Леа покажет вам комнату, а вы, сэр, следуйте за мной…
За его спиной начинался коридор с одинаковыми деревянными дверьми. Одна из них вдруг открылась, и на пол лег колеблющийся прямоугольник света.
– Дидье, мне нужна помощь! – раздался незнакомый голос, а за ним вскрик и полный боли стон.
– Мэрдок? – прошептала я и, оставив присевшую в реверансе девушку, направилась к двери. – Что с ним?
– Леди! – крикнул в спину дворецкий, или как там его, Дидье? – С ним целитель. В конце концов, это неприлично, хоть вы объясните ей, сэр, – продолжил он говорить мне в спину.
Но Крис молчал, а я уже заходила в комнату. Целитель был здесь, вернее, целительница. Молодая женщина с забранными в пучок гладкими черными волосами. Прическа подчеркивала ее скулы, они казались острыми, словно вытесанными из камня. Смуглая кожа южанки, зеленые глаза и горькая складка у рта, делавшая женщину старше.
Один из лакеев прижимал выгибающегося Хоторна к кровати, а целительница пыталась срезать с него залитые кровью штаны. Рубаха уже валялась на полу рядом с раскрытым целительским саквояжем. Кто видел один такой саквояж, видел все – пузатые, потертые, в них вечно что-то зловеще звякает.
Женщина едва не оцарапала обнаженное бедро Хоторна, и я в замешательстве отвернулась, почувствовав, как кровь приливает к щекам. Может, и не зря меня не пускали в спальню к брату Илберту, а с другой стороны, брат никогда меня так не смущал.
Я моментально пожалела о своем порыве. Что со мной? Один день в Запретном превратил меня в любопытную горничную?
– Не стойте столбом! – выкрикнула женщина. – Держите его, иначе он сам себе навредит.
Крис обошел меня и направился к кровати. Я услышала треск ткани.
– Не сметь! Отпустите! Ивидель! – неожиданно выкрикнул сокурсник.
И я снова обернулась, не могла не обернуться, хотя старалась не смотреть на тело, лучше уж разглядывать рану и подвижные руки целительницы. Она как раз набрала в инъектор прозрачную жидкость.
– Почему он так кричит? – спросил Оуэн.
– Уберите руки! Немедленно! Вы все не… – Мэрдок выгнулся. Если бы я его не знала, то сказала бы, что парень напуган, что он в панике.
Целительница ввела иглу инъектора под кожу. Хоторн дернулся и тут же обмяк, бессильно вытянувшись поверх покрывала.
– Ох, – проговорила целительница. И я впервые уловила в ее голосе акцент, слабый, почти незаметный, но все же она чуть растягивала гласные, а согласные звучали мягко, приглушенно. – Благодарю вас. Не знаю, что его так напугало, то ли пробуждение в незнакомом месте, то ли игла. Многие люди боятся уколов.
– Вы его исцелите? Или хотя бы… – Я замялась и все-таки повернулась. Женщина прикладывала чистую ткань к ране на бедре. – Сделайте так, чтобы он дожил до утра, завтра мы переправим его в Академикум.
– Вам незачем просить, – не поднимая головы, сказала целительница. – Вы гости хозяина, а он отдал четкий приказ. Я сделаю все возможное.
– И невозможное? – спросил Крис.
– И невозможное. – Женщина поджала губы. – Спасибо за помощь, а сейчас, если вы позволите… – Она красноречиво посмотрела на вытянувшегося у двери дворецкого.
– Сэр, леди, – склонил тот голову, – ваши комнаты готовы.
Я бросила взгляд на целительницу, которая обрабатывала рану, чутко прислушиваясь к дыханию раненого, на хмурого Криса и вышла из комнаты.
Да, комнаты были готовы. Уютно трещал разожженный камин, драпировки закрывали окна и одну из полных лун, что взошла на темном небосводе. Спальня очень напоминала ту, в которую поместили Мэрдока. Накрытая покрывалом кровать, стол, стул, две низкие кушетки, полка с тремя сиротливо жмущимися друг к другу книгами в темных переплетах и пять подсвечников, в которых едва слышно потрескивали зажженные свечи. Но очарование этого дома рассеялось в тот миг, когда я увидала старающегося вырваться из рук целительницы Хоторна. Оно слетело с темных бревенчатых стен, как старая портьера. И внутри снова поселилась тревога, пока еще отдаленная, я еще могла от нее отмахнуться. Это все, что я могла сделать.
В отличие от спальни Хоторна, в моей напротив кровати поставили ширму, за которой обнаружилась бадья с водой. Холодной.
– Сейчас принесут камней из очага, – засуетилась Леа.
Девушка быстро, но немного неловко стащила с меня платье. Я была уверена, что слышала треск ткани, но решила не обращать внимания на пустяки. Чистая вода и возможность согреться и отдохнуть волновали куда больше.
Я забралась в воду и закрыла глаза, наслаждаясь тем, как ловко горничная моет мне голову.
– Какие у вас красивые волосы, леди. Белые, таких сейчас уже не встретишь. – Я молчала, но горничная не нуждалась в ответе. – Я точно не встречала. – В ее голосе слышалась улыбка.
А меня снова кольнуло странное чувство, то самое, что я ощутила, когда князь говорил об Оке Девы. Словно забыла что-то важное, и это воспоминание, как жужжащее насекомое, билось и билось о стекло памяти, все еще оставаясь снаружи, в тени.
– Леди, а почему вы не подогрели воду сами? – полюбопытствовала горничная. – Мне сказали, вы магесса?
– Кто сказал?
– Ну, все на кухне знают, что у хозяина в гостях маги.
– Ваш хозяин просил не применять силу в его доме, – ответила ей. – Не я установила правила и не мне их нарушать.
Она говорила что-то еще, что-то спрашивала про платья, шляпки и кухню Эрнесталя. Иногда смеялась над моими ответами и зачастую, не нуждаясь в них, продолжала спрашивать дальше. Она хотела знать все, от модного в этом сезоне цвета чулок до вина, что подавали на приеме у первого советника.
Жаль, что ее голос нисколько не заглушал тревогу, а, казалось, усиливал ее. Словно сквозь болтовню я могла не услышать… чего?
– А тот молодой человек, в спальню к которому вы ворвались, – вдруг спросила она, и я снова различила в интонации даже не улыбку, а насмешку, – кто он вам? Друг? Жених? Любовник? – На последнем слове она понизила голос до шепота.
– Хватит, – сказала я, приподнимаясь.