В воспитательных целях я заставила себя написать заявление на увольнение по собственному желанию. В качестве причины вывела: «Невозможность заниматься самовыражением». Затем тут же написала второе – «в связи с протестом против диктатуры капитализма». Третье начала со слов «велю уволить меня по собственному желанию» и не стала дописывать.
Самое главное уже случилось – страх оказался повержен смехом. А я чуточку сбросила бюрократическую и рабочую чешую, которой, как оказывается, успела обрасти.
Русые волосы Натальи Борисовны, в единственном числе заведовавшей кадрами, выбились из-под ободка и распушились, из-за чего она напоминала Медузу горгону. Впрочем, глаза за толстыми стёклами очков превращали древнее мифическое чудовище в усталую женщину, которой осточертели незваные герои, а они всё идут и идут с ней сразиться. Нет бы просто оставить в тишине и покое.
«И не мешать раскладывать пасьянс «Паук», – подумала я. Всё-таки люди, которые закрывают от других монитор, но оставляют позади себя зеркало, ещё не перевелись в этой жизни.
– Ей бы всё по уму сделать, – сказал Иван Александрович. – Я-то её как бы отпущу, но у вас же какие-то бумажки там.
– За свой счёт или так? – спросила Наталья Борисовна.
– За свой счёт, – ответила я, не желая лишних проблем.
– Так, – сказал Иван Александрович, не сообщив мне своих мотивов.
– Не стоит, – я пожала плечами. – Я же всё равно заработаю на этой свадьбе.
– Я обещал.
Иван Александрович смотрел не столько на меня, сколько на Наталью Борисовну, у которой усталости в глазах сразу прибавилось. Однако он это проигнорировал или же вовсе не заметил. Кивнул и вышел, оставив меня наедине с кадровиком. Я потупила взор и старалась смотреть в сторону.
– Обещал, – вздохнула Наталья Борисовна. – Нараздают обещаний, а другим выкручивайся. Садись и пиши. В шапке – «генеральному директору, от такой-то». Дальше посередине – «заявление». После этого с красной строки и большой буквы – «прошу разрешить мне отсутствовать на рабочем месте со стольки-то до стольки-то такого-то числа по семейным обстоятельствам в счёт ранее отработанного времени». А внизу – «число и подпись».
– Но у меня не семейные обстоятельства. Да и ранее отработанного времени пока нет, кроме того, которое и так рабочее.
Я подняла глаза, и усталый взгляд кадровика придавил своей тяжестью. Всё-таки было что-то в Наталье Борисовне от Медузы горгоны. Или от очковой кобры. Если уж не заставляла каменеть, то волю подавляла на раз. Я не успела заметить, как руки послушно начали выводить именно то, что она говорила.
– Умные все, – бормотала женщина тем временем тихо и монотонно. – Всё и всегда знают лучше всех. Нет бы помолчать и просто сделать так, как я прошу. Вам шашечки или ехать? Я ведь не сама придумала. Был уже один. Ничего не сказал, на словах отпросился, а сам под поезд кинулся. К нам приезжают и спрашивают его, а мы говорим – на работе. А они – так как же на работе, если в морге?
Наталья Борисовна вздохнула и несколько секунд молчала, прежде чем продолжила:
– Сколько потом всякого было. Проверки одна за другой. Суды разные. И хорошо ещё, что он в записке сказал: прошу прощения у начальника, что обманул. Если бы не это, то где бы мы все сейчас были.
– Я не буду никуда кидаться, – сказала я, поставив подпись. – Обещаю.
– Тебе и нельзя. – Медуза слегка оттаяла и вдруг стала похожа на Фрекен Бок. Даже плюшками с корицей в воздухе повеяло. – Какой кидаться, если у тебя испытательный срок только-только закончился и стажа толком нет?
В ответ я лишь развела руками, но конструкцию оценила. Правда, так и не поняла – это серьёзно или «кадровики так шутят»?
Как-нибудь разберусь на досуге.
Функциональность
Изначально я увлеклась фотографией из-за красоты момента. Белый голубь, опустившийся на крест небольшой часовни. Радуга, зависшая над заводом. Любой образ, который сиюминутно казался значимым настолько, что его необходимо сохранить для мира.
Порой это получалось, и тогда у меня появлялась фотография, которая вызывала эмоции. Иногда выходило, что образ сохранялся, но эмоции отсутствовали – всего лишь «видна рука профессионала», «хорошо подобран кадр» или просто «красиво».
Когда началась работа, я поняла: там, где красота момента не требуется, хватает и профессионализма. Расположить в нужном порядке, не завалить горизонт и воспользоваться парой нехитрых трюков, которые первым делом изучает каждый фотограф. К примеру, снимать чуть снизу, чтобы получить эффект доминанта. Подобрать позу, где движения застыли на середине, и пусть домысливают продолжение. Использовать полутона, намёки, а самое главное – искренние чувства. Не так важно – улыбка это, ярость или грусть. Лишь бы оказалось настоящим.
Фотография всегда чувствует фальшь. И если плёнка скрывала её размытостью, то современные камеры впиваются всей силой матрицы и переносят на пиксельную подложку любой обман, преувеличивая и преумножая его. Потому-то, кстати, все центральные премии за лучшую фотографию получают люди, работающие в жанре репортажной съёмки. На их снимках настоящая жизнь, а не позирование.
