В дверь тихо постучали.
— Войдите, — с опаской сказала Персефона.
К счастью, внутрь просочилась Брин. Она тоже завернулась в одеяло, и его кончик волочился по полу.
— Не разбудила?
Персефона покачала головой.
— Не спится.
— Мне тоже. — Девочка маячила на пороге босиком, переминаясь с ноги на ногу.
— Входи. — Персефона похлопала по матрасу. — Залазь. Пол ледяной.
Брин прыгнула на постель и поджала ноги, прикрыв их одеялом.
— Разве сейчас не лето?
— Камень крадет тепло, и в окна дует.
— Ого! У тебя тут стеклянное окно! — Брин с восхищенной улыбкой посмотрела на светлеющие квадратики.
— А разве у тебя окна нет?
Персефона убрала с глаз Брин выбившуюся прядку. Сколько раз она видела, как то же самое делала Сара, и думала о тщетности ее усилий?..
Девочка покачала головой, и прядка снова упала.
— Я спала с Мойей и Роан… Представляешь, Мойя храпит! Ты знала?
— Увы, да.
Они посидели молча, глядя на рассвет, постепенно обнажающий странные очертания за окном. Персефоне не терпелось поскорее увидеть незнакомый мир, но к ее большому разочарованию из-за холода солнце не смогло растопить туман. Насколько Персефона знала, они были первыми рхунами, которые переправились за Синее море. Бэлгрэйг считался местом таинственным — землей дхергов, некогда великой империей, подавленной фрэями в ходе легендарной войны. Вряд ли все здесь настолько уныло, как им виделось до сих пор.
— Что ты помнишь из рассказов Мэйв про демонов? — спросила Персефона.
Брин взглянула на нее детскими глазами, широко распахнутыми и невинными. И вдруг все изменилось. Девочка уступила место мудрой женщине. Если верить легенде, Хранители не просто запоминают истории наизусть — они наследуют духов прежних Хранителей. Персефона приставала с этим вопросом к Мэйв, однако бывшая Хранительница Уклада ей так и не ответила. Сейчас, глядя в глаза Брин, Персефона снова над этим задумалась. Возможно, они все тут — длинная череда предков, которые выступают на первое место, стоит вождю задать вопрос. Казалось, Брин прислушивается к голосам, слышным лишь ей одной.
— В отличие от природных духов, демоны приходят из того же места, что и боги, — проговорила Брин, уставившись на стол с таким видом, будто ее взору открылось нечто за пределами комнаты. — Они — извечные существа безмерной силы, что некогда соблазнили женщин, давших потом жизнь великанам. Демоны завидуют богам и пытаются разрушить их творения. Они — огонь и лед, темнота и отчаяние, боль и пытка. Умелые, хитрые и злобные сущности, способные обращаться в любую форму. Они являются в виде зверей, огня, вихря и человека. Могут принимать прекрасный облик и склонять людей к отвратительным поступкам. Их цель — предавать, разрушать, сеять хаос среди детей богов, своих недостойных противников.
Брин умолкла, моргнула и подняла взгляд. Ее лицо снова стало детским.
— Тебе страшно?
— Теперь да. — Персефона опять пригладила волосы Брин. — Необязательно идти туда всем вместе. По-настоящему нужны лишь Сури и Арион. — Персефона задумалась. — Конечно, мне тоже придется отправиться с ними.
— Почему?
— Что я буду за вождь, если не поведу свой отряд в битву? — Персефона кивнула сама себе, плотно сжав губы. Большинство битв Рэглана случилось до женитьбы на ней, даже до того, как она родилась. И все же Персефона успела стать свидетелем разногласий с Нэдаком. Рэглан взял копье и щит и вышел из ворот во главе отряда из шестидесяти воинов в боевой раскраске. Вернулось лишь сорок три человека, и Нэдак уже никогда не ставил под сомнение мощь Рэна. Говорят, Рэглан возглавил атаку и убил первого воина мощным броском копья. Персефоне в голову не пришло спрашивать у мужа, было ли ему страшно в ночь перед битвой. Тогда они только поженились, и Рэглан еще не понял, что с женой можно вести серьезные беседы. Персефона помнила, как он сидел в чертоге еще долго после того, как все разошлись. В постель он лег поздно, невольно разбудив жену. Он поцеловал ее в голову… Тогда ей это показалось странным. Теперь Персефона его поняла.
В дверь снова постучали. Не успела Персефона ответить, как вошли Мойя с Роан.
— Почему так холодно?
— Камень крадет тепло, — пояснила Брин.
— Тут много чего не так, — проворчала Мойя.
— Сеф намерена оставить нас здесь и пойти с Арион и Сури, — объявила Брин.
— Скорее я расцелую уродливую Тэтлинскую задницу! — воскликнула Мойя, и Брин захохотала.
Персефона нахмурилась, и девочка виновато сникла.
— Она права. Вы все остаетесь, — проговорила Персефона.
— Только не я! — На этот раз в словах Мойи не было ни малейшей бравады. — Я пойду с тобой. Особенно на встречу с демоном, хотя понятия не имею, что нас ждет.
Она положила руку на эфес маленького меча. Меч, закрепленный на широком кожаном ремне, слегка сползал, соблазнительно подчеркивая бедро. Мойя выглядела бы соблазнительно даже в мешке вместо платья, но ремень на бедрах привлекал особое внимание, а неуместное для женщины оружие заявляло о ее буйном нраве. Перед такой не устоит ни один мужчина. В том-то и беда, подумала Персефона. Мойя всю жизнь нарушает правила, бунтует и вводит в искушение. Вдобавок к прочим табу, они флиртовала с фрэем, завоевала его сердце и повесила на пояс трофейный меч.
