— Персефона отправилась с тремя дхергами за оружием для своего народа, Мойя увязалась следом, чтобы ее защищать, и захватила с собой Роан, дабы та не влезла в какие-нибудь неприятности. И что будешь делать? Допрыгаешь до причала, пытаясь при этом не свалиться в обморок от боли, а потом прорвешься на дхергский корабль? Заставишь капитана переправить тебя в Кэрик, где выследишь ее по запаху? Конечно, тебя поведет любовь! Любовь направит твои скрюченные ножки в нужном направлении, и ты ее отыщешь. Разумеется, отыщешь, потому что так уж устроен мир, верно? Она будет сидеть в какой-нибудь яме со зверем, который изготовился ее сожрать. Ты забьешь тварь до смерти своим костылем — если я разыщу тебе твою палку, чего я делать не стану. И ты спасешь возлюбленную, возьмешь ее на руки и вернешься домой, идя по воде аки посуху.
Избиение фрэев прошло для Гиффорда куда менее болезненно, чем слова Падеры. Калека дрогнул, потом сделал глубокий вдох, позволяя боли пронзить его насквозь. В кои-то веки стало легче.
— За что ты меня ненавидишь? — спросил он. — Ты всегда мила со всеми, кфоме меня. Пфямо настоящая мамочка для каждого в клане. За что… — Голос дрогнул, Гиффорд перевел дыхание. — Почему ты ведешь себя со мной как злющая ведьма?
Старуха пристально посмотрела на калеку, причем двумя глазами. Должно быть, впервые. Она скомкала рот, будто мятый коврик, и нахмурилась так сильно, что у нее появились новые морщины.
— Ты ведь знаешь, как появился на свет?
Гиффорд кивнул.
— Мама погибла, дав мне жизнь.
— Именно. Ария была… — Падера пожевала губы и втянула воздух ртом. — Она была отважной. Всегда! Люди часто о ней говорят, но только я еще помню…
— Что?
Старуха пожевала нижнюю губу, начавшую дрожать.
— Она знала. — Падера попятилась и прислонилась плечом к каменной стене Далль-Тирре, чтобы облегчить вес тюка. Или же ей просто нужно было на что-то опереться — уж слишком тяжелы были ее слова. — Молодые матери часто хотят узнать у мистика, что за будущее ждет детей, которых они вынашивают. Большинство предсказаний Туры были самыми обычными: твоя дочь вырастет красавицей и удачно выйдет замуж, твой сын станет ловким охотником. Хотя некоторым выпадало нечто необычайное. Вот и твоей матери выпало такое. Тура сказала, что тебя ждет великая судьба, только заплатить придется сполна. Ценой станет жизнь Арии.
Гиффорд ахнул.
— Да, она знала. — Старуха втянула нижнюю губу, не в силах унять дрожь. — И могла предотвратить. Избавиться от тебя. Я бы помогла. Вот только твоя мать… она… — Старые губы снова сжались. — Мы любили Арию, весь далль ее любил, потому что она была особенной. Умнее, добрее, отважнее и просто лучше, чем остальные. Мы в ней души не чаяли! — Падера судорожно вздохнула. — Ария пожертвовала ради тебя всем, потому что ты должен был… должен был…
— Что? Что мне нагадала мистик?
Падера снова прищурила один глаз, зато второй был так остер, что мог бы и камень разрезать.
— Она сказала, что ты побежишь быстрее любого мужчины на свете, и судьба твоего народа зависит от того, выиграешь ты забег или нет.
Слова ее прозвучали как удар, причем не слабый, а хороший тумак в живот. Гиффорд действительно убил свою мать…
— Увидев твою скрюченную спину и усохшую ногу, мы поняли: Тура ошиблась. Твой отец отказался поверить в то, что Ария погибла зря, и стал о тебе заботиться сам. Наверное, ему хотелось верить, что ты поправишься, потому что правды он бы не вынес… Он умер от горя. Поэтому вырастила тебя я.
— Ничего подобного!
— Разве? — Падера задорно усмехнулась, и от нее повеяло безумием. — Я превращала твою жизнь в кошмар наяву всякий раз, как представлялась такая возможность. Когда тебе было шесть, кто, по-твоему, надоумил мальчишек швыряться в тебя камнями? А кто, по-твоему, заставил их избить тебя до крови, когда тебе было двенадцать? Кто подал им идею называть тебя гоблином? Кто сделал так, что Миртис тебя возненавидела?
Гиффорд ушам своим не верил. Падера, добрейшая женщина в Далль-Рэне, которая пекла пироги и печенье для детишек и бескорыстно лечила хворых, на поверку оказалась Тэтлинской ведьмой. Хотя, если подумать, не слишком-то она и маскировалась.
