Здесь – это равнина. Пустынная на первый взгляд. Но под ногами мелкие домишки. А где-то справа – маленький холм. По другие стороны – лес, дорога, пустыня. Эль Пунто внизу, маленький и беззащитный. Схватка гигантских монстров над городом.
Солнце в зените. Ни одной тени вокруг, кроме той, что рядом со мной.
Тишина.
Вздох.
Крик.
Начали…
Мы бежим навстречу друг другу. Два маленьких войска. Их больше, но это ненадолго. Потому что я всё правильно сделала. Потому что письма дошли до адресатов. И не видя перед собой противников – израненных, измученных повторением одной судьбы без конца и начала, полупризраки начинают таять.
Созданные для сражения, они не могут иначе. Когда зеркалам некого показывать, они без надобности.
Исчезает один, другой, третий. К тому моменту, когда мы сходимся посередине равнины, нас только пятеро. Я и тень. А напротив – я и две серые фигурки девочек.
Однако наши незримые спутники не желают сражаться. Застывают чуть поодаль, когда я схожусь с отражением. Мы кружим и кружим напротив друг друга. Она сжимает нож и смотрит спокойно и отстранённо. У меня же лицо кривляется, словно у отшельника-лицедея. Улыбка раздирает губы. Слёзы разъедают глаза. По ушам бьёт хриплое дыхание – единственный звук, разносящийся над равниной.
Отражение делает выпад, я уклоняюсь. Пытаюсь ударить по ноге – она отскакивает в сторону. Начинается новый круг нашей пляски. Тени за спинами стоят недвижимо, но их нетерпение подгоняет, вынуждая совершать обманные манёвры и пританцовывать на месте.
Следует ещё один выпад, но мне удаётся сместиться в сторону и перехватить руку. Надавливаю на ладонь, пальцы разжимаются, нож падает на землю. Отражение пинает меня в живот – мы разлетаемся в разные стороны.
Между нами нож. Лежит, блестя на солнце.
Мы бросаемся к нему одновременно. Отражение – бегом с низкого старта. Я – на четвереньках, понимая, что встать уже не успеваю.
Наши руки вцепляются в рукоять ножа одновременно. Переплетаются между собой. Отпихивают друг друга. Нож то склоняется в одну сторону, то в другую.
Голоса гулко врываются в уши, продолжая битву…
– Мы спасли тебя, но ты ещё не спасла нас.
Нож тянется влево. К безмолвной тени, что стоит в одиночестве. «Убить. Освободить. Освободиться!»
– Что хуже – позволила вовлечь себя в игру и решать чужие судьбы. Тебе двадцать пять, а девочкам сколько? Вот то-то же.
Теперь вправо. «Две мелкие дряни. Втянули меня во всё это. Что вам надо от меня? Что?!»
– Ты нам скажешь.
«Конечно, скажу, обязательно всё скажу. Потому что вы долго терпели эти издевательства и теперь просто хотите пожить для себя. Нет в этом ничего плохого. Живите, пусть даже кое-кому придётся умереть».
– Так-то, дурочка…
«Да, я дурочка, и что? Я не отказываю людям в помощи, если они просят и я могу помочь. Не идеальный человек, да и не стараюсь им быть, просто хочу, чтобы вокруг люди были довольные и счастливые, а грусть проходила быстро. Но я не могу спасти всех. Не могу. Себя бы для начала…»
– Потом ты нам расскажешь. А теперь иди.
«О, если бы я могла, то ушла бы. Спряталась и скрылась. От тех, кто бродит рядом. От тех, кто ничего не слушает. От каждого, кто готов бросить в другого камень, но никогда не обратит его против себя. Есть ли где-нибудь свобода от обязательств? Есть ли она? Если так, то пустите меня. Я согласна. Что надо сделать? Убить? Ну, разумеется. Каждая свобода начинается с того, что ты кого-то убиваешь. Его. Её. Себя. Только так можно сделать мир лучше».
– Кому лучше?
«Хотелось бы всем, но даже себе толком не получается. Может, я слишком мало стараюсь? Может, мне следует для начала изменить себя? Может, я просто не за то взялась или не с того конца? Что вы молчите? Ну, подскажите же что-нибудь!»
– Мы пойдём туда, где я смогу быть той, кем захочу. А все остальные будут принимать это как должное.
«О да. Вот он, запах свободы. От обязательств, от навязанных связей, от необходимости быть такой, как все, чтобы не вызвать осуждения. Не выделяться. Не казаться странной. Следовать привычной логике. А иначе – будь готов к тому, чтобы стать изгоем. Пария, запертая в гетто. Твоё мнение никого не интересует. Иди и гуляй со своими тараканами. Но тараканы есть у каждого. Двойные стандарты! Лицемеры!»
И нож снова тянется вправо, но застывает на половине пути.
– Я – Кристина. Замухрышка, которую вы ненавидите и презираете. Посмотрите. Вот же она. Я.
Руки дрожат. Скользкие от пота, они уже готовы выпустить нож. «Ну и пускай. Пусть его забирает та, другая. Пусть она возьмёт и сама свершит выбор. Я устала. Забирай всё. Слышишь? Забирай!»
– Но это же смелость, это же самостоятельность, это же ум, это мудрость, это объективность и проницательность и всё остальное. Это то, чего тебе не хватало. То, чем я поделилась с тобой.
