Когда ребенок осознает, что возвращение исчезнувших объектов не есть закон природы, он начинает искать новые способы защитить себя от угрозы небытия. Из жертвы «больше нету» он превращается в господина этого обстоятельства. Он сам вытаскивает затычку в ванне, спускает воду в унитазе, радостно задувает спички, с восторгом помогает маме нажимать на педаль мусорной урны. Позже он распространяет вокруг себя смерть – символически, играя в ковбоев и индейцев, либо в буквальном смысле – уничтожая жизнь в насекомых. Карен Хорни считала, что враждебность и деструктивность ребенка прямо пропорциональны степени ощущаемой им угрозы собственному выживанию.
После того как ребенок «узнал», что происходит с его знанием?
Знаемое не остается знаемым. Матильда Макинтайр, Кэрол Энгл и Лоррен Штрумплер опросили 598 детей: знает ли мертвый четвероногий домашний любимец о том, что его хозяин скучает по нему? Они обнаружили, что семилетние дети в значительно большей мере, чем одиннадцати– и двенадцатилетние, склонны признавать окончательность и необратимость смерти. Аналогичные результаты были получены Ирвингом Александером и Артуром Адлерштейном, измерившими КГР* у большого количества детей в возрасте от пяти до шестнадцати лет, которым был предъявлен ряд связанных со смертью слов, вкрапленных среди нейтральных слов. Эти исследователи разделили своих испытуемых на три группы: детскую (5-8 лет), препубертатную, или латентную (9-12) и пубертатную (13-16). Результаты этого исследования показали, что у маленьких детей (и у подростков) эмоциональная реакция на связанные с темой смерти слова значительно выше, чему испытуемых латентного возраста. Авторы заключили, что латентный период – спокойное время, «золотой век» детства. «Вероятно, дети в этом возрасте слишком увлечены повседневной жизнью и ее удовольствиями, чтобы беспокоиться о смерти».
* Кожно-гальваническая реакция – физиологическая мера тревоги.
Я полагаю, что эти результаты могут быть объяснены не столь радужно. Ребенок в раннем возрасте сталкивается с «подлинными фактами жизни», когда самостоятельно проведенные изыскания приводят его к открытию смерти, подавляющему и вызывающему первичную тревогу. Ребенок ищет утешения, однако не может избежать конфронтации со смертью. Он может испытывать панический страх перед ней, отрицать, персонифицировать, вытеснять ее; делать вид, что имеет дело с чем-то другим; насмехаться над ней. Однако конфронтировать с ней он так или иначе должен. В латентной фазе развития ребенок научается (или его научают) отрицать реальность; постепенно, по мере того, как у него формируются эффективные и изощренные способы отрицания, образ смерти уходит в бессознательное и явный страх смерти притупляется. Беззаботные дни препубертата «золотой век» латентности порождены тревогой смерти, а вовсе не ее уменьшением. В этот период ребенок приобретает много общего знания, но в то же время уходит от знания о фактах жизни. Сознавание смерти становится так же «латентно», как инфантильная сексуальность. С наступлением пубертата детские механизмы отрицания перестают быть эффективными. Интроспективные тенденции и возросшие ресурсы позволяют подростку вновь встретиться с неизбежностью смерти, терпеть тревогу и искать альтернативный путь сосуществования с фактами жизни.
Стадии знания
Рабочая модель последующего развития концепции смерти у ребенка определяется ответом на вопрос, остающийся пока открытым: что он вначале знает о смерти? Развивается ли у ребенка сознавание и понимание смерти постепенно либо, как считаю я, он оказывается «вдруг» «знающим» слишком много, слишком рано и лишь потом, постепенно, становится готов принять то, что исходно знал? Определенности в этом пока нет: ни одна из двух точек зрения не имеет решающих подтверждений.
Я рассматриваю последовательность состояний знания, инициируемую первоначальным знанием ребенка о смерти, как результат работы отрицания. Для того чтобы отрицание имело место, необходимо, чтобы сначала было знание: можно отрицать лишь то, что знаешь. Если читатель предпочитает не согласиться с моими аргументами в поддержку первоначального знания, он может повсюду, где я написал «отрицание», читать приближение к знанию.
Отрицание: смерть временна, она есть уменьшение, приостановление жизни или сон. сознания. Многие дети, достаточно большие, чтобы уметь говорить, сообщают, что считают смерть обратимой, или временной; не прекращением, а уменьшением сознания. Этот взгляд получает значительное подкрепление в вездесущих мультиках, где персонажи разлетаются на части, расплющиваются, раздавливаются, изувечиваются бесконечным числом способов, после чего чудесным и окончательным образом восстанавливаются. Наги дает некоторые красноречивые примеры из интервью:
С.К. (4 года 8 мес.): Он не двигается, потому что он в гробу.
– Если бы он не был в гробу, он мог бы двигаться?
Он может есть и пить.
С.Д. (5 лет 10 мес.): Его глаза закрыты, он лежит совсем мертвый. Что бы с ним ни делали, он не скажет ни слова.
– А через десять лет он будет такой же, как когда его похоронили?
– Он станет старше, он будет постоянно становиться старше и старше. Когда ему будет сто лет, он будет точь-в-точь как кусок дерева.
– Как это – как кусок дерева?
