– Почему?
– Моя с сестрой не знали, кто это все привозит.
Эмили Санино задумалась. Казалось, она колеблется. Наконец она закрыла холодильник и сказала:
– Понятно.
– Но почему вы возите нам еду? Если вы нас не знает-е?
– Ты права. Я тебя не знаю. – Теперь она стояла у стола, внимательно на меня смотрела и тщательно подбирала слова. – И всего несколько раз видела твою сестру. Тем не менее я испытываю к вам огромное сочувствие, ведь вы пережили ужасные вещи.
– Вы знали нашу маму и отца? Вы когда-то обращались к ним за помощью?
Она провела ладонями по своему простому платью.
– Знаешь что? Давай перейдем в гостиную. Оттуда я смогу услышать машину мужа. Мы должны быть уверены, что он тебя не увидит, когда вернется.
Я хотела рассказать ей, что говорила с ним на улице, но решила оставить эту информацию при себе; мне не хотелось ее отвлекать, ведь у нас было совсем мало времени. В гостиной я подошла к столику и посмотрела на трофеи, всего пять. Наверху каждого имелась маленькая золотая фигурка – бегущая, прыгающая и что-то бросающая – во всех случаях девочка. С фотографий в рамках на меня смотрел маленький темноволосый ребенок в розовом платье, потом та же девочка на несколько лет старше в ярком купальном костюме с длинными мокрыми волосами и песком на локтях. На следующей – долговязый подросток со скобками на зубах и в футболке с надписью: БОГ ЛЮБИТ ЛЕТНИЕ ЛАГЕРЯ. Наконец появилась девушка с широкими плечами и оформившейся грудью, волосы стали еще более темными, но были коротко подстрижены.
– Моя дочь, – сказала Эмили, когда увидела, что я смотрю на фотографии.
Я взглянула на лестницу, находившуюся в дальней части комнаты, и вспомнила про свет на втором этаже, когда разглядывала дом. Эмили села в кресло, я устроилась в кресле-качалке.
– Она там?
– Нет, увы, нет.
Я заметила, что по ее лицу скользнула тень. Печаль, но и нечто большее, что позволило мне догадаться, куда могут привести мои вопросы. Как и Энвистлы, Санино обратились к моим родителям за помощью. Казалось, нам нужно было очень много друг другу сказать, но мы обе долго молчали, потом Эмили начала говорить:
– Мы хотели, чтобы у нас было много детей, целый выводок, но мы с мужем начали слишком поздно. Так что радовались тому, что у нас есть она. Мы уделяли ей много внимания. Следили за одеждой, отправляли в летние лагеря. Ее подруги постоянно ночевали у нас, мы устраивали веселые дни рождения.
– Похоже, у нее было чудесное детство, – заметила я.
– Совершенно верно. Но, когда растишь ребенка, у тебя нет никаких гарантий касательно результата. Можно делать все правильно, а потом что-то пойдет не так – нет, так бы сказал мой муж. А я бы теперь сказала, что все пошло не так, как мы планировали. Вот что произошло с моей дочкой, когда она превратилась в девушку.
Я вспомнила Альберта Линча, стоявшего в конце нашей подъездной дорожки, который предупреждал нас, что Абигейл может казаться совершенно нормальной, а потом внезапно все меняется. И о девушках, о которых читала в «исторической» книге несколько лет назад.
– Мать думает, что она знает своего ребенка. Ведь она привела его в мир. Она меняет пеленки и берет на руки, когда девочка плачет, читает книжки каждый вечер перед сном, а потом незаметно подкладывает под подушку монетки, чтобы она верила в Зубную фею. Но, несмотря на любовь, несмотря на все усилия, проходят годы, и наступает день, когда она становится угрюмой. У нее появляются тайны. Она не хочет находиться рядом с тобой. Я часто спрашивала у дочери, что не так, но она всегда отвечала одинаково: я не пойму.
Потом у нее ухудшились отметки в школе. Она больше не хотела проводить время с прежними подругами. Но сумела закончить школу. Мы отправили ее в хороший христианский колледж в Массачусетсе, рассчитывая, что она окажется на свободе, далеко от дома, и это ей поможет. Но через месяц нам позвонил декан и сообщил, что наша дочь перестала посещать занятия. И, что еще хуже, ее поведение стало совершенно необъяснимым. Она ворвалась к кому-то в спальню. А когда ее соседка сообщила о поведении нашей дочери, та стала угрожать ей ножом. – Эмили замолчала и посмотрела в сторону окна, прислушиваясь. Оттуда не доносилось никаких звуков, она разгладила ладонями платье и продолжала: – Не думаю, что она бы так себя вела, если бы мой муж не обращался с ней столь жестко.
– И вы попросили помощи у моих родителей? – спросила я.
Миссис Санино склонила голову набок, и ее рот открылся, как у святочных певцов.
– У твоих родителей? – повторила она после небольшой паузы. – Мы никогда не возили к ним нашу дочь. И, хотя я много о них читала, видела интервью по телевизору, мы не встречались.
– Но если вы их не искали, то как…
– Моя дочь познакомилась с твоей сестрой, когда мы отправили ее в школу Святой Иулии.
Я ожидала услышать нечто совсем другое, и мне требовалось время, чтобы осмыслить новую информацию, но Эмили Санино его мне не дала.
