Я такой своеобразный оборотень
В этот раз мы сидели на кухне, пили домашний лимонад. На экране ноутбука застыли андроиды, которым отключили моторику.
– Что значит Detenerlo? – спросила я.
– «Прекрати». Это на испанском.
– Так я и думала.
Лимонад был прекрасен. Даже не вкусом, а той прохладой, которая пощипывала язык, поселялась на какое-то время в горле и даже слегка отдавала в нос. Я пила маленькими глотками, боясь простудиться – самая частая моя проблема летом. Ио лишь изредка брал стакан то в одну руку, то в другую. Видимо, ему хватало и этого, чтобы охладиться.
– Что ещё ты думала? – спросил он через паузу.
– Что это не мои сны. – Я покачала головой. – Они навязаны мне кем-то. Они наполнены моралью. Но она предназначена не мне. Я чувствовала себя самой собой только первое время. А потом, когда вернулась, чужие мысли захватили меня. Этот дом, отец, катастрофа… всё чужое.
– Никогда не слышал о передаче снов.
– Я тоже. Но я вот тут думаю, а что, если я такой своеобразный оборотень? Раз в месяц превращаюсь в кого-то другого и вижу его сон. А потом просыпаюсь, записываю его, словно сдаю анализ. Или пишу изложение. Или просто оставляю послание тому, кому эти сны предназначались. Быть может, он прочтёт это когда-нибудь. Может быть, в этом смысл?
Я вспомнила ещё раз посещение той густонаселённой квартиры и разговор с Евгенией. Может, этот сон предназначался ей? Вряд ли. Скорее мне могли наслать что-то подобное, чтобы я поменяла точку зрения. Так, может, всё-таки сны предназначались мне?
От подобных размышлений начинала болеть голова. Я приложила к ней стакан, но лимонад там уже закончился, как и прохлада.
– Есть ли вообще в этом смысл? – спросила я. – Ты же вроде как специалист по снам.
– Не уверен, что могу что-то сделать с этим. Кажется, они из какой-то другой оперы. Но у меня нет ощущения, что сны предназначены другим людям. А даже если и так – эти твои девочки… они-то явно знают, что происходит.
– Пойду налью ещё. – Я встала и пошла к холодильнику.
Лимонада внутри не было. Это я знала точно. Просто хотелось какого-то движения. Дневная прогулка от странного дома до квартиры – лучшее, что случилось за сегодня. Или то было уже вчера?
– Закончился, – сказала я, когда вернулась без стакана.
Ио, не говоря ни слова, катнул по столу свой. Я поймала его и взяла в руку.
Стакан был тёплый, согретый чужими руками. Лёд внутри почти растаял. Попробовала напиток на вкус, он оказался неожиданно горьким и противным.
Как чужой сон.
– Хорошо, пускай я должна увидеть эти сны, а девочки что-то в этом понимают. Но я по-прежнему думаю, что это всё от разных людей, – сказала я, отставляя стакан в сторону. – Совсем-совсем разных.
– Тем лучше. – Ио не стал спрашивать, как я пришла к такому выводу, за что я была ему благодарна. Сама бы никогда не объяснила. Просто чувствовала по настроениям сна, по стилистике, по происходившим событиям. – Так больше шансов найти тех, кто их видит. Или хотел бы увидеть. Или должен. Истинных адресатов.
Я хотела спросить: «Думаешь, у меня получится?» Или пожаловаться, что «не знаю, с чего начать». А ещё думала сказать что-то вроде: «Ну ты же мне поможешь?»
Но я не произнесла ни того, ни другого, ни третьего. Через полчаса Ио ушёл. На прощание мы легко обнялись – не романтично и даже не дружески. Скорее «приятельски», как и положено людям, которые видели друг друга всего лишь второй раз в жизни.
А я и не хотела видеть его слишком часто. Боялась устать и привыкнуть. С подобными знакомыми следует встречаться редко, чтобы очарование не рассеялось. Всё равно самыми лучшими друзьями мы вряд ли станем – врачи стараются не дружить с пациентами, чтобы потом не было мучительно больно, если вдруг что-то случится. По крайней мере, я слышала это от одного парня. Он одно время работал у нас в районной больнице. И в то же время пытался произвести на меня впечатление.
У него получилось. Я человек с богатым воображением. После такой фразы едва ли не наяву увидела картину: у меня смертельная рана, он меня спасает, а потом мы расстаёмся. Потому что я стала пациентом. Или же, наоборот, не спасает. Чтобы, значит, любить меня до последней минуты…
Такая вот почти подростковая романтика жизни. Куда уж тут каким-то снам.
Несколькими днями позже я наткнулась на книгу, которую читал Ио из той давно принесённой стопки. Она называлась «Превратности метода» Алехо Карпентьера. Я пролистала, не особо вчитываясь в текст и даже не понимая, что ищу. Где-то в середине вдруг мелькнула фраза, аккуратно подчёркнутая ручкой.
«Так, в сомнениях и колебаниях, прошёл конец августа, хотя Глава Нации наблюдал течение дней и ход событий с почти весёлым любопытством».
– Врёте вы всё, дяденька, – сказала я, складывая книгу назад в стопку. – Август ещё не наступил.
Впрочем, конец июля прошёл в том же духе. Сомнения и колебания. Колебания и сомнения. И где-то среди этого зародыши весёлого любопытства.
