В перерыве между раздачами я пошла заварить чай. И вздрогнула, ощутив резкое приближение абсолютно бесшумного Макса. Попыталась развернуться, но пауки не любят, когда муха летает вне паутины. Поэтому он поставил руки на стол по обе стороны от меня, но не стал прижиматься к спине, оставляя между нами, наверное, миллиметровую дистанцию. Сказал, положив подбородок мне на плечо:
— Даш, может, поговорим уже? Сколько можно бегать?
Наверное, он слышал, как мое сердце стучит. Эта поза прошибающе интимна, и он это понимает. Как и раньше — просто сбивает с толку. Чтобы я поддалась, прижалась к нему сама, а не убегала. Но я настраивалась на этот разговор:
— Макс, а если мне кто-то понравится? Ты тоже будешь меня преследовать?
Резкий выдох.
— Я… преследую тебя?
— Конечно.
Он тут же отступил на шаг. Пришлось повернуться и посмотреть на него.
— Даш… Я не думал, что это так выглядит. Извини. Ты не должна меня бояться.
Нет, именно должна. Но на самом деле не боялась, а наоборот, хотела, чтобы он снова приблизился, обнял, поцеловал. До одури хотелось прикоснуться кончиками пальцев к его шее. Или волосам. Отвела взгляд в сторону, понимая, что он все это прекрасно осознает. И он не стал бы меня «преследовать», если бы увидел, что я на кого-то другого смотрю такими же глазами. Это же Макс. Он не причиняет осознанно боль тем, кого оберегает. А в этот небольшой круг лиц я точно вхожу.
Белов стоял в дверях. Он ничего не говорил, но пришел, чтобы поддержать меня хотя бы своим присутствием. Макс посмотрел на него, заметно сосредоточился, а потом снова на меня:
— Подожди-ка. Когда ты говорила, что тебе кто-то может понравиться, ты имела в виду Костю?
Мы с Беловым переглянулись, но не спешили отвечать. Макс опустил голову и неожиданно рассмеялся. Тихо, но так искренне, с пронизывающей простотой. Конечно, он не поверил в это, сначала решила я. Но, оказалось, что все совсем наоборот. Он смеялся, потому что поверил:
— Черт возьми… Почему мне это в голову не пришло? Ведь самый логичный вариант! Вас так долго женили, что это первое, о чем вы должны были подумать в этой ситуации. Просто попробовать, попытаться. Или… — он на секунду задумался и говорил уже словно сам с собой, ни на чем не останавливая взгляд. — Или притвориться. Для нас, например, чтобы просто оставили вас в покое. Это настолько логично, что даже смешно, что я только сейчас допер! Причем неважно — притворяетесь вы или нет. Со временем не придется даже притворяться. Если вы перестанете воевать, то очень скоро обнаружите, что это и был изначально самый лучший вариант.
— И что, Макс? — теперь вмешалась и подошедшая Мира. Белов заметно поежился от того, насколько близко к нему она сейчас находилась. — Что с того? Если мы с тобой перестанем быть такими эгоистами, то тоже признаем, что это лучший выход для всех нас! Мне лично важнее их присутствие в моей жизни, чем какие-то там страсти. А тебе?
Макс поднял ладони вверх:
— Сдаюсь, сдаюсь! Нет, ну как же все правильно вырулилось, а? И ведь я никогда не стану «преследовать» твою девушку, Костя. И Мира тебя только ей отдаст без боя. А когда-нибудь все успокоятся. Я серьезно, только так мы все и успокоимся, — он двинулся на выход. — А сейчас я лучше пойду попреследую кого-нибудь еще. Доиграете «Тысячу» без меня.
Сказал совершенно спокойно, ни одной ненужной эмоции. Прекрасный в своей монолитности Макс. И теперь для всех все было понятно. Да вот только он обесценил ту радость, которой мы с Беловым добились за последние два дня. Эта игра была забавной, только пока была игрой. А Макс только что сделал ее чем-то очень значимым. Как точка, за которой мы будем жить дальше по-новому.
После хлопнувшей двери я просто не знала, что сказать. Но эту задачу взяла на себя Мира. Она подошла ко мне и обняла, прошептав:
— Он быстро придет в норму. Дальше тебе придется сопротивляться только самой себе, без его участия, — она обозначила этим, что прекрасно понимала, что между нами происходит. — И я тоже говорила совершенно серьезно. Если у вас получится, я постараюсь этому радоваться. И даже если не смогу, вы об этом не узнаете. Вы с Костей — это наш новый этап социализации. Если мы упустим настолько важных для себя людей или начнем вас ломать под себя, значит, нам уже и не суждено стать людьми.
Она повернулась и к Косте:
— Ты можешь вернуться сюда. Сегодня или когда захочешь.
Вид у него, как и у меня, наверное, был подавленным. Он покачал головой:
— Нет. Если я буду так часто уходить из дома, то родители помрут от сквозняка.
Вот такой странной ситуацией и обернулся наш план. Вроде бы, все так, как мы и хотели — они приняли наше решение и любой исход, в который могут вылиться наши с Беловым «отношения». Но только мы двое знаем, что того исхода, который они подразумевают, не будет никогда. Нас связала боль, и она всегда будет стоять между нами. Я не посмотрю на него, как на мужчину, он всегда будет для меня бывшим парнем Миры, а он не посмотрит на меня, как на женщину. Эта игра перестала иметь значение, и мы это поймем очень скоро. Пауки снова победили мух, хотя даже не собирались этого делать.