«Ты ничем не делилась. Ничем. У тебя это было, и у меня осталось. Мы не более разные, чем отражения. Я могу быть тобой, а ты – мной. Стоит только захотеть. Хочешь?»
«Да. А ты?»
«И я…»
Нож падает из рук. Втыкается в землю. Вздох разочарования и ненависти проносится над равниной. Серые фигурки, Хуана и Мария, не выдерживают. Бросаются вперёд, подхватывают клинок и с разбегу кидаются на старшую тень.
Та успевает заслониться рукой. Кровь у тени чернильная, брызжущая фонтаном. Всё вокруг растворяется в ней. Ничего не видно. Ни одного движения.
Стазис.
Слова закончились
Когда я открыла глаза, вокруг был тот же самый дом, в котором я засыпала. В Эль Пунто.
Разочарование нахлынуло волной и растеклось по всему телу. Меня затрясло, словно в припадке. Я хотела расплакаться, но вместо этого пришла злоба. Именно она заколотила руками, сбивая кулаки в кровь о дощатый пол…
Стоп!
Пол!
Я что, упала с кровати во сне?
Оглянулась и не нашла никакой кровати. Как и холодильника. Как и унитаза. Как и простыни с одеялом, которыми я завешивала окна. Сейчас они были открыты, заливая всё пространство вокруг светом.
А в углу притаилась тень.
Сердце сжалось. Я машинально села и подтянула ноги. Тень не двигалась.
И только когда я всё-таки решилась встать, она чуть неуловимо переменилась. Определить, что произошло, у меня не получилось, но ощущение такое, словно ко мне повернулись лицом.
– Всё закончилось.
Голос оказался тихий, властный и мужской, без сомнения.
– Тогда почему я ещё здесь? – спросила я. Получилось не сорваться в мольбу отпустить меня отсюда как можно скорее.
– Потому что я ещё не решил.
Тень снова неуловимо скользнула – скользнул! – и вот он уже стоит напротив окна. Теперь солнце ярче освещает его контуры, но всё равно нельзя понять, кто же именно стоит передо мной. «Антропоморфный гуманоид», – как это называли друзья Евгении, когда мы играли в «бумажки на лбу».
– И как долго вы будете решать? – спросила я, набравшись смелости.
Тень не ответила. Казалось, он меня игнорирует. Что ж, в таком случае мне, наверное, стоило заняться чем-то другим, чтобы скрасить это самое ожидание.
Я тоже выглянула в окно. По улицам гуляли люди. Приветствовали друг друга. О чём-то разговаривали, хотя звуков я не слышала. Отличная звуконепроницаемость у местных окон. Мне бы такие домой.
Но вот на секунду солнце заволокло облаком, неизвестно откуда взявшимся на чистом небосклоне, и люди исчезли в один миг. Снова пустынные улицы. Снова тишина.
Пришлось разворачиваться. К тому времени тень уже переместилась в центр комнаты. Я едва не вздрогнула, заметив его.
– Ты – всего лишь орудие, – сказал он. – Но на тебе тоже лежит часть вины за то, что они сбежали.
– Как и на вас, – не успела понять, как эти слова вылетели изо рта. – Надо было поласковей вести себя с девочками.
– Поласковей… Ты ласкова со своим телефоном? С компьютером? С множеством вещей, которые наделяешь частичкой себя? Или ты просто ждёшь, что они будут выполнять свои функции?
– У телефона и компьютера нет чувств и разума.
– С твоей точки зрения – да. А что, если есть? Впрочем, пустое. Оставим это.
Но я не могла так просто оставить. Ярость, напряжение, горечь и злость – всё перемешалось внутри, родив на свет спорщика, который готов был отстаивать своё право быть правым.
А может быть, это отзвуки той битвы, которая длилась в неизвестности? Мы ведь так и не смогли определить победителя с отражением. Просто сошлись на том, что готовы потерпеть друг друга какое-то время. И сейчас я чувствовала её внутри себя. Качества, которые она воспитала, пока я искала выход из Эль Пунто. Возможно, часть из них я сейчас и применяла.
– Я, конечно, не истина в последней инстанции, но всё-таки вам следовало лучше с ними обращаться. Могли бы поговорить.
– Поговорить? – Мне показалось, будто бы раздался смешок. – Если бы они пришли, мы бы поговорили. Но нет! Приходить и разговаривать – это оказалось слишком сложно. Для этого нужно иметь аргументы и твёрдую уверенность в своей правоте. Куда проще сплести интригу, заключить сделку, захватить парочку сознаний, как перчатки, манипулировать людьми, творить ритуал, и всё для того, чтобы в конце концов попытаться меня убить.
– Мне кажется, они не рассчитывали на это, – сказала я. – Просто хотели, чтобы их воспринимали серьёзно. Хотели доказать, что чего-то стоят сами.
– Доказали. Теперь их здесь нет. Пусть доказывают в другом месте. Получили по заслугам.
– И вы тоже могли поговорить, – сказала я. – Когда поняли, что они делают. Когда заключили сделку с отшельником. Ведь вы тогда уже знали, как всё будет, но не поговорили, а продолжали играть в придуманную ими игру. Вы вообще кто, кстати? Бог какой-нибудь древний?
– Я тень во тьме, невидимая глазом. Я – пепел, не рожденный стать алмазом.
– Очень поэтично, но это не ответ. И вообще, могли бы и ответить. Говорить загадками в этой ситуации как-то мелочно.