– Этого я не могу сказать. Моей маленькой сестре сейчас пять лет. Меня еще не было, когда она умерла. А сейчас ей столько же. У нее маленький гроб, но она помещается в него.
– Как ты думаешь, что она сейчас делает?
– Лежит, она всегда только лежит там. Она еще маленькая, она не может быть как кусок дерева. Это только очень старые люди.
– Что происходит там, под землей?
Б.А. (4 года 11 мес.): Он плачет, потому что он мертв.
Но из-за чего он мог бы плакать
– Он боится за себя.
Т.П. (4 года 10 мес.): Мертвый человек все равно что спит. Спит в земле.
– Спит так же, как ты спишь ночью, или иначе?
– Просто закрывает глаза. Спит так, как люди ночью. Точно так же.
– Как ты узнаешь, спит кто-то или мертв?
– Я узнаю по тому, что они ложатся спать вечером, а потом не открывают глаза. Если кто-то ложится в кровать и не встает, значит. он умер или заболел.
– Он проснется когда-нибудь?
Никогда. Мертвый человек только знает, когда кто-нибудь приходит на могилу или что-то в этом роде. Он чувствует, когда там кто то есть или кто-то разговаривает.
– Он чувствует, когда на могилу кладут цветы. Вода касается песка. Медленно, медленно, он услышит все. Тетя, скажите мертвый человек чувствует, когда она просачивается глубоко в землю? (то есть вода)
– Как ты думаешь, он хотел бы выйти оттуда?
– Он хотел бы выйти, но гроб забит гвоздями.
– Если бы он не был в гробу, он мог бы вернуться?
– Он не смог бы откинуть весь этот песок.
Х.Г. (8 лет 5 мес.): Люди думают, что мертвые могут чувствовать
– А они не могут?
– Нет, они не могут чувствовать, это как сон. Когда я сплю, я ничего не чувствую, кроме того, что во сне.
– Мертвые видят сны?
– Я думаю, что нет. Мертвые не видят никаких снов. Иногда что-то промелькнет, но это меньше даже половины сна.
Л.Б. (5 лет 6 мес.): Его глаза были закрыты.
– Почему?
Потому что он был мертв.
– Какая разница между сном и смертью?
– Приносят гроб и кладут его туда. Когда человек мертв, они вот так складывают ему руки.
– Что происходит с ним в гробу?
– Его едят черви. Они прогрызают себе путь в гроб.
– Почему он позволяет им есть его?
– Он уже не может встать, потому что над ним песок. Он не может выбраться из гроба.
– Если бы над ним не было песка, он мог бы выбраться?
– Наверняка, если он был не очень сильно поранен. Он мог бы просунуть руку сквозь песок и копать. Это показывает, что он еще хочет жить.
Т.Д. (6 лет 9 мес.): Крестный моей сестры умер, и я взял его за руку. Его рука была совсем холодная. Она была зеленая и синяя. Его лицо было все сморщено. Он не может двигаться. Он не может сжать руки в кулаки, потому что он мертв. И он не может дышать
– А его лицо?
– Оно в гусиной коже, потому что ему холодно. Ему холодно, потому что он мертв и весь холодный.
– Он чувствует холод или просто у него кожа была такая?
– Если он мертв, он все равно чувствует. Если он мертв, он совсем чуть-чуть чувствует. Когда он совсем умрет, он уже ничего не почувствует.
Г.П. (6 лет): Он раскинул руки и лег. Его руки невозможно прижать. Он не может говорить. Не может двигаться. Не может видеть. Не может открыть глаза. Он лежит четыре дня.
– Почему четыре дня?
– Потому что ангелы еще не знают, где он. Ангелы выкапывают его и забирают с собой. Они дают ему крылья и улетают с ним.
Эти выдержки чрезвычайно красноречивы. Они поражают внутренними противоречиями, смещениями пластов знания, очевидными даже в этих коротких отрывках. Мертвые чувствуют, но они не чувствуют. Мертвые растут, но каким-то образом остаются того же возраста и помещаются в гроб того же размера. Ребенок хоронит свою собаку, но оставляет пищу на могиле, потому что пес может быть чуть-чуть голоден. Возникает впечатление, что для ребенка смерть имеет несколько стадии. Умерший может чувствовать «совсем чуть-чуть» (или иметь проблески сновидений), но тот, кто «совсем умрет… уже ничего не почувствует». (Кстати, Наги использовала эти цитаты в качестве доказательства того, что дети рассматривают смерть как временное явление или полностью отрицают ее, отождествляя с уходом или сном. Здесь вновь трудно не заподозрить предубежденность наблюдателя: на мои взгляд, эти фрагменты указывают на значительную информированность детей. Быть съеденным червями, остаться навсегда под землей, «совсем умереть» и «больше ничего не почувствовать», – это мало походит на что-либо временное или незавершенное.)
Хорошо известно, что дети отождествляют сон и смерть. Для ребенка состояние сна – самое близкое к бессознательному в его опыте и единственный ключ к представлению о том, что такое смерть. (В греческой мифологии Танатос, смерть, и Гипнос, сон – братья-близнецы.) Ассоциация между сном и смертью значима в расстройствах сна, и многие клиницисты высказывали мысль, что страх смерти важный фактор бессонницы как у взрослых, так и у детей. Многие дети со склонностью к страхам воспринимают сон как источник опасности. Вспомним детскую молитву.