Сопли, сопли, больше соплей!!! Меня рвет радугой от этой ванили, но и остановиться не могу)
Глава 20. Связи и привязанности
Белов настоял на том, что мы должны продолжать. В конце концов, все причины, по которым мы ввязались в эту авантюру, существовали и сейчас. И глупо отрицать, что нам обоим становилось легче. Как бы бессмысленно эта игра ни выглядела, я тоже признала, что лучше играть в нее, чем прямо сейчас остаться наедине с собой.
Настроение было придавленным какое-то время, думаю, не только у меня. Сегодня и Танаевы были чуть более молчаливыми, чем обычно. Зато Белов отрывался. Сегодня он выбрал предметом своего стеба Макса, донимая его всю перемену, хотя тот даже не поворачивался в нашу сторону:
— Эй, Седьмой, а чего это у нас спинка сегодня такая грустная? Расскажи, ты где вчера был? Скольких женщин, стариков и детей ты успел осчастливить за истекшие сутки?
Макс терпеливо молчал.
— Максимиллиан! А ты что подаришь своей девушке на восьмое марта? «Какой из?» — переспросишь ты. А я отвечу: «Бляяя, из тебя советчик, как из Васильева — донор мозга!».
Макс не сдавался. Делал вид, что ничего не слышит. Мира с улыбкой смотрела на разыгравшегося Костю.
— А я вот реально теряюсь, что моей милахе дарить! Ну же, маньяк-рецидивист, кто, если не ты, мне подскажет, как завоевать сердце дамы?
Оказывается, терпение Макса не безгранично:
— Господи, кто-нибудь, заткните его, — и упал лбом на сложенные руки.
— Он щас сматерился? Сматерился же, да?
Мира решила вступиться за брата:
— Макс не матерится. В принципе.
Белов призадумался:
— Не пьет, не курит, не матерится… Где-то должен быть подвох, как ты думаешь, Даша? Ведь не может человек быть настолько идеальным? Я лично отказываюсь жить в мире, где такие ангелы водятся! Не-ет, надо просто найти, что с ним не так! Может, он импотент, например?
Тут расхохоталась даже Мира.
Макс поднял голову, все синхронно притихли, предполагая, что Белов доживает последние секунды своей жизни. Странно, но это даже до самого шутника дошло.
— Да-а-ашка, — протянул он. — Защищай меня, а то рискуешь овдоветь.
И он притянул мое трясущееся от смеха тельце к себе, будто прикрываясь им. Но Макс, даже не повернувшись к нам, снова плюхнулся лбом на парту. Тогда Белов перехватил мою руку в запястье и начал ею тыкать в спину Танаева.
— Ма-а-акс, ты дома, не? Расскажи доброму доктору, кого ты предпочитаешь — блондинок или брюнеток? И как относишься к групповому сексу? А к некрофилии? Ну, в самом крайнем случае — если тебе вдруг девушка откажет? Дяде доктору это нужно знать, чтобы выписать правильную таблеточку…
Следующее произошло в долю секунды. Макс как-то мгновенно изменил положение тела, перехватил со стороны Миры стирательную резинку и, не оборачиваясь, через плечо кинул назад. Резинка попала ровнехонько в центр лба Белова, причем с такой силой, что отлетела потом чуть ли не через пол класса, а голова Кости резко дернулась назад от довольно жесткого удара. И поскольку как раз до этого он прикрывался мною и именно моей рукой донимал Макса, то резинка эта — которой, не сомневаюсь, он и убить нас обоих мог, и еще и стену насквозь пробить — пролетела в паре сантиметров от моего лица. Я вскрикнула от неожиданности. Макс тут же обернулся, а через секунду снова смотрел вперед.
— Ёхарный бабай, — едва отойдя от шока, Белов потер лоб. — Шишка же будет.
Сказал он как-то беззлобно, наверное, признавая, что сам выпросил. Но этому артисту требуется удар посильнее, чтобы заставить успокоиться:
— Дашуль, — он захныкал. — Подуй, а! Ва-ва!
Я со смехом выпустила сквозь сложенные трубочкой губы холодный воздух в место, на которое он с таким жалостным видом указывал пальцем.
И теперь в улыбке Миры, которая продолжала сидеть вполоборота к нам, проскользнуло какая-то… не знаю, может, нежность? Или понимание. Или демонстрация отсутствия ревности. Я не знаю точно, но от Белова тут же отодвинулась.
Он недовольно поморщился. На лбу его оставался красный, довольно заметный отпечаток, который впоследствии превратится в синяк. Он взял мой пластмассовый пенал и приложил его к больному месту, выдавая свою полную осведомленность во всех тонкостях народной медицины. А сам переключился на другую тему:
— В пятницу идем в ночной клуб! А то че мы как лохи?
— Да-да-да! — Мира даже вскрикнула от радости. Она уже давно звала всю компанию, вероятно, немного пресытившись нашими простецкими посиделками.
Мнение Макса никого особо не интересовало, потому что все и без озвучки знали, что единственному из нас настоящему владельцу целых нескольких ночных клубов в Москве «пофиг». А меня-то родители не отпустят, о чем я и сообщила с какой-то обидой.