Это вывело Брандта из столбняка. Он вскочил и ударил правой, левой и снова правой, вкладывая в отработанные годами движения всю силу и вес своего тренированного тела. Каждый из этих ударов мог убить человека, но чудовище только мотнуло мордой из стороны в сторону. Не переставая рычать, оно поднялось на задние лапы, поражая своими устрашающими размерами и, даже не замахиваясь, каким-то ленивым движением отбросило Брандта в дальний угол. Брандт успел поставить защиту, но удар был настолько силен, что он отлетел на добрых два метра, рухнув между стеной и диваном. Самое неприятное заключалось в том, что чертов пистолет вывалился из-за пояса и теперь лежал вне пределов досягаемости. Потрясенный агент Ее Величества принялся барахтаться, пытаясь встать. Но чудовище явно не собиралось предоставлять ему такую возможность. Рыча, оно сделало два шага и занесло над поверженным Брандтом свою когтистую лапу. Впервые в жизни Брандт пожалел, что не выучил ни одной подходящей молитвы.
Но удара не последовало. Рычание смешалось с треском выстрелов. Это Мила, стоя в дверном проеме, открыла беглый огонь сразу из двух пистолетов. Поразительно, но чудовище держалось на ногах, даже получив несколько восьмимиллиметровых зарядов, и только потом рухнуло на пол, дергаясь и испуская зловоние из всех своих дыр и отверстий — как естественных, так и благоприобретенных в результате интенсивной милиной работы. Мила стреляла, пока не вышли обе обоймы.
«Ничего себе… — пробормотал Брандт, выбираясь наконец из своей щели и потирая ушибленные ребра. — Преклоняюсь перед израильской биологией. Вывести такую сокрушительную разновидность спецназа… и ведь, главное, никто ни сном ни духом… никто ничего не знает — ни мы, ни штатники, ни русские, ни китайцы… Просто супер!»
«Заткнись! — оборвала его Мила. — Это еще не конец. Взгляни…»
Чудовище и в самом деле проявляло признаки жизни. Изумленный Брандт поднял пистолет.
«Нет, не так…» — Мила нагнулась и подобрала с пола короткую и толстую суковатую палку — в точности такую же, какие Брандт во множестве видел в пяти грузовых контейнерах судна «Эль-Таалена»… такую же, только заостренную с одного конца.
«О! — воскликнул Брандт. — Приятно встретить в такой глуши старого знакомого. Господин березовый швырок!»
Мила закатила глаза и вздохнула.
«Дэвид! — сказала она устало. — Я всегда знала, что ты придурок, но не настолько же… Принеси-ка сюда кадушку из мыльной.»
«Кадушку? Зачем?»
«А ты что, видишь здесь молоток? Ну быстро! Не видишь — он приходит в себя!»
Недоумевающий Брандт подчинился. В мыльной он быстро нашел тяжелую деревянную кадушку, и вытряхнул их нее мокнущие веники.
«Какую воду налить? Холодную?»
«Кретин! Пустую! Неси сюда! Быстрее!»
Брандт вернулся в комнату. Мила уже сидела на корточках возле поверженного чудовища и держала палку заостренным концом вниз.
«Слушай внимательно, — сказала он скороговоркой. — И я очень надеюсь, что твоего прославленного интеллекта хватит на то, чтобы попасть по колу, а не по моей голове. Я буду держать, а ты забивай — кадушкой, как молотком. Понял?»
Брандт пожал плечами. Чудовище шевельнулось.
«Бей!» — благим матом заорала Мила.
Брандт занес кадушку и ударил. Кол вошел с одного удара, гладко, как в масло. К потолку взвился фонтан вонючей зеленой жидкости. Электричество мигнуло и откуда-то сверху послышался тихий стон, почти вздох.
«Все, — сказала Мила, поднимаясь. — Еще один.»
«Еще один кто?» — спросил Брандт.
«Потом… — устало махнула рукой его партнерша. — Потом. Кстати, кадушку можешь положить. Больше не понадобится.»
Она подошла к Грише, закрыла ему глаза, ласково погладила по щеке.
«Бедный Гришенька… видишь как… не уберегли мы тебя. Это все я, дура… вовремя не сообразила. Ты уж прости меня, ладно?»
«Мила, — решительно сказал Брандт. — Может ты мне все-таки объяснишь всю эту чертовщину? Зачем ты мне наврала про дрова? Нету тут никаких дров… И с Гришей ты, выходит, знакома? И что это за чудовище?»
«Какое чудовище?»
«Ну как…» — Брандт посмотрел вниз и осекся. Двухметрового волосатого существа как не бывало. На полу, в луже самой обыкновенной крови лежал Моше — среднего роста, коренастый пожилой мужчина со смуглым неприятным лицом. Из груди его торчал кол, а тело было изрешечено множеством пулевых ранений. Брандт наклонился и посмотрел на его руки. Надо же, и там не осталось никакого следа от страшных когтей и червивого волосяного покрова. Даже желто-зеленая жидкость, еще минуту назад гадкими зловонными пятнами блестевшая на стенах, потолке и на его собственной одежде, куда-то испарилась, вместе с запахом. Ничто не напоминало о недавней чертовщине… если, конечно, не считать кола, по-прежнему торчавшего в нашпигованной пулями груди мертвеца.
«Мила!» — повторил Брандт еще решительнее.
«Ну что ты заладил, как машинка: Мила, Мила… — отозвалась она из „малого комплекса“. — Я же тебе сказала: все объясню. Но не сейчас, ладно? Сейчас надо „стереть пальчики“ и уматываться. Наших приятелей скоро хватятся, так что давай, помогай…»
Как бы в подтверждение ее слов, зазвонил мобильник. Брандт достал из кармана мертвеца телефон и нажал кнопку.
