– И она вернулась?
– Может быть. С тех пор прошло много времени. Даже если она и вернулась, он сделал так, чтобы ей было очень трудно нас найти. Кто знает? Сейчас она уже, наверное, прекратила поиски и живет на своей родине.
– Так вот почему вы скитаетесь? – спросила я. – На случай, если она все еще тебя ищет?
– Да. Большую часть года мы в пути. Лишь каждую зиму возвращаемся на несколько недель в миссию, расположенную в Орегоне. Там даже раскраски про Иисуса. У них не было книг для чтения, поэтому перед сном мама повторяла предполетный ритуал. Ну, ты знаешь: «Леди и джентльмены, капитан дал приказ ПРИСТЕГНУТЬ РЕМНИ. Пожалуйста, положите ручную кладь под сиденья или на полки у себя над головой. Если вы сидите рядом с экстренным выходом, пожалуйста, прочитайте инструкцию, которую вы найдете в специальном кармашке на спинке сиденья перед вами…» Мама была такой хорошенькой, с длинными светлыми волосами и голубыми глазами, она стояла в футе от моей кровати и показывала вверх и вниз вдоль воображаемых проходов. И я представляла, что мы сейчас взлетим, а наши сны – это самые замечательные приключения. Но потом, в тот день, когда мы должны были совершить настоящий полет вместе…
Абигейл смолкла. Но я все поняла.
Некоторое время мы обе молчали.
– Когда я говорю, что мой сон одновременно хороший и плохой, – снова заговорила девочка, – я имею в виду, что начинается он хорошо – мама показывает мне экстренный выход, объясняет, где расположено освещение проходов и как падают кислородные маски с потолка, но потом, как бы мирно сны ни начинались, они всегда заканчиваются плохо. Так происходит с большинством вещей в жизни, во всяком случае, в моей жизни. Наверное, так получится и с моей жизнью в вашей семье – хотя я этого совсем не хочу.
Я не знала, как ей ответить, и мы снова замолчали. Я попыталась представить себе Абигейл по другую сторону стены. Переставила ли она кровать на новое место? Или она просто стоит на коленях в белой ночной рубашке, предназначавшейся моей сестре? Я так и не узнала, потому что вскоре заснула. Наверное, Абигейл также погрузилась в сон.
На следующий вечер мы снова поехали в кафе, а потом отправились купаться на пруд, откуда я наблюдала за родителями, которые теперь сидели рядом на кривой скамейке. Когда мы возвращались домой по неровной проселочной дороге, я снова высунула руку в окно и стала гладить ладонью ветер. Абигейл поступила так же, но заявила, что я делаю это неправильно. Мне и в голову не приходило, что существует правильный способ, но она сказала:
– Ты слишком много думаешь, Сильви. Нужно полностью отдаться воздуху и движению. Жить настоящим мгновением.
– А что делает тебя таким экспертом?
Абигейл бросила на меня взгляд, и я подумала о фургоне, на котором она приехала, и о годах путешествий с отцом.
– Секрет в том, чтобы поменьше думать, – только и сказала она. – Просто ощущай воздух. И обо всем забудь.
После этого я убрала руку и наблюдала за Абигейл, потому что происходящее меня неожиданно смутило. Пока мы ехали по темным улицам, я не могла не заметить, какой спокойной казалась сидящая рядом со мной девочка, которая теперь жила прежней жизнью Роуз. И эта мысль вновь пробудила подозрения, которые не оставляли меня до возвращения домой.
Через несколько часов я проснулась в своей постели. Никто не звал меня по имени, но я ощутила присутствие по другую сторону стены. На этот раз постучала я.
– Да, Сильви? – она ответила почти сразу.
– Это не по-настоящему, верно?
Наконец я сумела произнести слова, которые мучили меня с тех пор, как я наблюдала за Абигейл в машине, хотя теперь мне уже казалось, что они жили во мне давным-давно. В некотором смысле я это всегда знала.
Она не стала отвечать на мой вопрос сразу, пауза получилась длиннее, чем во время нашего предыдущего разговора. Знает ли Абигейл, о чем я говорю?
– Ответ не может быть простым, да или нет, Сильви, – наконец заговорила она. – Мне трудно объяснить это как-то иначе.
– А ты попытайся.
– Хорошо. Но ты обещаешь, что не станешь никому рассказывать? Потому что я хочу, чтобы все шло хорошо. Я хочу, чтобы мы остались друзьями, Сильви, навсегда.
Значит, мы уже стали друзьями? Я не была в этом уверена, но очень хотела знать то, что она собиралась мне открыть, поэтому сказала то, что она хотела услышать:
– Я обещаю.
Абигейл вздохнула так громко, что я услышала ее через стену.
– Если исключить несколько зимних недель в Орегоне, мы живем в палаточных лагерях или на стоянках грузовиков. Мы практически ни с кем не общаемся. Единственное, что мы делаем, это посещаем все религиозные службы, которые он находит. Однажды мы попали на встречу с целителем в каком-то городке. Я даже не помню, в каком именно, потому что они все похожи друг на друга. Люди поют одни и те же песни, поднимают руки в воздух, падают на пол, когда думают, что на них снисходит Святой Дух. Но на той службе проповедник объявил, что его внутренний круг будет молиться за мальчика, чьей душой овладел злой дух. Они привели мальчика и наложили на него руки. А потом громкими гулкими голосами приказали дьяволу исчезнуть. Когда я смотрела на них, мне пришло в голову, что я могла бы оказаться на месте того мальчика.
