– Винить демонов? – воскликнула я. – Ты никогда не видел, что может сотворить демон? Никогда не видел, как человека одним движением выворачивают наизнанку?
«А ты?» – увидела я в его синих глазах немой вопрос. И если бы он спросил вслух, пришлось бы признаться, что я не видела ни одного демона, только слушала сказки старой Туймы. Если бы он спросил… Но вместо этого Крис сказал нечто совсем другое. И это другое, произнесенное сухим тоном банковского клерка, отказывающего в кредите, напугало меня куда больше.
– Или засекают кнутом женщину. А может, спускают собак на надоедливого мальчишку?
Я окаменела, не в силах поднять на рыцаря глаза. Замерла, чувствуя, как его пальцы сжимают мои. Замерла, испугавшись не его слов, хотя и их тоже. Я боялась того, что может последовать за ними.
– Посмотри на меня, Иви. – Он поднял мою руку к губам, поцеловал пальцы и еще раз попросил: – Пожалуйста, посмотри. Хочу заглянуть в твои глаза. Хочу увидеть в них правду. Хочу…
И в этот момент я подняла голову.
– Господи боже, – прохрипел Крис.
Я не стала спрашивать, к какому богу он обращается. Впервые это не имело значения, нам, скорее всего, скоро предстояло познакомиться с богами или богинями лично.
– Ты до ужаса боишься, что я окажусь демоном. Я вижу огонек этого страха в твоих глазах. Разлом раздует из него пламя ярости.
– А во что он превратит твои чувства? – спросила я, не отводя взгляда. – Во что можно превратить равнодушие?
– Не знаю. И ты не узнаешь.
Я судорожно выдохнула.
– Ты никогда не говорил…
– Не говорить – не значит не чувствовать. – Он выпрямился и снова потер бок свободной рукой. – Ты никогда не задавалась вопросом, что сделают с той, которая была рядом с демоном, если все откроется? Ведь ножик у горла той, на которую боишься даже смотреть, – самый лучший способ заставить открыть рот того, кто не хочет говорить…
– Крис, ты демон? – Теперь уже я сжала пальцы, желая почувствовать тепло его тела.
Он продолжал смотреть на меня. Я мысленно просила его ответить. Хоть как-нибудь. Любой ответ лучше тишины. Неизвестность пугала до дрожи, она накатывала волнами, от которых хотелось кричать…
Нет. Тихо, Иви, тихо. Это все Разлом.
– Нет, Ивидель, я не демон. Во всяком случае, никогда не называл себя так. И никто иной не называл.
– Шелест, – произнесла я слово, не раз слышанное от Жоэла. – Тебя называют «Шелест»?
– Иногда. Это прозвище, мне его дали в трактире Льежа. Я там частенько назначал встречи. Чего я только не делал, чтобы заработать! Был вышибалой, возницей, сопровождал состоятельных вдовушек…
– Ты работал охранником?
– Почти. – Он нехорошо усмехнулся. – Охранник, что остается на ночь.
– Ну, охрана как раз и нужна ночью.
– В спальне, – добавил он. – Хорош демон, правда?
– Ты специально рассказываешь это так… – вдруг поняла я. – И тогда об отце, и сейчас преподносишь так… чтобы мне стало противно?
– А ты вместо этого меня жалеешь, – не стал отрицать рыцарь. – Все у нас с тобой не по правилам. – Он посмотрел на обвалившуюся стену и вдруг продолжил: – Но когда я пришел туда в самый первый раз, безрукая девка, что разносит пойло, оступилась и выплеснула пиво на мой плащ, тогда единственный. Ну я и выругался от полноты чувств на родном языке. Девка в слезы, хозяин в крик, а один из вышибал подивился, мол, что я за «шелест» такой… Ты слышала, как шелестят слова моего языка?
– Ты с Тиэ…
– Нет. Я уже говорил, что не с Тиэры. Зачем ты заставляешь меня повторять? Я не врал. Но я и не с Аэры. – Он снова посмотрел на меня. – Насколько сильно это все меняет? Тебе все еще страшно?
– Да, мне страшно, – ответила я. – Но это ничего не меняет.
И сказала правду. Уже поздно что-то менять, кем бы он ни был. Это могло повлиять на меня, на мой разум, на поступки. Я могла попробовать построить жизнь вдали от барона Оуэна. Но моих чувств это не изменит.
– Вы ненормальная, Ивидель Астер, – услышала я и сжалась, словно в ожидании удара, а он добавил: – Но другой такой нет. Ты – единственная.
А потом отвел волосы с моей шеи. Я едва заметно вздрогнула от мимолетного прикосновения мужских пальцев.
– И мне это настолько нравится, что я готов нарушить все правила и собственное обещание. Господи, не было ни дня, чтобы я не сожалел, что дал слово не касаться тебя.
Он говорил, одновременно склоняясь к моему лицу, и, когда между нами осталось всего несколько сантиметров, я ощутила на коже тепло его дыхания. У меня возникла тысяча вопросов, которые хотелось задать, но вместо этого я прошептала:
– Барон, я освобождаю вас от обещания никогда меня не касаться.
– Зря. – Он улыбнулся. – Потому что я собираюсь этим воспользоваться.
И коснулся моих губ. Резко, почти грубо. Это было невероятно. Его губы смяли мои в один миг, язык скользнул в рот…
Девы, дайте силы это остановить! Дайте смелости не останавливать! Это было так сладко, так сильно, что прострелившая руку боль показалась чем-то далеким и незначительным. Ладонь давно горела, но это не заставило меня отказаться от того, что Крис предлагал мне здесь и сейчас. На краю мира за несколько часов до смерти.
