Человек-масса бросается в объятия тоталитарного государства, а творческое меньшинство во главе общества сражается с этим Левиафаном. В этой работе можно уловить социальные наблюдения и моменты, но в целом «Восстание масс» – это, конечно, не социальная критика и не политический трактат, это – антропологическая экзистенциальная концепция. Еще и еще раз повторю и настаиваю: хотя можно при желании уловить в этой книге какие-то элитарные, аристократические моменты (как и в мыслях Ницше, столь любимого испанским философом), в целом это, конечно, не социологическое и не политическое сочинение. Это экзистенциальная концепция, причем Оргега-и-Гассет противопоставляет здесь два типа личности и отношения к жизни: подлинный и неподлинный, творческий и инертный. И он пророчески предвидит, что человек-масса – это главная опасность, угрожающая современной культуре, европейской историей порожденная и угрожающая ее основаниям. Человек-масса страшен именно своей воинствующей обезличенностью, агрессивным конформизмом, стадным патернализмом, нетерпимостью к любой свободе, аппеляцией к растущему тотальному государству.
Высшая ценность европейской культуры – личность, а человек-масса пилит сук, на котором сидит: это гибель личности, деперсонализация. Такой человек – это миф (в самом высоком смысле этого слова, как сущностная ткань реальности), а не социальная категория. Такой тип отношения к жизни, переживания жизни встречается в любом социальном слое. Человека-массу характеризует стремление к тому, чтобы быть таким же, как все: ликующая стандартизированность, обезличивание в агрессивной форме, нетерпимое отношение к иному. Это воплощенный в миллионах взбесившийся стадный инстинкт. Ну, не буду все пересказывать, тем более что большинство из вас читали эту интересную и важную, хотя и не бесспорную книгу.
Еще раз осмыслим сказанное и проговорим ключевое. Ортега противопоставляет человеку-массе творческое меньшинство. Это тоже экзистенциальный тип, а не социальная группа. Это люди, которым больше всех надо, которые чем-то выделяются, тогда как человек-масса, напротив, ничем не выделяется и горд этим. Главная черта людей, которые генерируют идеи, – чувство ответственности. А человек-масса инфантилен. Безответствен. Варвар – наследник великой европейской культуры. Ужас в том, что «лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой» (Гёте), а человек-масса воспринимает культуру как природу. Я пожираю симфонии, поэмы как гамбургеры, не понимаю, что это что-то такое, за что надо биться, что надо создавать. Мне начинает казаться, что это было и будет всегда. А, на самом деле все это легко потерять. Ортега-и-Гассет считает, что идеалом такого человека-массы является тот, что является специалистом своего узкого дела, он знает свой участок, но не видит целого, не понимает общего смысла происходящего, не задумывается о себе и о бытии, о жизни и смерти. И с этим узким видением он агрессивно, с апломбом рассуждает обо всем и душит любую оппозицию.
Испанский мыслитель ставит вопрос: как противостоять человеку-массе? Как это часто бывает, положительный ответ намного слабее, чем грустный диагноз. Герцен говорил: «Мы не врачи, мы – боль». Мыслители часто намного лучше ставят смертельный диагноз, чем дают рецепт лечения. Также и у Ортеги-и-Гассета. У Ор-теги, честно говоря, слабенький ответ на свой же диагноз… Диагноз он поставил могучий и глубокий, он дал интегральное понятие массового общества, массовой культуры, человека-массы как экзистенциального типа, угрозы деперсоналиазации, дегуманизации, утраты свободы, утраты культуры, растущей удушающей этатизации всей жизни. А как с этим бороться?
Ортега разбирает последовательно и внимательно, может ли прийти ответ на этот Вызов человека-массы из «Нью-Йорка» или из «Москвы», и дает логичный ответ: конечно нет. Ни американизм (в силу молодости и варварства этой культуры), ни тем более русский большевизм (воплощающий самые отвратительные черты бесчеловечного тоталитаризма и угрожающий человеческой культуре и свободе) не могут стать желанной альтернативой. Но как тогда противостоять человеку-массе? Что ему противопоставить? Как его остановить?
Напомню вам: в первой половине жизни Ортега преимущественно размышлял об Испании, о ее судьбе и говорил, что ответ на это – интеграция Испанию в Европу. Во второй половине жизни он уже размышляет о судьбах самой Европы и выдвигает такую идею Соединенных Штатов Европы. Эту идею нужно понять не вульгарно. Этот лозунг отнюдь не означает, что эта идея – геополитическая, экономическая, политологическая или даже что Хосе Ортега-и-Гассет, как иногда сейчас вульгарно представляют, был великим предшественником появления современного ЕС, евро и чего-то такого. Конечно, он говорит про другое! Он не говорит просто: вот, давайте просто отменим все государства и создадим одно большое европейское. Повторяю, он говорит здесь не как политик и не как экономист, хотя здесь можно провести всякие параллели с ЕС. Он говорит прежде всего о сфере духовной, как и положено философу. Надо противопоставить жуткому накатывающемуся валу новых варваров европейские ценности. Европейцам надо вспомнить свое славное тысячелетнее европейское прошлое. Им надо вылезти из узких, тесных и архаичных камер своих национальных государств! Европа – как духовное понятие. Это духовные базовые ценности, гуманистические, либеральные, индивидуалистические, которые могут противостоять этому варварству.
