Экзистенциализм. Возраст зрелости — страница 13 из 58

Теперь, что читать о Камю? На самом деле, лучше читать самого Камю! Повторяю: это легко. Ну, пять томов прочитать вдоль и поперек – это не очень сложно, поверьте мне! Ну, или хотя бы главные вещи: два больших трактата, четыре повести, три-четыре пьесы, несколько рассказов и статей. Но и о Камю тоже кое-что есть. Чего-то гениального, к сожалению, нет, но я назову то, что поприличнее. Значит, есть очень специальная литературоведческая книга со сдвигом и явным акцентом в литературоведение, и намного меньше тут философии и биографии. Некий Сергей Фокин, такая вот большая монография, смотрите. Но, повторяю, скорее литературоведческая. Называется так: Сергей Фокин, «Альбер Камю. Роман, философия, жизнь». (СПб., 1999).

Есть еще такая ужасная книжная серия. Ну, знаете, ужасная, может, в кавычках, потому что в чем-то она, несомненно, ужасная и глубоко вредная, а в чем-то даже не совсем ужасная. Знаете, мы живем в клиповую эпоху, когда люди не хотят обо всем читать, но хотят обо всем по чуть-чуть знать. Желательно препарированно, суетливо, торопливо, облегченно и упрощенно: «Ницше за 60 минут в комиксах», «„Война и мир“ на трех страницах» и так далее. И есть такая серия, именно для таких читателей, в которой сейчас изданы книжки о Ницше, о Кафке, о Юнге, о Фрейде, о самых разных героях, – и вот вышла книжка о Камю. Но, знаете, с одной стороны, это – жуткая попса и типичный продукт нашей жалкой фельетонной эпохи в духе «А знаете ли вы, что Камю любил купаться голым и у него было две жены и сто любовниц?». То есть набор таких вот в современном духе сенсационных дешевых сенсаций. Но есть у этой книжонки и достоинства. Во-первых, в ней много всяких биографических фактиков, с другой стороны – множество картинок. Поэтому я эту книгу тоже назову при всем скептическом отношении к подобному жанру. Флоренс Эстраде, «Альбер Камю» (М., 2006). Имейте в виду существование книг такого жанра – попса для обывателя с большим количеством картинок, фактиков и так далее в очень разухабистом стиле подачи. Но, как говорится, все можно использовать, любую макулатуру, если брезгливость вам это позволяет. Я советский человек, я читал в советские годы, бывало, целую книгу, чтобы выудить из нее две цитаты и между строчек еще полмысли среди двухсот страниц какого-то обычного марксистско-ленинистского бреда. Так что такая книжка меня не испугает, не знаю, как вас.

В СССР Камю был почти под запретом в силу того, что он занимал резко антибольшевистскую, «антисоветскую», как у нас говорят, позицию. Его почти не издавали, и вообще он считался каким-то страшным антикоммунистом, врагом и так далее. Но все-таки время от времени совсем чуть-чуть иногда что-то издавали. У меня есть одно старое его советское издание. И вот был такой человек в СССР, его имя стоит назвать здесь. Так вот имя с таким древним славянским (или не славянским, я не знаю) происхождением – Самарий, а фамилия Великовский. Самарий Великовский. Вот этого достойного человека надо упомянуть. Он уже умер. Что это был за дядечка? Он в советские годы писал все предисловия и послесловия к крайне немногочисленным изданиям Камю и Сартра в СССР. Но иногда это были большие статьи страниц на сто, где среди потока положенной ругани на тему «мелкобуржуазности» этих вражеских экзистенциалистов порой все же попадалось что-то интересное. И тут недавно посмертно издали его том, здоровенный, посвященный нашим двум героям: Камю и Сартру. Понятно, повторю, надо делать поправку на это время, но все-таки человек был неплохой и неглупый, статьи небезынтересные. Хотя бы как памятник чудовищной эпохе СССР. Но есть там и мысли, отдельные и робкие. Поэтому, кому любопытно, не то чтобы дико советую, но советую. Значит, Самарий Великовский, такой огромный сборник, называется «Умозрение и словесность. Очерки французской культуры» (М., СПб., 1999). Повторяю, он уже умер. И расцвет его странного подцензурного творчества, предисловного и послесловного, приходится на страшные позднесоветские годы. Большая часть этой книги посвящена статьям о Камю и Сартре, и, повторяю, это его предисловия-послесловия: Камю как драматург, Сартр там как кто-то еще… В общем, повторяю, для советского автора, который действовал во всех этих условиях жуткой цензуры и положенных ритуальных партийных плясок, это еще очень прилично.

Ну и еще разные книги есть вокруг Камю. Ограничусь сейчас еще двумя. Один автор очень интересный; будь у нас курс с вами раза в три больше, я бы о нем с вами говорил, но в нынешних рамках времени я только упоминаю о нем изредка. Это основоположник такого ближайшего родственника экзистенциализма, как «католический персонализм», Эммануэль Мунье. Интересный очень мыслитель, создатель течения католического персонализма и издатель журнала Esprit. Они с Бердяевым дружили, Бердяев вместе с ним журнал издавал. И он выпустил очень интересную книжку под названием «Надежда отчаявшихся» (М., 1995). Это четыре очерка о разных атеистических экзистенциалистах. И тут два огромных очерка (ну как огромных? В рамках этой маленькой книжки) про Камю и Сартра. То есть взгляд на них со стороны католического персоналиста. Взгляд заинтересованный, сочувственный, но, разумеется, критический по отношению к экзистенциалистам атеистическим.

