Вера – это абсурд, парадокс, попытка подпрыгнуть над миром из мира падшего, в мир, из которого когда-то были изгнаны Адам и Ева. Шестов называет веру «новым измерением мышления», позволяющим нам осуществить акт трансцендирования, возвращения из падшего и проклятого мира в рай, на родину. Говорить о Шестове – дело почти безнадежное. Как всегда моя цель – дать вам какое-то ощущение от философа, сказать «о чем» он вообще (не «что» он, а – о «чем»!), побудить читать его (ибо все мои лекции – лишь жалкая копия оригинала, с которым и необходимо знакомиться всем гуманитариям). Разумеется, никакие лекции не могут заменить вашего самостоятельного знакомства с философскими первоисточниками во всей их глубине и бездонности – они могут лишь указывать на них и отсылать к ним.
Шестов в мире, который рушится, в котором падает всякая определенность, пытается научить человека жить в ситуации беспочвенности, в которой господствует свирепая и безжалостная необходимость, слепой разум, слепая наука. Есть физики-экспериментаторы, а Шестов – философ-экспериментатор. Он очень однобок, очень тенденциозен, очень провокативен, очень пристрастен – и этим прекрасен и ни на кого не похож. Он не выстраивает свои взгляды в систему. Его философия абсолютно личностна. Он не ответит, если мы прямо строго спросим его: «Ну и что? Что из этого следует? А как же это возможно? А как же можно жить без разума и законов, как жить в невесомости?» Он лишь пожмет плечами и усмехнется. На его философии (как, например, и на проповедях Христа) не выстроишь ни общество, ни мораль, ни науку, ни культуру. Он апеллирует к жизни, к личности. Он в основном лишь ставит вопросы и высказывает всякие абсурдные и возмутительные для «философии обыденности» тезисы. Но он необычайно обаятелен: он необычайно расшевеливает душу, заставляет увидеть тайну в очевидном, актуализирует каких-то философов, которые нам кажутся уже старыми, забронзовевшими, тысячи лет назад жившими. У него действительно среди них есть личные смертельные враги и личные друзья – и это заразительно. Он очень любит-чувствует Паскаля, Достоевского, Ницше, ненавидит Спинозу или Гегеля. Уж ненавидит так ненавидит. Уж любит так любит. Повторяю, читайте Льва Шестова, что угодно. Все время у него некие бесконечные размышления на темы, которые я обозначил: «Афины – Иерусалим», «философия трагедии», «философия обыденности», жизнь и вера против разума и необходимости.
Вот такой вот странный, совершенно одинокий, глубоко трагический по мысли своей философ. А теперь у нас осталось минут пять на ваши реплики и вопросы.
– Он писал на каком языке? Просто я не представляю, как «Апофеоз беспочвенности» может быть переведен на иностранный.
– Он писал в основном на русском. Как перевести – не знаю[7]. Вообще, множество его работ были переведены на множество иностранных языков. И возможно, какие-то работы выходили сначала даже не на русском. Но главные его труды издавались на русском. Он, конечно, русскоязычный философ, несомненно. Хотя, в силу его значительности, в силу того, что я назвал некоторый круг его друзей, оппонентов, все-таки друг Гуссерля, знакомый Хайдеггера, Бубера, и так далее. В общем, разные философы: откройте Унамуно – там встретите имя Шестова, откройте Камю – встретите имя Шестова. Это один из очень немногих русских философов, который серьезно «засветился» в мировой философии. (В целом русская философия все же, как вы знаете, носит провинциальный, местечковый характер. У нас была великая литература, но совсем не великая, а вполне вторичная и поздняя философия, за исключением, конечно, Толстого, Достоевского, Федорова, Бакунина, Кропоткина и, вот, Шестова с Бердяевым.) И само то, что он ввел на Западе в культурный оборот философию Достоевского и Кьеркегора, уже одно это очень много значит.
– Вопрос чисто из любопытства: а они не могли с Боровым пересечься? Правда, Алексей Боровой на восемь лет младше.
– Разумеется, меня этот вопрос очень занимал, учитывая, что я уже лет двадцать постоянно занимаюсь фигурой Алексея Борового. В своих удивительных неопубликованных мемуарах Алексей Алексеевич Боровой об этом нигде не пишет. О книгах Шестова Боровой пишет очень много. Особенно подробно он разбирает и критикует его труд о Достоевском и Ницше в своей великолепной (и тоже до сих пор не изданной) книге «Достоевский и Ницше». Но лично, похоже, нет не встречались. Никаких свидетельств о личных встречах. Думаю, место, где они могли встретиться, – Вольфила. Потому что Шестов был одним из столпов Вольной философской ассоциации, и Боровой тоже там состоял. Но, удивительно, никаких воспоминаний о личном общении я не встречал. Отклики на его мысли – да.
Кстати, раз уж зашла речь об анархизме. Шестов участвовал, если уж говорить об анархизме, в одном из изданий альманаха «Факелы» Георгия Чулкова, основателя движения мистического анархизма в годы Первой революции. Не то что бы он считал себя анархистом, но в Альманахах этих участвовал, как и Блок, и многие другие крупнейшие литераторы, сочувствовавшие революции и анархизму.
