Жизнь его обрывается неожиданно и резко. Камю был поэтом абсурда, и смерть его абсурдна. Вообще, всякая смерть абсурдна, но у Камю особенно. В январе 1960 года на Рождество он последовал совету своего того самого издателя Галлимара и поехал с ним на машине на юге Франции, не помню уж зачем. Машина врезалась в дерево. Галлимар был ранен, Камю погиб на месте. Несколько слов в завершение биографического вступления. Альбер Камю всегда говорил: «Я не философ, я моралист». Это очень важно. Я уже приводил вам эти его слова знаменитые: «Хочешь философствовать – пиши романы!» Что значит «моралист»? Как это понять? Надо иметь в виду, что есть такая традиция, и вы с ней знакомы, особенно сильно развитая во Франции, которая восходит к Мишелю Монтеню, тянется через Паскаля, Ларошфуко, Лабрюйера, – традиция эссеистики. Как мы уже знаем, сам Монтень изобрел этот жанр: эссе. Эссе – это и есть буквально «опыты». Некие свободные, не связанные какой-то внешней формой рассуждения на какие-то человеческие темы: жизнь, смерть, смысл. «Опыты» Монтеня – это и есть эссе. Затем был Паскаль, о котором мы говорили, я думаю, что все слышали о Ларошфуко и Лабрюйере, а может, кто-то и читал.
И вот Камю продолжает эту традицию. Камю говорит: я – моралист, я размышляю в свободной форме о человеке, я не строю систем. Хотя, как вы увидите, его философию можно изложить в виде некоторой не очень сложной системы. Что я и сделаю дальше.
Что касается влияний, испытанных Камю, я уже многие сформулировал и назвал. Это наш обычный джентльменский набор: Достоевский, Ницше и Кьеркегор, Паскаль, ну и другие экзистенциалисты в меньшей степени. Оказали какое-то влияние и Гуссерль, Хайдеггер и Ясперс, но, прежде всего, конечно, первые, названные раньше имена. О Кьеркегоре Камю узнал через Льва Шестова.
Такой вот был этот человек. Очень обаятельный, с трагической судьбой, который жил при этом полной жизнью, жизнью бойца, писателя, театрала, политика, философа. Такая яркая, интересная фигура. Это что касается биографии Альбера Камю. Подобно Сартру, он был не только французом и экзистенциалистом, но был и атеистом, участником Сопротивления, писателем и драматургом, человеком левых либертарных взглядов.
Итак, теперь давайте обратимся к его философии. Как я построю свой рассказ? Я не буду сильно заумствовать. Сам Камю располагает к такому рассказу. Я сначала расскажу о теме абсурда, потом перейду к теме бунта и буду все свое повествование строить вокруг главных произведений: «Миф о Сизифе» и «Бунтующий человек». Но при этом дополнять это «Посторонним», «Чумой» и пьесами Камю. И надо будет сказать еще пару слов о такой небольшой, но рубежной и важной работе, как «Письма к немецкому другу».
Давайте по порядку. Итак, тема абсурда.
Как вы знаете, тема абсурда даже в экзистенциализме-то далеко не новая. Вспомните, Кьеркегор говорит в «Страхе и трепете»: вера перед лицом разума абсурдна. Шестов пишет книгу «Апофеоз беспочвенности», то есть, дословно, «апофеоз абсурда». Абсурд – это тот самый Ungrund у Бердяева, позаимствованный у немецких мистиков, помните? Тоже беспочвенность, абсурдность, из которых рождается свобода, человеческая экзистенция. То есть тема абсурда в разном виде представлена в экзистенциализме. Я бы сказал так: Камю не первооткрыватель абсурда. Если проводить аналогию с путешественниками, то я бы сказал, что Камю не Колумб абсурда, а Веспуччи абсурда. Колумб первый наткнулся на Америку, но не понял этого, а Америго Веспуччи не первый, но он понял, что это не Вест-Индия, а Новый Свет. И поэтому теперь два континента называются его именем.
До Камю многие натыкались на абсурд интуитивно, описывали и выражали его. Но Камю первый, кто назвал кошку кошкой. (Кстати о кошках… Он очень любил кошек. Если вы посмотрите фотографии, то есть куча фотографий Камю с кошками. С черными, белыми, с одним котом, с десятью котами. Так что кошки тут тоже неслучайно прозвучали!) Камю – первый, кто описал вселенную абсурда. Все ее закоулки, все ее материки, всю ее внутреннюю логику. При этом, конечно, он опирается на богатейший материал своих предшественников – как философов, так и писателей. На Кафку, конечно. Кто же еще лучше Кафки скажет об абсурде? Достоевский, Мальро. Разные люди. Камю принадлежит заслуга не первому наткнуться на абсурд, а описать его, осознать, осмыслить. И поэтому подзаголовок «Мифа о Сизифе»: «эссе об абсурде».
Начинается эта вещь вот с чего (я думаю, многие из вас ее читали, но я позволю себе повторить, я буду реконструировать мысль Камю; это одно удовольствие, поскольку она очень ясна, очень последовательна). Итак, что предшествует этому «эссе об абсурде»?
Очень важный эпиграф из великого Пиндара, величайшего и самого философичного поэта и мистика Древней Греции. Его называли «поэтом царей и царем поэтов». В одной из своих од Пиндар писал (и эти строки Камю сделал эпиграфом «Мифа о Сизифе»):
Душа, не стремись к вечной жизни!
