И тут в связи с Ортегой-и-Гассетом используется термин (который обычно применяется и к ницшевской теории познания) «перспективизм». «Нельзя смотреть на мир анонимным зрачком», как говорит Ортега-и-Гассет в духе и в развитие Ницше. Познание не есть нечто объективистское, когда неизвестно кто неизвестно что объективно, бесстрастно и безразлично постигает. Я постигаю мир, и, постигая его, я уже как-то определенным образом его – мой мир! – формирую. То есть опять: познание понимается как бытийный акт.
Приведу две цитаты, благодаря которым будет вам более понятно, что такое перспективизм. «Единой и неизменной действительности, по которой можно сверять произведения искусства, не существует; действительностей столько же, сколько точек зрения. Точка зрения определяет ракурс». «Строго говоря, мы обладаем не самой реальностью, а лишь идеями, которые нам удалось сформировать относительно нее. Наши идеи – как бы смотровая площадка, с которой мы обозреваем весь мир». Познание всегда личностно, всегда активно, ситуативно и носит некий творческий характер. У каждого из нас немного свой мир. «Бог смотрит на нас глазами других людей», – не раз настойчиво повторял испанский философ.
В завершение, еще раз повторю, в чем состоит сущность рациовитализма. Если, с точки зрения Хосе Ортеги-и-Гассета, в современной культуре (и знамя ее и фундамент – Декарт) человек изъят из мира и фрагментирован, мир безразличен к человеку, человек абстрактен, человек сведен к чисто гносеологическому анонимному субъекту, то надо сделать все, обратное этому. Надо так изменить философию и культуру, чтобы в ней человек стал частью мира, познание – неким бытийным актом, человек – личностным, причем он познавал бы не только одним холодным рассудком, и всегда было бы важно, кто именно познает. Вот все это: собирание целостности человека и мира, преодоление духовно-телесной и субъект-объектной оппозиций, а также перспективистская теория познания в духе Ницше – вот это и есть рациовитализм Ортеги-и-Гассета.
Очень коротко коснусь еще двух мыслей Ортеги-и-Гассета. Повторяю, у него их очень много. Его многое интересовало, и он о многом высказывал свежие, яркие суждения. У него своя историософия, у него своя история науки. У него своя культурология, своя эстетика. Все это очень обширно, подробно разработано. Но я коснусь двух очень важных моментов.
А что такое человек, по Ортеге-и-Гассету? Тут вы можете законно сказать, что это обычные экзистенциальные положения. Вы можете вполне справедливо, как и в случае с Унамуно, спросить: ну что же здесь нового, он высказывает общие экзистенциальные тезисы? Но тогда, в самом начале ХХ века, до Хайдеггера, до Камю с Сартром, до Ясперса, он говорит немало нового и парадоксального (я стараюсь показать вам своеобразие каждого философа, но и нечто общее в то же время). Мы находим у самых разных экзистенциалистов эти мысли о человеке. Общие, экзистенциальные идеи; просто Ортега-и-Гассет выражает их своими мыслями, своими афоризмами, в своей манере. И, напомню, это только начало становления экзистенциализма. Учитывайте это!
Первый, важнейший тезис – «у человека нет природы, но есть история». Ну, это общая экзистенциалистская позиция. Напоминаю, Ницше говорил, что человек – еще не ставшее, не определившееся животное. У человека нет природы, но есть свобода. И, как пишет Ортега-и-Гассет: «Жить – это упражняться в свободе».
Человек – это проект человека. Человек создает себя. Или – не создает. Проект самого себя может быть провален или осуществлен. Правда, тут есть одна специфическая особенность философии Ортеги-и-Гассета. Он подчеркивает, что нет природы, но есть история. Пространство действия человека – это история. Именно там человек, люди – творят, создают себе себя. Поэтому он очень большое внимание уделяет истории. Ортега-и-Гассет считает, подобно всем другим экзистенциалистам, что человек проживает свою личную жизнь как индивидуальность, но там, где речь заходит о социальности, там всегда возникает опасность отчужденности. (Вспомните Кьеркегора; подобное мы увидим и у Сартра) Социальное всегда связано с опасностью отчуждения. Так вот, жить, значит упражняться в свободе. У человека нет природы, но есть свобода.
Я приведу еще одну великолепную по выразительности и красоте цитату Ортеги-и-Гассета. Конечно, это вы уже слышали, но тем не менее. Послушайте: «В отличие от всего в мире, человек никогда не является человеком безусловно. Напротив, быть человеком как раз и означает быть всегда на грани того, чтобы не быть им, быть животрепещущей проблемой и драмой, опасностью и риском. В то время как тигр никогда не может перестать быть тигром, детигрироваться, человек живет в постоянном риске обесчеловечивания». Ну, как вам слово «детигрирование» – как новая философская категория?
Чтобы быть человеком, надо всегда что-то делать; он всегда на грани обесчеловечивания. Нет природы, но есть свобода. Идея активного творческого усилия. Это в развитие общей экзистенциальной мысли. Поле человеческой деятельности – история. Поэтому Ортега-и-Гассет размышляет очень много об истории, о кризисе современном, об истоках этого кризиса, откуда взялась культура Нового времени и как она распадается. Какие вызовы и опасности нам угрожают и как с ними бороться.