Сейчас на моей работе не требовались жизнь и красота момента. Одни лишь функциональные маски.
Склеить дом-мечту из разрозненных фрагментов и подобрать такой кадр, чтобы эту мечту захотели купить.
Сфотографировать человека на пропуск, так чтобы он был похож на свою обыденную маску, с которой и будут потом сверяться.
Нащёлкать с десяток кадров с названиями «Новосёлы заезжают в дом», «Супермаркет уже ждёт», «Детский сад готов принять пополнение», «Открылся новый офис продаж» и так далее.
Как оказалось, я настолько к этому прикипела, что начала даже получать удовольствие.
Молодые держатся за руки. Её голова чуть склонилась к его плечу – отличная фотография для аватарки в соцсеть. Или для портрета над супружеским ложем.
Так что щёлк.
Мать жениха поправляет ему галстук, а он улыбается смущённо – эту фотографию будущая свекровь будет показывать всем подругам.
Щёлк.
Вот гости решили забраться на карусель, но один не добежал, и трое остальных стоят катаются без него – все будут потешаться над расстроенным лицом.
И снова щёлк.
Дальше, дальше и дальше. Без остановки и перерывов. Фотографу платят по часам, и нужно отработать всё до единой минуты. Или хотя бы создать ощущение, что работала на износ.
Щёлк. Щёлк. Щёлк.
Таким образом я отработала первую свадьбу – голова гудела, но кадры получились удачные, даже почти отсеивать не пришлось. Да и обработка потребовалась минимальная.
В пятницу сфотографировала, а в воскресенье всё готово. Но здравый цинизм отсоветовал отправлять сразу. Потребовал выждать заявленные две недели. Заплатить-то уже заплатили, но доставшееся быстро не так ценится, как то, что долго ждали. К тому же мне не нужны слухи, что я работаю настолько быстро. Потом сложнее согласовывать сроки.
Неделя пробежала совершенно пустая. В четверг снова написала заявление, а в пятницу пришла на свадьбу. Взяла в руки камеру и словно бы ничего не прекращалось…
Вот молодые стоят рядом. Он слегка наклонился к ней и что-то шепчет, а она улыбается, прикрываясь букетом – отличная фотография для аватарки в соцсеть или портрета в гостиную.
Так что щёлк.
Вот отец невесты обнимает её и целует в щёку. И хотя видно, что ей не очень-то приятно, она не делает и попытки увернуться, а наоборот – целует отца в ответ.
Щёлк два раза.
Вот гости с чьей-то стороны схватили надувного фламинго и пытаются его оседлать, – градус спиртного велик, а потому и позы вызывающе смешны.
Несколько раз щёлк, тем более они и сами просят.
В воскресенье всё уже готово, но я снова решила ждать. Гостям с первой свадьбы отправила пару фотографий в качестве пробников. Не прошло и часа, как одна уже на аватарке, а вторая собирает лайки.
Третья свадьба. Всё по отработанной схеме за единственным исключением – маленький кругленький человечек возрастом между тридцатью и шестьюдесятью. Сказать точнее мешала лысина, натянутая лоснящаяся кожа без единой морщинки и застывшая на губах улыбка не то Будды, не то нэцкэ.
В какой-то момент он возник рядом, наблюдая за тем, что я делаю. Романтическое знакомство или профессиональный интерес? И то, и другое на работе мне только мешало. Человечек помахал рукой. Я вяло помахала в ответ и, уже отворачиваясь, заметила, что он показал мне язык.
– Дурак какой-то, – пробормотала и двинулась следом за гостями.
Кто-то приготовил творческий номер. Хотя все наверняка будут снимать видео на телефон, я обязана сделать пару кадров. Потому пришлось стоять и ловить их, в надежде, что удастся выцепить что-нибудь смешное. Или хотя бы забавное. В крайнем случае можно сказать, что ни один кадр не получился – номер в движении, размытость и…
Щёлк!!!
Звуки ударили со всех сторон. Резко зазвенело в ушах, и я выпустила из рук фотоаппарат. Он упал, повиснув на ремне, и потянул шею вниз.
Цвета набирали силу. Словно выйдешь на яркое солнце после многих часов в темноте – ничего не видишь, всё ослепляет и застилает взор. А ещё чихаешь без перерыва от этого яркого света.
Запахи духов, пота, алкоголя, возбуждённой толпы, чужого счастья и чьего-то горя, лёгкий привкус зависти и тонкая нотка любопытства.
Тысячи маленьких иголочек и лезвий забегали по всему телу, полосуя его вдоль и поперёк, словно я разом умудрилась «отлежать» всю себя.
Ноги подкосились, я едва не упала, но кто-то придержал сзади. И тихий спокойный голос зашептал:
– Всё будет хорошо. Не бойся. Всё в порядке. Ты здесь. Только здесь и нигде больше. Глубоко дыши и не паникуй. Всё нормально. Я держу. Держу. Всё будет хорошо.
Я позволила дотащить себя до ближайшего стула и усадить на него. А потом мне в руку впихнули стакан с приторно-сладким соком, сдобренным водкой.