— Вряд ли в битве с демоном поможет меч, — заметила Персефона. — Тебе ни к чему рисковать жизнью.
— А ты? Ведь ты даже меч не носишь. Зачем тебе идти?
— Таков долг вождя.
— А я — Щит, и обязана защищать своего вождя!
— Щит? С каких это пор ты стала Щитом?
— Я здесь, чтобы тебя защищать, к тому же оружие есть только у меня. — Мойя не спеша огляделась. — Ты видишь других претендентов?
Персефона рассердилась. Мойя ведет себя просто глупо!
— Ты — женщина, к тому же не особо крупная! Как ты меня защитишь? Это не игра. Тебя и убить могут. Будь посерьезней!
Мойю словно ударили. Она сжала челюсти и прищурилась.
— Сеф, ты тоже женщина! Я хоть раз говорила, что ты не можешь быть вождем?
— Тут совсем другое дело, сама знаешь.
— Почему же?
— Потому что я не изображаю из себя то, чем не являюсь.
Мойя убрала руку с эфеса и безвольно ее уронила. Она долго смотрела на Персефону, сжав губы и тяжело дыша. Потом медленно кивнула.
— Понятно, я не самый лучший воин в мире. Ты права. Куда уж мне? Я тренировалась всего несколько недель, и я женщина. Все знают, что женщины драться не способны, верно?
Персефона промолчала.
— Верно. — Мойя кивнула, приняв молчание за ответ. — Значит, говоришь, я ни на что не гожусь…
— Я вовсе не…
— Зато подумала. Может, ты выразилась бы иначе, потому что ты деликатная, но это правда. — Мойя опустила взгляд. — Думаешь, я не знаю? Думаешь, я не слышу, что обо мне говорят? Конечно, слышу. Поэтому, собственно, никто и не протестовал, когда Коннигер приказал мне стать женой Обрубка. Потому что весь далль считает меня потаскухой!
— Никто не говорил…
— И не надо! — Мойя подняла взгляд, ее нижняя губа задрожала. По щеке покатилась слеза, и она яростно ее утерла. — Знаешь, Сеф, ты права. Я — не мужчина. Во мне нет шести футов роста, и я не в состоянии поднять тебя одной рукой. Честно говоря, я даже не знаю, смогла бы я кого-нибудь убить. И все же… — Она умолкла и всхлипнула. — Ради тебя я умру, Сеф! Чтобы тебя защитить, я готова броситься на меч, на копье или в разверстую пасть демона. Я не стану раздумывать, потому что, как все мы знаем, думать я не способна. Я не гений вроде Роан, не Хранитель как Брин. Я не мистик и не волшебница. Я могу лишь встать между тобой и опасностью. Разве не для этого нужен Щит? Пусть я не обращаюсь с мечом так же ловко, как Рэйт, и не дерусь лучше Хэбета, но будь я проклята, Сеф, если найдется хоть кто-нибудь, способный сражаться ради тебя столь яростно!
По щекам ее катились слезы, Персефона и сама плакала. Как и Брин. Роан бесстрастно подбиралась к столу.
Персефона спрыгнула с кровати и крепко обняла Мойю.
— Прости! Ты права. Ты — мой Щит.
— Я тоже с вами, — объявила Брин, всхлипывая. — Ведь я — Хранитель! Я должна все увидеть своими глазами, как на собраниях совета. Иначе зачем я здесь?
Персефона нахмурилась и все же кивнула. Роан присела, открыла дверцы стола и принялась рыться в ящиках. Мойя прошла через комнату и захлопнула дверцу.
— Вселюбезная Мари, мы не можем оставить Роан одну! Гронбаху я бы даже пары башмаков не доверила на хранение. Этот дхерг еще та шельма!
— Похоже, идут все, — заметила Персефона. — Разве только Минна предпочтет остаться.
— Вряд ли, — ответила Мойя. — Волчица совсем двинутая.
Сури стояла у окна, глядя на пелену утреннего тумана. Каменная комната маленьких человечков была получше хижины из мертвых деревьев в Далль-Рэне, да и дверь никто не запер. Девочка приоткрыла ее, оставив щелку, но все равно тосковала по солнцу и ветру. Минна чувствовала то же самое. Волчица положила голову между лап, глядя на Сури несчастными глазами, словно говорила: «Неужели тебе это действительно нужно?» Ответить Сури было нечего, поэтому она смотрела в окно и избегала беседы. Минна знала, что Сури делает. Волчица всегда ее понимала, и девочка спиной чуяла тяжелый волчий взгляд.
Столько перемен, и так мало перемен к лучшему! Год назад она наверняка плавала в голубом озере, над которым кружатся соколы, или лежала на спине посреди цветущего луга. Середина лета — прекрасное время! Они с Минной радостно исследовали Серповидный лес и давали имена облакам, пожевывая стебли травы. А теперь они сидели в холодной темной комнате далеко-далеко от дома. Сури пыталась сделать вид, что это грандиозное приключение. Пожалуй, так оно и было, только одно дело, когда цветок с удовольствием раскачивается на легком ветерке, и совсем другое, если вихрь вырывает его с корнями. Сури тосковала по дому, жалела Персефону и злилась на Арион. Однако все было не так просто.