Сначала я не поняла, что она имеет в виду.
– Но почему ты…
– Мой отец никогда не интересовался моими желаниями – пока я не начала так себя вести. Тогда он стал обращать на меня внимание. И я стала всем управлять. Сначала власть над ним не имела особого значения – она лишь дала мне возможность сделать его таким же несчастным, как я. Но в результате это привело меня сюда, и теперь я живу с вами, а не с ним.
– Понятно. Но он рано или поздно за тобой вер-нется.
– Сначала меня это тревожило. Но с тех пор прошло много времени, и я практически уверена, что он сдался. До того, как мы приехали сюда, я сделала так, что жить со мной стало невозможно. Теперь он меня боится. Он в ужасе. Я творила с ним страшные вещи. Так что если он умен – а он по-своему совсем неглуп, – он постарается держаться от меня подальше. Потому что я хочу остаться жить здесь, Сильви. Я хочу ходить в школу, как нормальный человек, иметь нормальную семью и нормальную жизнь.
Возможно, Абигейл Линч была первым человеком, который посчитал нашу семью нормальной, но я не стала ей ничего говорить, я продолжала ее слушать.
– Твой отец упомянул, что скоро у него будет лекция. Он спросил, хочу ли я выйти на сцену, чего бы твоя сестра никогда не стала делать, и рассказать, как твои отец и мать мне помогли.
Я попыталась вспомнить хотя бы один случай, когда отец предлагал Роуз выйти с ним на сцену, но не сумела.
– И что ты ему сказала?
– Что я это сделаю. С радостью.
– Но ты будешь лгать. А мой отец не…
– Пожалуйста, Сильви. Если я все сделаю хорошо, никому не будет никакого вреда. К тому же это не совсем ложь. Во мне что-то есть, мой отец сказал правду тебе и твоей матери в тот первый день. Некоторые люди называют его демоном. А я лишь знаю: что-то заставляет меня именно так проживать свою жизнь. И делать ужасные вещи.
Она рассказывала о таких вещах, что я обрадовалась разделявшей нас стене. Сейчас я не хотела на нее смотреть. Все лето я думала о сделке, которую заключили мои родители, и о том, что осенью мы вернемся к прежней жизни. Я даже зачеркивала дни в календаре, ждала, когда наступит сентябрь и мы поедем за Роуз, чтобы привезти ее домой. И представляла, что Абигейл уедет и снова будет жить с отцом. Но теперь я не знала, что произойдет, и потому молчала. Абигейл тоже ничего не говорила.
Шли дни, и мы жили двумя жизнями: в одной Абигейл и я были лишенными тел голосами, разговаривающими в темноте через стену между нашими спальнями. Мы избегали трудных тем. Абигейл научила меня предполетному ритуалу, который проводила ее мама, и я повторяла его для нее каждый день перед сном – нечто вроде молитвы. И еще была вторая жизнь, которой мы жили днем. Абигейл больше не боялась ходить в подвал, она спускалась туда и проводила там долгие часы, разучивая слова своего выступления вместе с отцом. Он сказал ей, что она должна будет подняться на сцену и рассказать свою историю. Однако она хотела, чтобы он заранее проверил и одобрил каждое ее слово и каждый жест.
А потом, как и предсказывала мама, лето закончилось и начались занятия в школе. До публикации книги оставалось несколько недель, и, хотя отец потребовал, чтобы репортер прислал нам экземпляр, Хикин так и не появился. Между тем отец и мама продолжали читать лекции, Абигейл присоединялась к ним на сцене, и, если верить отцу, они имели большой успех. Я ждала в фойе, как делали мы с Роуз, листала страницы старого издания «Джейн Эйр», перечитывала слова, которые подчеркнула много лет назад, и не всегда понимала, что меня в них привлекло.
Восьмой класс я ждала с нетерпением, последний перед переходом в старшую школу. Но с самого первого дня, как только я переступила порог школы и увидела учителей, Гретхен и Элизабет, которые уже никогда не станут прежними после публикации статьи в газете, я почувствовала, что этот год нужно попросту пережить.
Я очень ждала визита к Роуз, ведь девяносто дней подходили к концу. Мама сказала, что мы отправимся в школу Святой Иулии в первые выходные после начала занятий. Никто не упоминал о том, чтобы записать в школу Абигейл, как она надеялась. Она лишь провожала меня каждый день до остановки – босая, – а потом встречала, когда я возвращалась домой.
Через несколько дней после начала занятий я вышла из автобуса и обнаружила, что она, как всегда, меня ждет. Еще до того, как я заметила свежие царапины и синяки на ее ногах, я уловила, что выражение ее лица изменилось, глаза слегка остекленели и стали отрешенными. Когда автобус поехал прочь, Абигейл заговорила, но совсем не тем безмятежным голосом, к которому я привыкла.
– Давай не пойдем домой сразу, ладно?
– Хорошо, но почему?