Сартр после войны формулирует теорию ангажированности: писатель должен быть бойцом, должен встать в ряды, должен сказать, на чьей он стороне. Камю же отказывается отдавать партиям свою звонкую силу поэта. И это одна из главных причин, которая их развела.
А другая причина – политическая. Камю, побывав три года в компартии, так разочаровался в государственном социализме, в Советском Союзе, в сталинизме, что, оставшись левым мыслителем, занимал резко и бескомпромиссно антитоталитарную, антибольшевистскую позицию. Сартра бросало и метало по жизни по-всякому. И он был иногда очень близок к коммунистам, иногда отходил от них, никогда не состоял в них, но при этом иногда очень близко с ними смыкался. Но в целом, конечно, если нарисовать какой-то общий вектор в этой траектории, он был намного ближе французской компартии, которая всегда была очень мощной силой во французском обществе. (Сартр афористически точно назвал французскую коммунистическую партию «революционной партией, которая боится революции», и констатировал, что «ничего нельзя сделать без них и ничего нельзя сделать вместе с ними».) И он не принял такую резкую, бескомпромиссную критику Камю марксизма, СССР и большевистской диктатуры.
Затем, вы уже поняли, Камю погиб в 46 лет, Сартр в 75. На тридцать лет судьба дала Сартру больше пожить, и он воспользовался этим сполна. Он написал очень много, сделал очень много.
Я уже об этом говорил, и следует снова на этом остановиться. Это будет одним из главных лейтмотивов моего рассказа о Сартре. Это его и Камю отношение к природе. Как писателей, как философов, как людей. В философии Камю важна равнодушная к человеку природа. Это важный элемент мира абсурда. И все-таки сама по себе природа скорее восхищает Камю, чем отталкивает. Его ужасает только ее полное безразличие к человеку, но сама по себе природа скорее прекрасна, чем ужасна. Повторю: иногда, с некоторым преувеличением, говорят о пантеизме Камю, о его поэтическом язычестве. У Сартра все абсолютно не так. По разным причинам. Все телесное, все физическое: и человеческая телесность, и природная телесность, вообще, природа – вызывают у Сартра только омерзение. Опять невольно вспоминается гностическое восприятие мира, о котором я уже столько раз говорил в этом курсе! Но я не хочу все это дешево и вульгарно-пошло выводить из его внешности, которая не мешала ему быть человеком очень обаятельным и привлекательным. В него влюблялись часто, у него было множество любовниц. Тем не менее я не буду объяснять, почему это так; его мировосприятие – это тайна большая для меня.
Но факт, что, когда Сартр говорит о природе, он всегда говорит о ней как о чем-то враждебном, чудовищном, противном, вызывающим отвращение, угнетающем, наваливающимся на человека, обессиливающем его и лишающим его достоинства и свободы. То есть для него природа – это угроза для человеческого духа. Человек – это дух, сознание; а природа – это то, что нас подавляет, унижает, стремится поглотить. Забегая вперед, скажу, что, собственно тошнота, та самая тошнота, которая дала название его самому известному роману, это и есть встреча человека с природой, которая на человека наваливается, унижает и обесчеловечивает его. То есть вот это вот фундаментальное отношение человека к природе, к миру, к телесному у Камю почти пантеистическое, языческое, а у Сартра оно окрашено абсолютно резким отвращением.
Продолжим сопоставление двух самых известных французских экзистенциалистов. Как вы помните, конечно, Камю говорил: «Я не философ, я – моралист». Вот Сартр о себе никогда бы такого не сказал. У Сартра всегда было очень сложно все с моральными проблемами. После него остались «Тетради о морали» и сейчас они изданы. Он часто ставит моральные вопросы, но они никогда не были для него главными. Я немножко поговорю о морали Сартра: она тоже изломанная, резкая, противоречивая, в отличие от Камю, может быть. Но скажу, что Сартр уж точно не моралист.
Я очень люблю и Камю, и Сартра: их идеи, творчество, их мироощущение, их произведения. Но иногда я задаю себе нелепый вопрос, дурацкий прямо-таки вопрос, который часто глупые взрослые задают маленьким детям: «Скажи, мальчик (или девочка), а ты кого больше любишь: маму или папу?» Понятно, что этот вопрос не из числа умных. Вот я иногда себя спрашиваю: а кто мне больше нравится? Камю или Сартр? И, конечно, как этот ребенок (или как Буриданов Осел, если угодно), теряюсь от невозможности явного выбора. Потому что действительно то, что мне нравится больше у одного, мне не нравится у другого. И наоборот. То есть они как-то друг друга взаимно дополняют.
Если их сводить на очной ставке, я приведу образ, который я всегда привожу, и который мне всегда приходит в голову при их прямом первичном сопоставлении. Представьте себе, что когда-нибудь, где-нибудь, в каком-нибудь из миров над человечеством будет устроен Суд. И на этом суде, как мне кажется, Камю был бы идеальным адвокатом. Камю ищет оправдания, утешения человеку. Он именно гуманист. А Сартр был бы самым лучшим прокурором! Вот сравните: адвокатские добродетели – это у Камю, иногда до слащавого морализаторства доходящие даже. И абсолютная прокурорская беспощадность, болезненность, искренность, доходящая до жестокости у Сартра, да? Вот два таких образа. Камю как адвокат человечества, Сартр как прокурор. Сартр действительно добродетельный прокурор. Со всем хорошим и плохим.
