Предприниматель хорошо чувствовал шаткость своего положения. Поэтому в частное предпринимательство кинулись прежде всего различного рода авантюристы и спекулянты, стремившиеся как можно быстрее урвать кусок, истратить деньги, пожить в свое удовольствие. Разумеется, что ни о каком долгосрочном вложении капиталов, расширении сферы деятельности и выпуске товаров в подобной ситуации не могло быть и речи. Поэтому доля частника в общем объеме промышленной продукции были незначительной. Частные капиталы вкладывались прежде всего в торговлю. И если оптовая торговля находилась в основном под контролем государства, то в розничной торговле безраздельно господствовал частник.
Серьезные изменения коснулись и традиционных слоев населения. В период Гражданской войны была полностью уничтожена и без того немногочисленная исконно русская буржуазия. В то же время, начиная с Первой мировой войны, шел активный процесс маргинализации населения. Это полностью относилось и к рабочему классу: после Гражданской войны и последовавшей за нею разрухой получился «пролетариат, ослабленный и до известной степени деклассированный разрушением его жизненной основы – крупной машинной промышленности», – констатировал В. И. Ленин. Согласно официальной статистике в 1920 г. в России насчитывалось 1,7 млн промышленных рабочих, причем кадровые рабочие составляли не более 40 %, т. е. около 700 тыс. человек. Но уже к 1928 г. общая масса рабочих возросла в 5 раз. Основу рабочего пополнения составляла пауперизированная молодежь из села. Оседая в городе, она изменила свой социальный статус, что сопровождалось сложной гаммой настроений. С одной стороны, это было ожидание хороших перемен, что в сочетании с крестьянской психологией превращало ее в послушную и доверчивую по отношению к государству массу населения. С другой стороны, попранные нэпом уравнительные настроения делали ее яростной противницей тех, кто сумел ассимилироваться в изменившейся ситуации, обеспечить себе хороший материальный достаток. Этот акцент значительно усиливался за счет той части сельских мигрантов, которые вынуждены были покинуть деревню, но не нашли работы в городе и пополнили растущие ряды безработных.Еще одним перекосом нэпа был непомерно раздутый чиновничье-бюрократический аппарат. Этому способствовало не только постоянное вмешательство государства в сферу производства и распределения, но и низкий профессионализм кадров, который вынуждал держать на одном участке работы сразу несколько человек. В 1917 г. в совучреждениях насчитывалось около миллиона чиновников, в 1921-м – уже 2,5 млн Большинство служащих работа в советских учреждениях привлекала системой известных привилегий и прежде всего размерами продовольственного пайка. Невероятные темпы роста экономики в период нэпа во многом диктовались «восстановительным эффектом»: в промышленности – введением в эксплуатацию уже имевшегося оборудования, которое не использовалось, поскольку население было занято войнами и революциями, в сельском хозяйстве – восстановлением заброшенных пахотных земель. В конце 20-х гг. эти резервы закончились, и стране понадобились огромные капиталовложения для реконструкции старых заводов и создания новых отраслей промышленности. Большевики попытались было привлечь иностранные инвестиции, но это им не удалось: сам факт их нахождения у власти делал этот путь бесперспективным для инвесторов. Иностранные предприниматели не собирались рисковать своими капиталами в условиях полной непредсказуемости большевистского режима. К тому же они слишком хорошо помнили опыт безвозмездной национализации иностранной собственности, произведенной большевиками сразу же после Октябрьской революции. Тем более в 1929 г. на Западе разразился крупномасштабный экономический кризис. Размеры внутренних резервов оптимизма не внушали. Частному капиталу путь в крупную и в значительной мере среднюю промышленность был заказан; в стране существовала драконовская система налогообложения; отсутствие юридических гарантий вынуждало население скрывать свои доходы, держать их не в сберегательных кассах и ценных государственных бумагах, а в кубышках, пускать на спекуляцию. Таким образом, частный капитал не имел возможности скорейшей модернизации отсталой российской экономики. Государственный же сектор, обладая приоритетами, был малорентабельным. В 1928 г. прибыльность промышленного производства была меньше довоенного уровня на 20 %, железнодорожного транспорта – в 4 раза. Можно было исключить и сельское хозяйство, некогда являвшееся поставщиком экспортной продукции. Одной из примет нэпа было дробление крестьянских хозяйств, осереднячивание деревни, а это приводило к снижению производства товарной продукции, так как середняк производил продукты в первую очередь для собственного потребления и удовлетворения личных потребностей и почти не был связан с рынком. До революции львиную долю хлеба поставляли помещичьи хозяйства, о которых теперь никто и не вспоминал. К тому же новая власть отнюдь не радовалась росту индивидуального крупного хозяйства в деревне. Низкая товарность неизбежно вела к уменьшению объема экспорта сельскохозяйственной продукции, а, следовательно, импорта, столь необходимого для модернизации страны оборудования, не говоря уже об импорте товаров широкого потребления. В 1928 г. импорт оборудования снизился по сравнению с дореволюционным уровнем почти вдвое.