Не хочу сожалеть о несделанном. Я неправильная леди. Потому что леди никогда не ведут себя так, не обхватывают голову мужчины руками, не запускают пальцы в волосы и не прижимаются всем телом, как это сделала я.
С губ сорвался едва слышный стон, и Крис напрягся, словно этот звук, как магия, прошел сквозь тело. Он пробрался под кожу и освободил нас обоих. От условностей. От разума.
Я прижалась к губам рыцаря, к его телу. Очень неумело, но очень старательно. Он отстранился и едва слышно рассмеялся.
– Какая ты… – прошептал, касаясь волос, – нетерпеливая.
Я провела пальцами по его лицу, будто слепая. По глазам, носу, скулам, губам…
– Хочу запомнить тебя, – пробормотала я и тут же испугалась своих слов, такой тоской и безнадежностью от них веяло.
Он накрыл мою ладонь своей и поцеловал запястье. Сердце билось как сумасшедшее. Крис посмотрел на меня. Очень серьезно посмотрел, будто что-то решал, а потом… Я оказалась в его объятиях, в его сильных руках. Оказалась там, где хотела.
Я чувствовала его везде, ощущала его тело, грудь, к которой желала прижиматься бесконечно. Оуэн прошептал что-то на незнакомом языке, что-то шелестящее, как обертка от пастилы, что варит мистер Обюрн в кондитерской на Медовой улице в Сиоли.
Шепот рыцаря, тепло прикосновений, его руки на талии, животе, груди, плечах. Сначала прямо сквозь ткань платья, а потом… Все смешалось, все изменилось. Игра переросла во что-то большее, как тогда в Первом форте.
С треском разошлась шнуровка платья. Одна из пуговиц покатилась по куче камней. Мужские пальцы отвели полы тонкой нижней сорочки и коснулись груди. Я охнула, инстинктивно подняла руки, чтобы закрыть грудь.
И обнаружила, что лежу на куче обломков, а Крис нависает сверху. Увидела в его синих глазах пламя и испугалась его жара. Этот огонь мог спалить меня без остатка.
Мои пальцы, что придерживали сорочку, дрожали. Внутри словно взлетали и лопались пузырьки игристого вина, что производят в Хампьере.
И я поняла, что разглядел в моих глазах Крис. Сейчас я видела в его глазах то же самое. То, чему просто невозможно сопротивляться. И оно не… нет, не обязывает, не требует, оно просто знает. Мы знаем.
Оуэн знал, что я опущу руки, еще до того, как я это сделала.
Было страшно, я не понимала, откуда шел этот страх. Из Разлома? Или от того, что ждало меня на его краю?
Крис, словно поняв это, склонился ко мне и поцеловал. Он улыбался. Я чувствовала его улыбку губами, чувствовала, как его язык снова касается моего. «Это как танец», – пришло вдруг сравнение. Партнер и партнерша, одно па за другим, разворот, наклон, взгляд. Только мы танцевали иной танец. Древний, как и мир, не подчиняющийся никаким правилам. Я хотела его целовать. Хотела быть с Крисом. И до ужаса страшилась этого.
Оуэн оторвался от моих губ и поцеловал шею, ключицу, спустился ниже. Я вздохнула. Он снова отвел полы рубашки и посмотрел. Просто посмотрел туда, куда не смотрел еще ни один мужчина. А Крис, он…
Он не только посмотрел, он прикоснулся. Провел пальцем по груди, сверху вниз, до самого соска, вдруг ставшего слишком чувствительным. Кажется, я что-то пискнула. Его рука замерла, а мне захотелось шевельнуться и потереться о его палец…
Богини, что со мной происходит?
Крис наклонился, и вместо пальца груди коснулись губы. Девы! Я и не знала, что так можно. Я и не знала, что могу так чувствовать.
С губ сорвался стон, я запустила пальцы в его волосы. Рыцарь отпустил сосок, уткнулся лбом мне в грудь и заговорил. Слова звучали странно, торопливо, шуршаще, они сливались, расслаивались и больше походили на… шелест палой листвы, что скапливается по осени у обочин дорог. А потом он произнес слово. Громко и четко. Сначала на незнакомом языке, а затем перевел. Но еще до того, как он это сделал, я поняла его значение.
– Нет, – сказал Оуэн, выпрямился и уже тверже добавил: – Я не могу поступить с тобой так.
Меня словно холодной водой окатили. Набрали ведро из Зимнего моря, где на поверхности плавают льдинки, и выплеснули в лицо. Холод, от которого словно уменьшаешься. Уменьшаешься, пока не исчезнешь.
Я села и схватила полы рубашки, прикрыла грудь. Только бы не расплакаться. Только бы не…
– Ты… ты… – попыталась спросить я. – Зачем ты…
– Я сказал не «не хочу», а «не могу», Ивидель, – произнес Крис, но я не слушала, пытаясь зашнуровать корсет. Судорожно и бестолково. Он перехватил мои руки. Я не выдержала и всхлипнула. По щекам потекли слезы.
– Мог бы просто…
– Ивидель. – Рыцарь повысил голос.
Девы, он же ранен, но все равно слишком силен. Он отпустил мои ладони и прижал меня к себе. Я ощутила, как грудь трется о жесткие складки его одежды.
– Больше всего на свете я хочу закончить то, что мы начали. И прошу, не заставляй меня доказывать это. Я смог остановиться один раз, второй – не смогу.