«Моше? — говорили по-арабски. — Есть результат? Кто заказчик?» Голос показался Брандту смутно знакомым. Где он мог его слышать?
«Моше? — сказала трубка менее уверенно. — Моше?..» Брандт дождался гудков, но так и не вспомнил.
«Старею, — подумал он грустно. — То чертовщина всякая мнится, то сумасшедшая нимфоманка вокруг пальца водит, то память отказывает… Пора на покой.»
Брандт вздохнул и, подхватив полотенце, начал «стирать пальчики».
Машину вела Мила. Не доезжая до Бейт Дагана, она свернула направо.
«Куда ты? Зачем?» — попытался было протестовать Брандт, но Мила лишь молча покачала головой: мол, не мешай, и он махнул рукой. Уверенно ориентируясь в путанице грунтовых дорожек, Мила объехала Институт Вулкани и углубилась в безлюдный район фруктовых посадок и апельсиновых рощ. Наконец она остановила машину.
«Ну? Что теперь? — с улыбкой спросил Брандт. — Сначала завезла в укромное место, а теперь изнасилуешь и убьешь?»
Мила хмыкнула.
«Насчет изнасилования — не надейся, а с остальным посмотрим.»
Лицо девушки было необыкновенно серьезно. Брандт тоже перестал улыбаться, неожиданно ощутив все возрастающее чувство тревоги.
«Надо держать ухо востро, — подумал он. — Что я о ней знаю? Мила Павелич… как сказал Мойн, „из хорошей хорватской семьи“… что, кстати, за семья такая? В отделе без году неделя. Превосходно стреляет. Владеет массой языков. Активно пользуется ядами и прочими дурманами. Классно дерется ногами. Трахается, как крольчиха… замечательно, надо отметить, трахается, со вкусом, желанием и доскональным знанием вопроса. Что еще?»
Волнующие воспоминания о последнем в списке выдающихся качеств Милы резко снизили уровень брандтовой тревоги. Он снова заулыбался и обнял девушку за плечи.
«Не бойся, Милочка. Дядя Дэвид не даст тебя в обиду. Может, все-таки передумаешь насчет изнасилования? Смотри, место безлюдное…»
Мила вздохнула и высвободилась.
«Господи, какой же ты дурак, Дэвид! Я просто удивляюсь, как ты ухитрился дожить до столь преклонного возраста.»
«Преклонного? — обиделся Брандт. — Мне всего тридцать шесть.»
«Вот-вот. С таким уровнем дурости умирают еще в детстве. Максимум — подростком… Тебе никогда не приходило в голову, что ты обо мне ничего не знаешь?»
«Ну-у… пр-р-иходило… — промурлыкал Брандт, упорно не желающий выходить из романтического настроения. — Хотя „ничего“ это слишком сильно сказано. Могу побиться об заклад, что расположение родинок на твоих ягодицах мне известно намного лучше, чем тебе самой. Сто фунтов против одного.»
Милины губы дернулись и почти разъехались в непрошенной улыбке, но на полпути передумали.
«Дэвид Брандт! — строго сказала девушка. — Ваше мнение о том, что женщину можно узнать посредством подсчета родинок на ее заднице, страдает непростительной одностороннестью, и уж во всяком случае, решительно противоречит вашему же прославленному дедуктивному методу.»
«Глупости, — уверенно парировал Брандт. — В моем преклонном возрасте я успел познакомиться с, без преувеличения, очень многими женщинами, и ни разу… вы слышите, леди? — ни разу осмеянный вами метод подсчета родинок не подводил вашего покорного слугу. Для меня карта родинок на женской, как вы неполиткорректно выразились, заднице — все равно, что звездное небо для ученого астролога.»
Мила прыснула.
«Ну и что же такого ты вычитал на моей карте?»
«Пожалуйста… — небрежно произнес Брандт. — Ты врешь мне с самого начала, бессовестно и по большому счету. Дорогая, ты фальсифировала буквально все, исключая, может быть, несколько оргазмов, но и в этом я, честно говоря, не уверен. Сначала я полагал, что тебя подослал Мойн, чтобы следить за мною, но после Гамбурга я понял, что ты врешь и ему. Особенно трогательным был спектакль на судне. Ты и впрямь считаешь меня неспособным отличить осину от березы?»
«А кто тебя знает, — смущенно сказала Мила. — Здоровый безмозглый самец с телячьими глазами… Многие не отличают.»
«Ты так активно поддерживала меня в этом моем якобы заблуждении, что мне было просто неприятно разочаровывать столь очаровательную леди, — продолжил Брандт. — Я решил играть в твою игру… тем более, что в определенном смысле успел к тебе привязаться.»
Мила молчала.
«Ты просто уводила меня от этого груза, как птицы уводят охотника от гнезда, так ведь? Только в моем случае приманкой были твои прелестные родинки на ягодицах. Как же! Здоровый безмозглый самец с телячьими глазами… надо просто хорошенько оттрахать его, а когда он размякнет, подсунуть нужную дезинформацию и закрыть дело. И все. Так?»
Мила молчала.
«Да что это со мною сегодня никто разговаривать не желает! — сокрушенно покачал головой Брандт. — Ладно еще этот чужой и неприятный Моше, так теперь еще моя же собственная нежная возлюбленная… Только, пожалуйста, не превращайся в когтистое волосатое чудовище, хорошо? Этого я просто не переживу. Преклонный возраст, сама понимаешь… Эй, Мила!.. Госпожа Павелич!»