Я ни в коей степени не марксист, вовсе не марксист, и не стремлюсь, как они, полностью выводить человека из его социальной функции, ролей и так далее. Но мне кажется, что это важно: эпоха, контекст, происхождение. То есть смотрите: дворянин, но не родовитый, без чванства дворянского, купец, но выбившийся в дворяне, образованный. Отец – судейский, мэр; сам Монтень занимался службой в судейском сословии. Это интеллектуальная элита, но не аристократия, но уже и не купечество. Но Гасконь плюс биография беженки-матери, пострадавшей от религиозного фанатизма, – все это важно.
Конечно, очень много говорят о воспитании, которое получил Монтень. Оно просто идеально для эпохи Возрождения! Я думаю, уже упоминавшийся сегодня Жан-Жак Руссо просто умер бы от зависти. В детстве отец отдал его в крестьянскую семью, чтобы ребенок не чванился. И он полюбил природу, крестьянский быт. И впоследствии Мишель не раз говорил, что простые крестьяне гораздо лучше, проще и естественнее, чем вся эта ученая публика, эти схоласты. Простота, природосообразность.
Потом к нему был приставлен воспитатель-немец, который говорил с ребенком только по латыни. И латынь стала для него родным языком. Потом он также выучил греческий, впоследствии – фантастическое самообразование, эрудиция и прекрасное владение языками.
Потом Мишель Монтень продолжил образование. С шести до тринадцати лет он изучал право в Гиенском колледже, потом в университете Бордо, затем в университете Тулузы. Получил очень приличное образование. Латынь выучил с малолетства. Купец по происхождению, дворянин по титулу, юрист по образованию.
Часть жизни он посвятил – ну, естественно, с такой-то биографией – тому, что работал в полугосударственных, полуобщественных, полукорпоративных организациях, связанных с правом. Многие годы (начал в 1557 году, в двадцать четыре года) он был членом парламента Бордо. Как многие знают, раньше парламент был не тем, что сейчас мы привыкли так называть, вовсе не представительным органом власти; это – корпоративные органы, созданные для решения судейских вопросов.
Сразу скажу о его общественной жизни и позиции. Монтеню в жизни пришлось против желания много заниматься политикой и общественными вопросами. Он был очень независим, пользовался всеобщим колоссальным уважением, потому что был очень эрудирован, честен, умен, доброжелателен, порядочен и внепартиен, обладал обширными знаниями… и, конечно, его предки – богатые купцы, а отец был мэром. И поэтому впоследствии, даже когда он хотел уединиться и уйти от общественной жизни, его дважды избирали мэром Бордо, в 1581 и в 1583 годах. В общем, с 1581 по 1585 год он был мэром Бордо. Человек, повторяю, всеми уважаемый. При том, что он играл большую роль не только на уровне провинциальной политики.
Я, честно говоря, сразу скажу, поскольку я не знаю фундаментальных биографий Монтеня (если они и есть на русском языке, то мне они неизвестны). Но мы знаем, что в какой-то момент Мишель стал всячески стремиться и пытаться уйти из общественной жизни – в этом, как и во многом ином, он напоминает Декарта и Паскаля.
И в этом отношении, как и в других, он – прадедушка экзистенциализма.
Его отношение к политике было таковым: он считал (как через три века Кьеркегор, а через четыре – Сартр), что все социальное, все общественное и политическое отчуждает человека, порождает мир фальши, а всякая власть отвратительна и бесчеловечна. Надо повиноваться, но презирать эту власть. Лучше всего бежать от публичности, от политики, сохраняя внутреннюю независимость. Но сама жизнь выталкивала его на общественную сцену, как бы он ни хотел от нее уйти.
Мишель Монтень был вольнодумцем, не был сторонником абсолютной королевской власти, считал, что тирания – это плохо, а политика и социальность несут что-то отчуждающее человека. Тем не менее мэром Бордо он был. И во всех его биографиях сказано, что он лично был знаком с двумя королями, которых вы все хорошо знаете, если знаете хорошо историю Франции, период религиозных войн, или просто, как я, читали всего Дюма, который много томов этой эпохе посвятил. Вспомните: «Королева Марго», «Графиня де Монсоро», «Сорок пять». Читали? Они об этой эпохе. Он лично был знаком и встречался с Генрихом III и Генрихом IV, первым Бурбоном, уж о нем-то вы точно помните (многие кроме Дюма наверняка читали и романы Генриха Манна о нем?), который чудом выжил в Варфоломеевскую ночь, который был Генрихом Наваррским, не раз менял свою веру и сказал, что «Париж стоит мессы». Он был просвещенным вольнодумцем-прагматиком и издал Нантский эдикт о веротерпимости – предтечу всех современных деклараций о правах и свободах. Неудивительно, что именно его в конце концов начал поддерживать Мишель Монтень. Они встречались. И даже сохранилась их переписка, представляете?