То я начинала думать о снах дни напролёт, то напрочь забывала о них. Ио не подавал о себе вестей, а сама я не звонила. Несколько раз сходили с Евгенией куда-то, но из всего я запомнила только ощущение некоторой неловкости, которое периодически забегало нас проведать, хотя с каждым разом его визиты становились всё реже. Иван Александрович всё так же занимался трудоголизмом, а я по-прежнему чувствовала себя лодырем и бездельницей, так что порой заявлялась к кому-нибудь и мешала работать, пока меня чем-нибудь не займут. Как маленький ребёнок, требующий внимания и чуточку своей собственной ответственности.
В общем, жизнь бежала своим чередом. Правительства издавали законы, биржа колебала курсы, а большинство новостей – шок! нереальный огонь! Ты не поверишь!
От всех них я старалась держаться подальше, и до конца июля мне это отлично удавалось.
Август
Просто жизнь
К августу город раскалился. Каждый день температура поднималась на долю градуса, а ночь не приносила прохлады. Жар нагретой земли, асфальта и бетонных плит поднимался вверх и проникал в квартиры.
Лимонад уже не помогал, сколько его ни пей. Будь у меня возможность, я бы поселилась в ванной – прохладная вода казалась единственно возможным спасением от пекла. Но чем дальше, тем чаще из крана бежала полутёплая бурда.
Страстно хотелось сбежать куда-нибудь, но я каждый раз не находила достойной цели, зато с лёгкостью обнаруживала десятки предлогов, чтобы ничего не менять. В итоге просто ходила на работу – в конце концов, там кондиционер. Засиживалась в своём закутке допоздна, пока не приходил Иван Александрович, бренча ключами.
– Кристина, – говорил он чуть суровым тоном, – уже пора. Я тут всё закрываю.
Я покорно кивала головой, выключала компьютер и собирала вещи со всей медлительностью, на какую была способна. Оттягивала момент пересечения границы, что отделяет прохладный искусственный день офиса от жарких сумерек реального мира.
В такие вечера я возвращалась домой через парк. Да, небольшой крюк, но среди деревьев, пусть городских и пропахших пылью, дышалось легче. К тому же возле пруда в парке получалось уловить отголоски прохлады. Да, вместе с комарами и другой мошкарой, но я воспринимала это стоически. Неизбежная расплата в мировом равновесии.
Однажды я встретила там Ио. Его фигуру, как и походку, сложно спутать с чьей-то другой. Особенно манеру далеко выбрасывать ноги при ходьбе. При его невысоком росте это могло выглядеть комично, однако не выглядело. И не только для меня, но и для посторонних. Думаю, всё дело в ауре серьёзности и спокойствия, которая окружала Ио.
Сначала, как увидела, хотела подойти и поздороваться. Может быть, даже подбежать – к тому времени я уже устала от одиночества, однако не выдерживала в любой компании больше часа. Да просто окликнуть – уже неплохо. Но потом я заметила девушку, которая шла рядом с Ио. Стройная, улыбающаяся, выше его на полголовы. Вся в тонком и воздушном – тот тип платьев, что струится следом и развевается даже от малейшего ветерка.
– Ну и правильно, – пробормотала я и слегка улыбнулась. Повернула в сторону и попыталась исчезнуть из парка так, чтобы не пересечься с Ио. Иначе придётся ставить его в неудобное положение – либо подчёркнуто игнорировать, либо знакомить нас, либо просто кивнуть, а потом ещё и объясняться. Нет уж, пусть отдыхает.
Если у меня и осталась какая-то печаль после этой встречи, то только потому, что я соскучилась. Хотелось ощутить рядом спокойствие, рациональность и неиссякаемый оптимизм, который не плескался в движениях или словах, а просто растекался вокруг, замыкая круг и воплощая островок стабильности.
Но это точно не ревность. А если даже где-то что-то и проскальзывало, то этот тип ревности мне до сегодняшнего дня был незнаком.
Частично в коллективе
– Справа! Справа! Справа же!.. Давай, давай, Кристиночка!.. Ну куда ты целишься, там же нет никого!.. А-а-а-а! Он обходит с края! Ну-ну-ну-ну-ну! Да-а-а-а!
Лидия Анатольевна визжала как резаная. У неё получалась тональность, от которой невозможно абстрагироваться. А что касается комментариев… они, скажем мягко, не помогали.
В очередной раз дёрнувшись от её визга, я едва не попала под обстрел. Пришлось прятаться за кубом и собирать стрелы. У противника в живых остался только один, проектировщик Антон. Но он засел, отгородившись кубами, так что попробуй ещё достань. Хорошо, нас двое. Я и снабженец Владимир. Есть шанс взять Антона в клещи, чтобы не успел одной стрелой срезать обоих.
Я кивнула Владимиру, он кивнул мне. Тихонько, ползком, мы двинулись на сторону противника. Я держала на прицеле точку над кубами, а Владимир страховал с правой стороны.
Мышцы ног гудели от приседаний. Руки дрожали от тяжести натянутой тетивы. В волосы забились пыль, пух и листья деревьев. Всё это перемешалось с каплями пота. Хорошо ещё, что лицо под маской, хотя дышать под ней практически невозможно. Да и щёки горят от прилившей крови.