– Вне всякого сомнения, ты уже знаешь, что я не побоялась проделать этот путь, пока моего мужа не было дома, – продолжала она, не давая мне опомниться. – Ник работает в полиции в трех городках отсюда, и он не возвращается домой в те дни, когда берет двойное дежурство. Обычно я говорила ему, что еду навестить свою сестру в Дувр. На самом же деле тайком навещала нашу дочь. Именно тогда я и познакомилась с Роуз. Ты когда-нибудь там была, Сильви?
– Нет. Отец обещал, что мы туда съездим, но все время откладывал. Он говорил, что персонал школы запрещает визиты, потому что они приводят к тому, что девушки начинают хуже себя вести.
Эмили усмехнулась.
– Ну, он не лгал. Такова их политика. Никаких посещений. Во всяком случае, в первые тридцать дней.
– Девяносто, – сказала я, вспомнив, каким бесконечным показалось мне то лето без Роуз.
– Нет, – сказала мне Эмили Санино. – Я бы запомнила, если бы срок был таким долгим. В любом случае они считают, что внешний мир не должен влиять на их воспитанниц. Но мне было все равно. Я никогда не хотела, чтобы моя девочка отправилась туда. И, хотя я не могла вернуть ее домой насовсем, мне удалось найти способ ее навещать. Именно тогда моя дочь радовалась, когда меня видела, – впервые за долгое время. Обычно Роуз удавалось ускользнуть и присоединиться к нам.
– И куда вы отправлялись?
– Никуда конкретно. Мы много гуляли. Ходили в парк. Но все тогда казалось особенным. Девочки чувствовали себя, как освободившиеся заключенные. Они смеялись из-за пустяков, мы останавливались, чтобы поесть мороженого перед возвращением в школу, и они вели себя так, словно это лучшее лакомство в их жизни. Они были счастливыми и благодарными.
Я попыталась увидеть сестру такой, как ее описывала миссис Санино, смеющейся, поедающей мороженое. Но вместо этого представляла, как я с родителями ела мороженое в те месяцы, что отсутствовала Роуз, и странную смесь умиротворения и вины, которая тогда меня охватывала. Эти воспоминания заставили меня сказать:
– Моя сестра не продержалась там до конца того лет-а.
– Как и моя дочь.
– Что случилось?
– Я точно не знаю. Она согласилась провести там шесть месяцев. Но однажды утром школьный психиатр позвонил нам и сообщил, что комната нашей дочери опустела. Она просто ушла. На самом деле моя дочь могла это сделать в любое время, ведь она была совершеннолетней.
– Она вернулась домой?
– Она понимала, что этого делать нельзя. Отец сразу отправил бы ее обратно. Поэтому она просто… исчезла.
– Исчезла?
Эмили Санино встала, подошла к столику, стоявшему у стены, отодвинула занавеску и выглянула наружу. Я хотела ей сказать, что мы услышим приближение автомобиля намного раньше, чем его увидим, но вместо этого просто повторила:
– Исчезла?
– С тех пор мы ничего о ней не слышали, – сказала Эмили Санино дрогнувшим голосом и прижала кончики пальцев к глазам, словно пыталась остановить слезы. Потом она вздохнула и повернулась ко мне. – Ну а теперь, когда ты узнала все, что хотела, нам нужно отправить тебя подальше отсюда. Как ты вернешься домой, если…
– Подождите, – сказала я. – Я все равно не понимаю, почему вы приезжаете в наш дом.
Мой вопрос заставил ее надолго задуматься, и она, моргая, смотрела на меня.
– Когда я прочитала о том, что произошло с твоими родителями, Сильви, я подумала о том, какими особенными были мои дни, проведенные с Роуз. Мысль, что бедная девушка растит тебя одна, разбивала мне сердце. Я вспомнила, как она поглощала еду, которую я привозила с собой во время своих поездок, поэтому решила, что могу хотя бы немного вас подкормить. Именно этому учит Библия: милосердию.
– Спасибо вам за заботу и за то, что вы нас не забываете. Жаль только, что вы не оставляли записок, тогда бы мы знали, кто нам приносит подарки. Неужели такая мысль вам не приходила в голову?
– Да. Но я решила не бередить старые раны. Уверена, что Роуз не хочет, чтобы ей напоминали о том времени, которое она провела в школе Святой Иулии. Полагаю, она никогда о нем не рассказывает?
Я кивнула. События этого долгого дня смешались в моем сознании, я пыталась придумать новый вопрос, но спина Эмили Санино вдруг напряглась, а через мгновение я услышала шум мотора.
– Мне нужно, чтобы ты ушла, – сказала она, выглядывая через занавеску – в этот момент на нее упал свет фар. – Как ты доберешься до Дандалка?
– Не знаю, – ответила я, вставая.
Мы вышли на кухню, и она подтолкнула меня, чтобы я двигалась быстрее.
– Что значит, ты не знаешь?
– Я ничего не планировала. Приехала сюда без…
На подъездной дорожке хлопнула дверца автомобиля. Эмили схватила сумочку, лежавшую на столе, и попросила меня сложить руки. Когда я повиновалась, она высыпала в мои ладони содержимое бумажника – монеты, банкноты, купоны, списки того, что нужно купить. Несколько мелких монеток упали на пол и покатились в разные стороны, но я не стала их поднимать.