Лекция 8Николай Бердяев
Итак, наш второй сегодняшний герой, как вы уже догадываетесь, Николай Александрович Бердяев. Бердяев – самый известный в мире русский философ, Шестов – второй по известности. И у них много общего.
Сначала о книжках. С Бердяевым и разговором о нем связана такая проблема. Если Шестов очень не систематичен, и не вполне понятно, как о нем рассказывать – я кое-как попытался, но это сложно, – то Бердяев чуточку более систематичен. Но он прожил долго, написал горы, многие десятки книг, все время менялся, все время эволюционировал. Обозреть их трудно, хотя прочитать легко, потому что писал он живо и ярко. И поэтому, конечно, смешно за час времени что-то о нем рассказать, но я постараюсь сосредоточиться на каких-то главных темах. Сейчас все главные труды Бердяева многократно у нас переизданы, он очень часто издается. Лет пятнадцать назад он у нас, как и на Западе, представлял и олицетворял собой всю русскую философию в сознании общества. Сейчас его задвинул по некоторым конъюнктурным причинам Ильин. Можно легко объяснить, почему Ильина сейчас так двигают всюду: по причинам, совершенно не имеющим отношения к философии. Не раннего Ильина – неплохого философа начала ХХ века, который хорошо знал и комментировал Гегеля и гегельянцев (особенно он увлекался Штирнером), а позднего Ильина, такого мягкого полуфашиста, который сейчас очень нынешней власти нравится, и конкретно Владимиру Владимировичу. А Бердяев сейчас немножко померк. Но в общем, еще лет пятнадцать назад, году этак в 1995-м, если бы вы спросили у обычного среднего человека с улицы, кого он знает из русских философов, – спросили бы и в России и на Западе, – он, несомненно, бы назвал прежде всего Бердяева. А сейчас наоборот: мои студенты очень удивляются, когда им говоришь, что Бердяев – самый известный. Они говорят: а мы думали, что у нас один великий философ, и это – Ильин!
Итак. Есть очень хороший сборник, одно из первых изданий Бердяева у нас, вышедшее накануне краха и распада СССР: две ранние книги Бердяева собраны в нем. Две работы с характерными названиями: «Философия свободы» и «Смысл творчества» (М., 1989), в серии приложения к журналу «Вопросы философии», когда начали переиздавать труды русских мыслителей. Эти две книги в одной обложке очень важны и редко переиздаются.
Затем, два очень хороших сборника, где в каждом несколько работ Бердяева, поздних. Бердяев, «Философия свободного духа» (в замечательной серии «Мыслители ХХ века») – в нем поздние его работы (М., 1994).
Он же: «О назначении человека» в серии «Этическая мысль». В нем тоже две-три значительные его работы собраны в одной книге (М., 1993).
Затем, на правах саморекламы, могу порекомендовать книжку, к которой я написал предисловие и был ее составителем: она вышла в серии «Библиотека всемирной литературы» с моей большой вступительной статьей. Здесь две его работы: «Самопознание» – это вообще моя любимая книга Бердяева. И это же самая последняя его книга, «Опыт философской автобиографии», подведение итогов жизни и попытка самопостижения, потрясающая вещь. Итак, «Самопознание» и «Русская идея». «Русская идея» – это удачная попытка осмыслить русскую философию и культуру XIX века не по авторам, а по проблемам. Николай Бердяев: «Самопознание» и «Русская идея» (М., 2009). Затем факсимильно переизданный сборник «Судьба России» – статьи, написанные философом во время Первой мировой (М., 1990). В этом сборнике особенно важна первая статья: «Душа России».
Очень важная работа Бердяева, курс лекций, сделанный им в виде книги, «Смысл истории» (М., 1990).
Очень важный сборник, его сейчас переиздали в серии «Азбука-классика», но у меня самое первое издание, совершенно такое же, но уже редкое и раритетное. Его когда-то издал «Прометей», издательство при нашем вузе, МГПИ, в разгар перестройки. Здесь собраны отрывки из работ Бердяева об эросе, любви, метафизике пола, сексуальности и прочих подобных сюжетах. Бердяев, «Эрос и Личность. Философия пола и любви», у меня издание – Москва, 1989 год.
Бердяев написал несколько биографий русских философов, а именно три большие книги. Одна из лучших, на мой взгляд, о Достоевском, называется «Мировоззрение Достоевского». Одна из лучших, может быть, пяти-шести книг, которые я вообще читал о Достоевском. Ее часто переиздают – и заслуженно! Еще «Константин Леонтьев» и «Алексей Степанович Хомяков» – под одной обложкой (М., 2007). Вот, видите, какие его герои.
Еще есть один сборник работ Бердяева о русской революции. Называется «Духовные основы русской революции» и вторая работа, в этом же сборнике, более известная, «Истоки и смысл русского коммунизма» (М., 2006). Это попытка осмыслить генезис и предтеч большевизма и понять корни той смертельной и непоправимой катастрофы, которая постигла Россию и все человечество в первой четверти ХХ века, Одна из первых книг о феномене тоталитаризма в его наиболее чудовищной форме.