В эпоху Варфоломеевской ночи, в эпоху, когда, с одной стороны, угрюмые и разъяренные протестанты, а с другой стороны, Лига католическая, а с третьей – Генрих III, последний лукавый и жалкий Валуа, а с четвертой – герцоги Гизы, а с пятой – Генрих Наваррский; и все друг на друга бежали с ножом, чтобы прикончить, кругом царил фанатизм. И вот в эту кровавую и безумную эпоху Монтень – сторонник, как вы уже поняли, партии мира среди войны, католик, который против и католического, и протестантского фанатизма, «за мир во всем мире», что называется, против нетерпимости, против резни. Его позиция принципиальна: пошли вы все, так сказать, подальше с вашим религиозным фанатизмом, с вашим кровопролитием. И это, конечно, очень сказалось на его философии. Важный контекст. Волей судьбы он должен, вынужден был иногда играть политическую роль, сидеть в Бастилии, встречаться с королями и принцами, быть мэром и членом парламента, но он совсем не хотел этого и, когда была возможность, от этого всеми силами уклонялся. Подобно Эпикуру, он желал одного – «прожить незаметно», прожить свою частную, независимую, осмысленную жизнь.
Сказав о политической позиции Монтеня в это время, надо бы сказать пару слов о том, что обычно называется личной жизнью, семейной, частной. Монтень, который плоть от плоти с Античностью, как полагается человеку Возрождения, который фантастически эрудирован, который только что не молится на греков и римлян, подобно им весьма высоко ставит дружбу, но невысоко ставит любовь между мужчинами и женщинами, семью. Любовная страсть и семья в его жизни играли минимальную роль. А дружба в его жизни была – и была великая.
Часто философ повторял фразу любимого Сократа: «Женись или не женись, все равно пожалеешь».
Женился Мишель Монтень, как он признается в «Опытах», не по любви, а «по обычаю», по привычке, по традиции и из долга на состоятельной купчихе, и я, к сожалению, даже не знаю ее имени. Женился он в тридцать три года, поздно, и не по своей собственной воле. Женщины в его жизни не играли особой роли. А в философии он скорее, как и почти все античные мыслители, даже был женоненавистником, что, как и очень многое от Монтеня, потом передалось и Шекспиру, но мы еще об этом поговорим. У него было шесть дочерей, пять из них тут же умерли в младенчестве, как тогда бывало часто. Вот он что пишет по этому поводу: «Я утратил двух или трех детей в младенчестве – не без сожаления, но и без отчаяния». То есть жалко, конечно, но – дело привычное.
Ну а вот дружба – совсем другое дело. Культ дружбы – возвышенной и прекрасной, вносящей в жизнь смысл, высоту и содержание. Совершенно античный культ. Как у пифагорейцев и эпикурейцев, как у Ореста с Пиладом. Казалось бы, Монтень – одинокий, независимый, замкнутый, интровертивный, самодостаточный человек. Но в его жизни был великий друг, интересный человек и, по-видимому, главное событие во внутренней жизни Монтеня. Этот человек очень интересен и заслуживает отдельного разговора. Его звали Этьен де ла Боэсси. Он прожил совсем недолго, годы его жизни 1530–1563. Как вы видите, он был чуть-чуть старше Монтеня и умер в 33 года. О нем очень мало сведений, хотя я о нем кое-что знал и раньше, независимо от его дружбы с Монтенем, по тем причинам, по которым вы сейчас поймете. Его обычно описывают как философа, поэта и писателя. Монтень признается, что Ла Боэсси знал его больше него самого. В каком-то смысле «Опыты» – это попытка продолжения разговоров с другом, написанные уже существенно после его смерти. Смерть ла Боэсси в 1563 году его совершенно потрясла. Эта дружба была очень для него важна, она была очень глубокой, очень настоящей, идеальным примером диалога двух выдающихся людей.
Чем Ла Боэсси известен, хотя прожил всего тридцать три года, кроме того, что он был близким другом самого великого Монтеня? Тем, что написал сочинение, которое называется «Рассуждение о добровольном рабстве». Это сочинение считается протоанархическим (вот откуда я знаю о нем), и в нем он говорит, что государство – это зло, всякая власть – это зло, подчиняться власти – это нехорошо, и если и надо, то из-под палки, по принуждению. Произведение очень тираноборческое, антиэтатистское, антигосударственническое, свободолюбивое. То есть я многократно встречал это имя в книгах по истории анархизма, и это сочинение упоминалось. И этот человек был ближайшим другом Монтеня. И я думаю, что отношение Монтеня к государству очень близко к позиции ла Боэсси. И, замечу, большой кусок этого сочинения Монтень включил в свои «Опыты». Сами «Опыты» – во многом беседа с любимым другом, который знал его больше, чем он сам, как говорит Монтень.
Повторяю, в жизни Мишеля Монтеня была очень большая, великая и редкая дружба и никакой большой любви, рутина семейной жизни, довольно печально закончившаяся. Это что касается частной жизни. При этом, судя по всему, Монтень очень любил своего отца. Был благодарен за воспитание, которое он ему дал, называл его лучшим отцом из всех отцов на свете.
Очень рано, в значительной степени, может быть, под влиянием происходящего в стране ужаса гражданской и религиозной войны, а может быть, под влиянием смерти любимого друга, Монтень в 1571 году, в тридцать девять лет, уходит от мира. Правда, как вы, наверное, заметили, он уходит от него не совсем. Мир за ним приходит и зовет его в мэры через некоторое время, мир все время пытается