Сельскохозяйственные неурядицы наслаивались на проблемы растущего товарного голода. У крестьян исчезал стимул к расширению товарного производства: зачем вкалывать, если на вырученные деньги ничего нельзя купить? Уяснив, что необходимые для модернизации средства отсутствуют, большевистская власть уже с середины 20-х гг. попыталась решить эту проблему путем все большего сосредоточения в руках государства финансовых и материальных ресурсов и ужесточения распределительной политики. Неожиданно конкретные формы и методы корректировки экономического курса определились в ходе сложной политико-идеологической борьбы среди партийных лидеров.
Главным предметом обсуждения был вопрос: какие экономические рычаги может использовать государство для получения средств, необходимых для развития промышленности, в то время, когда сельское хозяйство почти целиком находится в руках собственников и нет никакой надежды на получение иностранных кредитов? Постепенно выработались две противоположные точки зрения. Первая из них была четко сформулирована крупным финансистом руководителем страны Е. А. Преображенским. Он утверждал, что социалистическая революция произошла в стране, в которой отсутствовала необходимая промышленная база для претворения в жизнь социальных программ коммунизма. Капиталистическая промышленность, напомнил он, создавалась за счет средств, полученных от эксплуатации колоний. Стало быть, социалистическую промышленность в Советской России можно создать лишь за счет эксплуатации «внутренней колонии» – крестьянства. Автором второй точки зрения был главный редактор «Правды» Н. И. Бухарин. Он настаивал, что война с крестьянством будет иметь для Советского государства самые пагубные последствия, как экономические, так и политические. Поэтому развитие индустрии страны возможно лишь на основе тесного союза с крестьянством, которому необходимо обеспечить условия повышения производительности труда, организации кооперативов, поддержания формы рыночного обмена. В 1925 г. прозвучало знаменитое бухаринское обращение к крестьянам: «Обогащайтесь, развивайте свое хозяйство и не беспокойтесь, что вас прижмут». Эти две противоречащие программы отражали такую же противоречивую ситуацию, которая сложилась в стране. С одной стороны, росло недовольство рабочих новым социальным неравенством, порожденным нэпом. С другой – необходимо было учесть интересы крестьян, из-за позиции которого в конечном итоге и была затеяна новая экономическая политика.
Переход к новой экономической политике был встречен в российском обществе далеко не однозначно. Часть интеллигенции, так и не вставшей на позиции большевиков, увидела в нэпе признание ими того факта, что Россия совсем не готова к стремительному прыжку в коммунизм. Она считала нэп возвращением к исходной точке эволюционного развития российского общества и полагала, что логическим следствием экономической либерализации должна стать либерализация политическая, т. е. установление в стране демократической формы правления. Непростым было отношение к нэпу среди сторонников большевиков. Многие из них, особенно воспитанными на аскетических лозунгах времен Гражданской войны и «военного коммунизма», новая экономическая политика была воспринята как измена идеалам революции. В стране снова появились буржуи, так зачем и за что проливали свою кровь они и их товарищи? Пессимизм и разочарование поселились в партийных рядах. Во всех парторганизациях были отмечены случаи выхода из рядов партии из-за несогласия с политикой нэпа.
Определенную эволюцию можно было проследить во взглядах большевистского руководства. Поначалу Ленин и его сторонники расценивали нэп как временный тактический ход, как вынужденное отступление, вызванное неблагоприятным соотношением сил, как необходимую передышку перед решительным штурмом сияющих высот коммунизма. Но уже осенью 1921 г. Ленин оценивает нэп как один из возможных путей перехода к социализму. Он провозглашает, что нэп – это всерьез и надолго. Сутью этого непростого и долгого перехода должно стать мирное экономическое соревнование между различными укладами в экономике, в результате которого социалистический уклад постепенно вытеснит частнокапиталистичекие формы хозяйства. Лучшим залогом этой победы, полагал вождь, станут два решающих фактора: политическая власть пролетариата, а вернее, его партии, вооруженной марксистской теорией, и сосредоточение в руках пролетарского государства «командных высот» в экономике, т. е. наиболее важных сфер промышленного производства, внешней торговли и финансов.
Поэтому нэп не только предполагал комплекс определенных экономических мероприятий, которые должны стабилизировать внутреннее положение в стране; он затронул и политическую сферу. И если либеральная логика непременно выводила формулу – экономическая либерализация равна или во всяком случае стремится к политической либерализации, то логика радикального большевизма представляла этот процесс по-другому – экономический плюрализм должен компенсироваться ужесточением политического и экономического режима, иначе нэп приведет не к социализму, а повернет страну на старые рельсы.