И, наконец, еще одна книжечка, не то чтобы гениальная. Все, конечно, знают такого писателя и публициста Виктора Ерофеева. Не путайте его с Венедиктом Ерофеевым! Значит, в отличие от Венедикта, Виктор пока еще жив. И даже ведет активно всякие передачи на телевидении, типа «Апокрифа». Я с ним лично познакомился год назад; меня приглашали на «Апокриф». Я не очень высокого мнения о нем как о писателе и интеллектуале, но все же он явно не худшее, что есть сейчас и произрастает на нашей культурной ниве. Так вот, он написал книгу, которая в значительной степени посвящена нашим героям. Называется книга: Виктор Ерофеев «Найти в человеке человека. Достоевский и экзистенциализм» (М., 2003). И тут немножко вначале о Достоевском, а потом две большие главы как раз про Камю и Сартра с точки зрения кризиса гуманизма. Не то чтобы она очень хороша, книжка вполне заурядная, но, повторю, гениального или хотя бы чего-то очень хорошего о Камю я особо не читал, поэтому читать лучше его самого. Вот эта книжка, кому интересно, была мной куплена исключительно потому, что стоила 10 рублей (!), на развале, и потому, что мне посоветовал ее купить уже не раз упоминавшийся Андрей Сергеевич. О немногочисленной литературе о Камю все.


Теперь переходим к его биографии. О ней я хочу поведать вам немного поподробнее, но чтобы успеть и все остальное.

Как я уже сказал, жизнь Камю была очень недолгой. И сразу скажу, что хотя в ней было очень много трагического – ну, где же без трагизма в любой человеческой жизни, и уж тем более в жизни философа-экзистенциалиста?! – хотя внешним образом вся жизнь ему посылала постоянно какие-то ужасные удары судьбы, но он был человеком на редкость жизнелюбивым. Я думаю, Эрих Фромм бы обрадовался, если бы увидел Камю, потому что тот являл собой пример «биофильной личности», по Фромму. То есть такой крайний жизнелюб, творец, борец, который все на свете любит: природу, людей, творчество, борьбу и так далее! И это тем удивительнее, что сама-то жизнь его не баловала, мягко говоря.

Годы жизни Альбера Камю: 1913–1960.

Обстоятельства жизни, детства, обстоятельства появления его на свет очень существенны. Альбер Камю родился и провел юность в Алжире, то есть, отметьте себе, не во Франции, а, во-первых, в колонии. Что сразу важно. То есть не в метрополии уже, а во французской колонии.

Во-вторых, в крайне нищей семье. Мало того что в колонии, да еще и семья какая! Мать – испанка, отец – француз, батрак, чернорабочий сельскохозяйственный. И, знаете, семья была не просто бедная, а крайне бедная, нищая, можно сказать! У Альбера Камю, нашего героя, был старший брат Люсьен. Вдобавок ко всему, когда Альберу был всего год, он потерял отца. (Я пока буду максимально воздерживаться от сопоставлений с Сартром, но Сартр тоже потерял отца, когда ему был один год. Если бы я был фрейдистом, я бы из этого факта вывел все остальное об их жизни и философии. Но я не фрейдист, просто обращаю внимание на это поразительное совпадение в их биографиях. Хотя во всем остальном они разные). Кстати, если вы прибавите к тринадцатому году, году его рождения, один год, то вы легко догадаетесь, каким образом Альбер потерял отца, потому что, вы понимаете, началась Первая мировая война. Отца забрали в армию, и он погиб в великой битве на Марне. В самом начале Первой мировой, осенью 1914-го года, когда его младшему сыну был год.

И вот представьте, какая ситуация. Нищая семья. Мать его, Катрин, была не то чтобы совсем глухонемая, но, скажем так, плохо слышащая и мало говорящая, очень сдержанная и молчаливая. У них были какие-то очень близкие отношения, но почти невербальные. А при этом была еще, что называется, жуткая, стервозная бабушка, которая помыкала всей семьей, избивала и обижала его маму и вообще держала всю семью в кулаке. То есть семейная атмосфера была ужасной. Такая ужасная бабушка, грубая, злая, жестокая. Забитая матушка, старший брат и при этом жуткая бедность.

Сам Альбер Камю впоследствии говорил, что два основополагающих, исходных и многое определивших факта его биографии таковы: «Я родился между солнцем и нищетой». Между солнцем и бедностью. Он говорит, с одной стороны, бедность показывала мне, что этот мир устроен как-то совсем неправильно, а с другой стороны, солнце говорило мне, что история – это еще не все. Два таких, как он сам потом пытался себе истолковать, сам интерпретировать себя и свои истоки, два фундаментальных факта: солнце и бедность. Бедность говорит Камю, что мир устроен нехорошо, несправедливо, «неладно что-то в Датском королевстве», а солнце говорит о том, что история – это еще не все, не весь мир! (Сразу я буду делать такие отступления и обобщения по ходу его биографии.)

Тема солнца, солнечного света (как чего-то прекрасного, завораживающего, упоительного, языческого, но при этом безразличного к человеку – помните тютчевскую метафору «безразличной природы»?) вообще заливает все его произведения, особенно художественные, конечно. И вы увидите, что это очень важная метафора, и больше, чем метафора, это образ, символ, который согревает, пронизывает все его творчество.