То есть он беспощадно лишает нас всяких алиби, всяких оправданий и отговорок. Он рубит по-живому. С другой стороны, иногда приходит мысль: но нельзя же так, но где же оправдание, где же теплота? Нужна же человеку любовь! Иногда мне кажется, что Сартр вовсе не знал, что такое любовь. Он слишком холоден. Он слишком беспощаден, слишком откровенен.
Затем, как вы уже поняли, Сартр называл себя экзистенциалистом, по крайне мере, некоторое время. Точно после Второй мировой войны. Камю никогда не называл себя экзистенциалистом. Это не самое главное, но тем не менее. Вот некоторые предварительные сравнения Камю и Сартра.
Ну, а после всех этих вступлений, о книжках и прочем, давайте я немножко вам расскажу о биографии Сартра. И даже не немножко, а достаточно подробно. Она заслуживает внимания. Повторяю, что Сартр – это целая эпоха, весь XX век можно понять через него. И невозможно этот век понять без него. Поэтому знать его жизнь, философию, художественные произведения совершенно необходимо. Не только так называемым профессиональным философам, литературоведам или историкам, но и любому человеку. Тем более что в центре всего у Сартра – свобода, а это тема, которая, думаю, никого не оставит равнодушным.
Итак… Да, вот еще что. Откуда мы знаем о жизни и личности Сартра? Сразу скажу, что о Сартре мы знаем очень много: с одной стороны, Симона де Бовуар оставила несколько томов воспоминаний. Один том недавно был издан на русском языке. Называется «Воспоминания благовоспитанной девицы», первый том мемуаров Симоны де Бовуар. Первый том начинается с рождения героини и доведен как раз до их знакомства с Сартром и до начала их романа. Очень интересная вещь. На русском она есть. Кому интересно, можете почитать. Есть еще второй и третий том, но они на французском. Я французского не знаю, но я читаю всякие книжки, где приводятся большие куски этих воспоминаний. И, вы помните, я еще называл недавно изданный в России роман Бовуар «Мандарины», в котором Сартр, Камю и она сама даны в художественном преломлении.
С другой стороны, я уже сказал, что некоторые дневники Сартра печатались. Но самое главное, что есть повесть «Слова». Начну я с разговора об этой удивительной повести. И с нее же начнем разговор о биографии Сартра. Это повесть автобиографична. Мы знаем немало выдающихся автобиографий. Вспомните только самые великие: Августин «Исповедь», Руссо «Исповедь», Толстой «Исповедь», Бердяев «Самопознание», да? Но чем книжка Сартра удивительна? Во-первых, поразительной степенью откровенности; во-вторых, попыткой докопаться до самых своих оснований. У Сартра есть такое понятие… Но, не бойтесь, я не буду вас перегружать понятиями Сартра, у него их так много, что мы погибнем! Но одно из главных его понятий – это экзистенциальный психоанализ. Он чем-то очень похож на то, что под этим понимал Ясперс. Вы помните, что Ясперс любил словосочетание «высвечивание экзистенции». Экзистенциальный психоанализ – это попытка Сартра добраться как-то до того фундаментального выбора, который каждый из нас делает. И в этом выборе становится самим собой. То есть, ни много ни мало, да почему мы все разные? Почему каждый из нас— личность? Вот именно такая личность. Причем, что важно, этот выбор дорефлексивен. Доразумен. Как всякий экзистенциальный выбор, это не взвешивание на бухгалтерских весах: больше или меньше. То есть каждый из нас, говорит Сартр, делает некий выбор. И этот выбор часто носит до-рациональный, доосознанный, дорефлексивный характер. И вот очень важная составляющая экзистенциального психоанализа Сартра – это докопаться до самых оснований человеческой личности. Он придумал такой метод: биографический. На Бодлере он применил его очень успешно, на Флобере. И на самом себе.
Он описывает там самое детство, очень откровенно. Но будьте осторожны! К Сартру полностью относится то, что я когда-то говорил про Кьеркегора: Сартр безумно олитературивает себя. Олитературивает свою жизнь. Как он сам говорит: «Я родился в мире книг, и для меня жить значило читать и писать». И как нам найти, где там сам Сартр современный и взрослый, а где маленький? Где автор, а где литературный герой? Где рефлексирующий, а где подвергаемый рефлексии?… Помните, я говорил про Кьеркегора, про лисенка, который прячется в нору, прячется весь, но высовывает кончик хвоста? То же самое про Сартра можно сказать. То есть он играет с читателями. Он предельно откровенен и предельно скрытен. Он олитературивает свою жизнь. И где тут герой, а где автор, где современный автор, где маленький мальчик, где олитературивание, где документалистика, где факты, а где интерпритации (впрочем, Ницше ведь нам объяснил: «Нет фактов, есть только интерпритации!») – непонятно.