Но постарайся исчерпать, что возможно.
В одном этом эпиграфе уже зашифровано все содержание философии Камю. Человек трагический, человек конечный, человек смертный, человек абсурдный, который в скоротечной и хрупкой жизни находит свой мир, свое счастье, свою радость и при этом вполне понимает, что все бессмысленно и крушение неизбежно.
Итак, начинает Камю, как известно, с того, что говорит нам странную мысль. Еще очень важно: как вы знаете, у экзистенциалистов, как и вообще у философов, соединяются вечное и временное. И очень важно все время помнить исторический контекст. И мы все время будем то обращаться к эпохе, то пытаться нырять под исторический план эссе и пытаться выяснить нечто вечное.
Исторический контекст какой? 1942 год. «Миф о Сизифе» выходит в самое ужасное время, когда вся Европа под оккупацией, Франция под оккупацией. И, конечно, это самый поверхностный план «Мифа о Сизифе», но отнюдь не маловажный. Когда разум безапелляционно говорит тебе «сдайся!», «против лома нет приема!», настойчиво и убедительно зовет к коллаборационизму, самому разумному поведению, вот именно там и тогда появляется образ Сизифа, который говорит: надо сопротивляться, даже если все пропало, все безнадежно. Сизиф – как метафора сопротивления. Но мы об этом поговорим дальше. Это поверхностный уровень понимания книги; к этому все далеко не сводится, но все-таки это важно помнить. 1942 год! Из тех «сороковых роковых», «проклятого столетия».)
Да, начинается эта книга с того, что Камю делает очень странное заявление. Непонятное. Шокирующее. Скандальное. Камю пишет: «Есть только одна философская проблема, и это проблема самоубийства». Это очень странно. Потому что мы с вами привыкли, что философия занимается бытием, сознанием, познанием, добром, злом. Почему самоубийство? Почему это главная проблема философии? Камю объясняет: философы спорят, как устроен мир, Земля, Солнце. Галилей отрекся, и правильно сделал: не стоит человеческая жизнь того, чтобы ради истины геоцентризма или гелиоцентризма класть голову на плаху или идти на костер ради того, что там: гелиоцентризм или нет? В конце концов, не все ли нам равно: что вокруг чего вращается? Но, говорит Камю, я знаю много людей, которые убивают себя, потому что их жизнь бессмысленна. То есть смотрите: через констатацию самоубийства Камю выходит на какую тему? На тему повсеместного обессмысливания и обесценивания жизни. Вопрос о смысле жизни и о бессмыслице жизни. То есть за проблемой самоубийства скрывается более глубокая проблема: а стоит ли жить? И вот так мы начинаем постепенно приближаться, неторопливо прибредать к абсурду.
В нескольких словах я скажу, как мы, читатели, подходим к абсурду вместе с Камю. Камю подходит к абсурду с разных сторон. И надо стразу сделать первую ремарку – очень важную. Абсурд – это что? И это где? Абсурдный мир, абсурдный человек, абсурдный герой. Это существует и встречается всегда и везде, во всех мирах и культурах? Нет, говорит Камю. Абсурд, как потом и Бунт, мы увидим, характерны для определенного типа культур, в которых исчезло сакральное. Для Камю, как и для Сартра, безумно важно открытие Ницше о «смерти Бога» как главном событии нашей эпохи, определяющем все. Вот это самое главное. В мире сакрализированном, в культурном мире мифологическом, органическом, первобытном или средневековом никакого абсурда нет. Ну какой абсурд? Все понятно. Все живое, все прекрасное. Есть Тот, Кто все создал и Кто во все вносит смысл. Вот добро, вот зло, вот жизнь, вот смерть, вот жизнь после смерти. Какой там абсурд? Абсурд – это явление, присущее миру «после смерти Бога». Мира десакрализированного. Это очень важно. Это первая ремарка, пока мы еще даже не подошли к абсурду, но надо это сразу зафиксировать.
Ну а теперь давайте будем подходить к абсурду, что же это такое, откуда он берется, как проникает в нашу жизнь. Камю как человек, который все-таки прошел, пусть и опосредованно и заочно, некоторую выучку феноменологии Гуссерля, любит начинать с повседневности, с чего-то очень близкого. Не с возвышенного, а с самого обычного. Он говорит: вот, наша повседневность. Понедельник, вторник, среда, четверг, пятница. Утро, завтрак, работа, обед, ужин, сон. Один день, второй, третий. Все повторяется, все нормально. Потом в этот мир вдруг входит скука. Входит ощущение постылой повторяемости и монотонности. Появляется странная мысль, что самое главное будет завтра. Всегда завтра, завтра, с понедельника! А в какой-то момент понимаешь, что завтра ничего не будет или будет как сегодня, будет только хуже, некоторый зенит пройден, ты попал в какую-то ловушку. И так, через скуку, через повторяемость, через монотонность, через осознание времени, начинает вползать в нас этот самый абсурд. Через такие вот совершенно повседневные феномены: скуку и повседневность. Это с одной стороны. Так мы приближаемся постепенно к абсурду.
С другой стороны, говорит Камю, есть и другой подход, приводящий нас к абсурду. Через природу.