И еще одна группа мыслей, которых я хочу коснуться в двух словах. Это размышления Хосе Ортеги-и-Гассета о культуре. У него об этом много разных книг, идей, наблюдений и теорий. Одна из самых главных работ великого мыслителя называется «Идеи и верования». Он говорит, что есть два типа идей: идеи-изобретения и идеи-верования. Идеи-изобретения – это наши инструменты, уровень «как», то, чем мы пользуемся; а идеи-верования – мы сами, то, чем мы живем, то, что мы не рефлексируем, уровень «зачем», это потаенные основания каждой культуры. Он говорит, что для древних людей земля была Деметрой. И это было правильно! Современный человек мыслит бездну, Коперник… Галилей. Гелиоцентризм. Земля, планета, она мыслится чем-то другим. Она вращается вокруг Солнца. И это тоже правильно! И вот есть идеи-изобретения и есть идеи-верования. Но бывают моменты, когда идеи-верования рушатся, тогда наступает ужасный кризис культуры, как сейчас. Эта кризисная эпоха очень опасная, и современный кризис не имеет прецедентов, говорит Ортега-и-Гассет, ничего подобного не было. Даже когда пал Рим. Сейчас самая глубокая катастрофа. Он – не как Шпенглер с его «все пропало», но он все же полон беспокойства. Он считает, что перед человечеством стоит вызов, нужны новая культура, новое мышление и новая философия. Нужно какое-то радикальное обновление. В том числе в социальной сфере (о чем мы дальше еще поговорим).
Ортега-и-Гассет ставит диагноз кризиса культуры, конца картезианской, галилеевской культуры. Он выдвигает программу преодоления субъект-обектной оппозиции, возвращения человека миру и мира человеку, проповедует рациовитализм и перспективизм, выдвигает некоторые общие экзистенциальные идеи о человеке как свободе и проекте, размышляет об основаниях и эволюции истории и культуры…
Два слова я скажу о его второй главной работе: «Дегуманизация искусства», потом чуть подробнее – о «Восстании масс». В 1925 году издана книга «Дегуманизация искусства». Это отдельная интересная работа. Тема искусства и эстетики всегда была для него крайне важна – и как для экзистенциалиста (исследующего симптоматику эпохи), и как для «философа жизни», и как для крупнейшего эстетика, вышедшего из недр романтической культуры. И он пытается понять, как и многие, искусство, которое, по его верному наблюдению, радикально меняется. Еще за несколько лет до этого Бердяев пишет работу с характерным названием «Кризис искусства». Для всех тогда было очевидно, что искусство, как и вся культура, в глубоком кризисе. Но что именно происходит? Теперь это – искусство для художников, а не для зрителей. Взяты несколько представителей новейших тенденций: живописи – Пикассо, музыки – Стравинский, литературы – Джойс и, кажется, Пруст. Фигуры отобраны очень точно и наблюдательно. Ортега разбирает их произведения, что за ними стоит. Это попытка поставить диагноз современному искусству. Диагноз получается не слишком утешительный. Искусство стремительно обесчеловечивается, становится герметичным, замкнутым в себе. Последствия этих процессов особенно явственны сегодня!
Я понимаю, что большинство из вас читали «Восстание масс», но некоторые не читали. Я возьму на себя эту приятную задачу что-то рассказать об этой работе. Напомнить тем, кто читал. Рассказать тем, кто не читал. Я не буду ее всю пересказывать. Как всегда, это, скорее попытка реконструкции и анализа, чем пересказ. Важно заметить: написана она в 1929 году, издана в 1930-м. Смотрите что это за дата! Начало Великой депрессии. Уже восемь лет у власти Муссолини в Италии. Двадцать девятый год – начало полного уничтожения крестьянства в России, так называемого Великого перелома, канун Голодомора (величайшей социальной катастрофы ХХ века, которая будет организована властями и унесет от пяти до семи миллионов жизней). Через три года к власти придет Гитлер в Германии. Жуткое время!
Многие сравнивают «Восстание масс», говоря что эта книга очень важна для общественной мысли ХХ века и является ключом к нему… Многие сравнивают, говоря: как в XVIII веке «Общественный договор» Руссо, а в XIX веке «Капитал» Маркса, то же самое и «Восстание масс» для века XX. Ну, может, это и преувеличение, но это – общий штамп. Я думаю что это, несомненно, одна из главных книг ХХ века. В чем ее значение? Ведь и до, и после писалось немало на тему массовой культуры, о становлении массового общества. Вспомните. Романтики с их темой: гений и толпа филистеров. Михайловский о героях и толпе. Герцен, Леонтьев о мещанстве, Джон Стюарт Милль и его трактат «О свободе», Лебон, Тард – их работы о психологии толпы… То есть было кое-что и до, но и параллельно и одновременно с Орте-гой на эту тему Ясперс, например, в 1932 году пишет книгу «Духовная ситуация нашего времени», где тоже разбирает понятие масс. До Ортеги о толпе, массовизации и массовой культуре писали, но именно он первый дал целостную картинку. Как Камю (мы будем об этом говорить) первым описал вселенную абсурда, собрал вместе отдельные фрагменты, так и Ортега дал целостный образ массы, массового общества.