Повторяю, на мой взгляд, все это не очень убедительно. Это действительно, как, например, у Франкфуртской школы: критика потрясающая, а положительная программа очень хромает. Но, повторяю, нужно требовать от мыслителя то, что у него есть, а не то, чего у него нет. И сама постановка этой темы уже важна. Тем не менее вот такая идея Соединенных Штатов Европы – как противоядие и как антитеза катастрофе.
В целом же Ортега-и-Гассет не полон пессимизма, но он полон тревоги. И он пишет: «Восстание масс может стать новым переходом к новой организации человечества, но также может быть катастрофой в его судьбе». Катастрофа не предопределена, но она вполне возможна. Как и положено экзистенциалисту, романтику, у него в центре – категория возможности, а не необходимости.
Может быть так, а может быть так. Может быть, мы победим восстание масс, остановим и преодолеем и его и рост раковой опухоли централизованного государственного бюрократизма, технократизма, а может, оно нас изничтожит всех. Может быть, прорвемся, а, может быть, провалимся и погибнем! Или – или, как говаривал Кьеркегор! То есть Ортега выдвигает эту идею Соединенных Штатов Европы, идеал, некоторые европейские ценности как альтернативу омассовлению, одичанию, деперсонализации.
Заранее предвижу ваш скептический вопрос: а что тут нового? Ну, в чем-то ничего нового: общая экзистенциальная идея о свободе как сути человека. Но, на мой взгяд, помимо того, что Ортега-и-Гассет зафиксировал кризис искусства, кризис культуры, кризис всего Нового времени, кризис картезианской парадигмы и попытался дать ей ответ в виде своего рациовитализма, он предложил некоторый интегральный взгляд на культуру Нового времени в разных ее сферах: эстетической, научной, философской, исторической – и предпринял попытку осмыслить и преодолеть ее в деталях и в целом. И, конечно, размышление о массовом обществе, о массовом человеке! Не он первый, не он последний, но он наиболее ярко и целостно сделал это. Мне кажется, это существенный вклад в развитие философии вообще и экзистенциальной мысли в частности. Вот поэтому он заслуживает нашего разговора сегодня. Вот это, наверное, главное, что я хотел рассказать об Ортеге-и-Гассете, о «них обоих».
Задавайте вопросы. Тем более что большинство из вас читали у Ортеги-и-Гассета как минимум «Восстание масс» и, несомненно, захотят сказать о нем свое веское слово.
– Вы сказали в начале про перспективизм, что, по словам Ортеги-и-Гассета, «нельзя смотреть на мир анонимным зрачком». Я хотела бы уточнить: нельзя в смысле не нужно или невозможно?
– Скорее первое. Именно поэтому он и говорит, и настаивает, что нужно заменить чистый разум жизненным разумом. Чистый разум есть, господствует сегодня в познании, но, с точки зрения Ортеги, он со своей анонимностью нас завел в тупик.
– Мне интересно, как вы бы могли проанализировать степень его элитаристских взглядов?
– Я попытался об этом уже сказать. Повторюсь, что тут как с Ницше. Мне кажется, что можно истолковать его теорию о Сверхчеловеке и иерархичности по-разному. В принципе, там есть зародыши элитарного подхода. При очень большом желании и усилии там можно построить какую-то элитаристскую концепцию. Но можно и не строить! Для самого Ницше это не главное. То же и с Ортегой-и-Гассетом. Он очень противоречивый мыслитель. С одной стороны, он – романтик, с острым чувством «высокого и низкого» в культуре и человеке (что потенциально может грозить иерархическим миропониманием). С другой стороны, он – либерал, он против любых сословных или расовых концепций с жесткой фиксированной стратификацией. (В духе трех фиксированных «сословий» в платоновском полисе.) То есть я все-таки думаю, что тут важно избежать двух крайностей: это его окарикатуривание или его полное «отмазывание» от элитаризма. То есть карикатурный взгляд: что, вот, я говорю, человек-масса – это простой народ, и он должен пахать, а элита наверху. Такое понимание мыслей великого испанца, конечно, неадекватная чепуха. Потому что он на протяжении всей своей работы подчеркивает, что человек-масса может быть как наверху, так и внизу. И это характеристика психологическая, а не социальная. Повторяю, что он на этом не строит какую-то социальную концепцию, аристократическую утопию.
На мой взгляд, тут полезно немножко расширить перспективу понимания Ортеги-и-Гассета. Уместно напомнить такой треугольник: Бергсон, Тойнби, Ортега-и-Гассет. Три великих мыслителя, тесно связанных между собой. Друг через друга их проще понять. У Бергсона вот эта идея, сильно повлиявшая на Ортегу-и-Гассета: творческий порыв, творческое начало жизни и культуры; отсюда идея творчества, творческого меньшинства у Ортеги. И писавший примерно в одни годы (чуть позже) Тойнби – о том, что есть Вызов и Ответ. Он, кстати, тоже сочетал в своих воззрениях смесь либерализма и элитаризма. И что мы читаем у Тойнби, который, как и Ортега, находился под влиянием «жизненного порыва» Бергсона? В истории весь народ никогда не участвует. Осмысление Вызова и выбор Ответа – это всегда удел небольшого количества людей, которые поняли, в чем проблема, в чем опасность и как ее преодолеть. А потом еще вспомните старую идею греческого мимесиса. Они (эти немногие) за собой увлекли остальных людей и повели. И тут нет ни жесткого иерархического взгляда на мир, ни полного и последовательного либерально-демократического эгалитаризма. Вот, мне кажется, у Ортеги-и-Гассета что-то, напоминающее Тойнби в этом смысле.