— Почему? Ты мне мстила? Ты мучила меня всю жизнь из-за того, что мама не убила меня и…
— Не прикидывайся дурачком! Разумеется, нет! — Старуха скривилась.
— Тогда почему?
— Тура умерла, твоя мать умерла, отец тоже. Все, кто знали пророчество, ушли в мир иной. На тебя смотрят как на калеку, который лепит красивенькие чашечки. Я же еще помню обещание, данное Турой. Может, я и дура, но я верю! Я должна верить! Твоя мать была особенной, и ты тоже должен стать особенным. И, клянусь Великой Праматерью, ты таким станешь, или же я тебя прибью! Придет день, и ты вступишь в борьбу. Чтобы победить, нужно быть сильным. Таким я тебя и сделала: били тебя, потом бил ты. Я научила тебя добиваться невозможного, потому что тебе придется совершить нечто немыслимое, Гиффорд! В один прекрасный день тебе придется бежать быстрее и дальше всех, потому что только так ты спасешь свой народ. Ради этого умерла твоя мать, и я не позволю, чтобы ее смерть была напрасной!
Падера повернулась и пошла прочь.
Гиффорда ноги уже не держали. Он прислонился к стене и уставился в темноту. Он стоял между Восточными и Западными Хлябями, чувствуя себя так, будто заблудился в дремучем лесу. По ту сторону луж он увидел огни гула-рхунов, разбросанные по холмам. Грядет война. В первую очередь погибнут те, кто находится вне стен далля — остатки клана Рэн. Ему хотелось отыскать Роан и сказать ей, что он в порядке. Она наверняка расстроена и винит за его избиение себя. Гиффорду не хотелось умирать, не освободив ее от вины за несовершенное преступление. И ему хотелось облегчить свою совесть — ведь он причинил Роан боль, потому что не был в силах принять побои, вернуться к ней и объяснить, что теперь все хорошо, что она не сделала ничего плохого…
Как выяснилось, прощение уплыло далеко за море.
Гиффорд прислонился спиной к стене и сполз на землю.
— Пфостите меня, — прошептал он в ночь, потому что не мог сказать этих слов тем, кого любил.
Нифрон ворвался в чертог вместе с Сэбеком. Хотя фрэй не имел права присутствовать на совете, судя по выражению лица, его было не остановить. Впрочем, воины Липита и не пытались. Лидер галантов пересек зал и встал перед вождями, сидевшими в кругу. Одно кресло по-прежнему пустовало.
— Что происходит? — потребовал ответа Нифрон. — Что сказал посланник гулов?
— Гула-рхуны избрали кинигом севера Адгара, — ответил Тэган. — Он бросил вызов кинигу юга. Победитель возглавит все десять кланов.
— Значит, нападать они не намерены? — удивился Нифрон.
Тэган покачал головой.
— Наверное, они поняли, что междоусобица нас ослабит, и мы не сможем победить твой народ. У гулов явно больше уверенности в своих силах, чем у нас, однако видеть Рэйта кинигом они не хотят. И поэтому бросили ему вызов. Похоже, они ненавидят и его, и весь его род.
Нифрон обменялся взглядами с Рэйтом.
— Они ждут, что мы выставим Рэйта, и уверены, что Адгар его убьет.
— Еще как убьет! Адгар одолел моего брата, — объяснил Рэйт. — А Дидан был крупнее и гораздо более опытным воином, чем я.
— Что вы им ответили? — спросил Нифрон.
— Попросили два дня на раздумья и послали гонцов в ближайшие деревни, — ответил Липит.
— И что будет через два дня?
— Об этом мы сейчас и размышляем. — Тэган сложил руки на груди. — У нас не хватит воинов, чтобы оказать достойное сопротивление. Гула-рхунов почти двадцать тысяч. Двадцать тысяч! Кто знал, что их придет так много?
— Я знал, — сказал Нифрон. — Это лишь малая часть войска, ожидающего в долине Высокое Копье.
Тэган нахмурился.
— И еще ты знал, что на совет они придут такой ордой? У Липита всего три сотни воинов. Рэн привел две. С окрестных деревень мы наберем сотни четыре-пять. У нас есть стены, однако всем в далле не укрыться. Гонцы вернутся не скоро, если им вообще удалось прорваться…
— Я думаю, надо принять вызов, — заметил Харкон. — Возможно, это лучший способ решить проблему. Будем действовать по старинке.
— Да, пусть все решат боги, — кивнул Липит.
— С ним сражусь я, — заявил Нифрон.
— Мы ведь уже объяснили: фрэй не может стать кинигом, — напомнил Тэган.
— Плевать мне на ваши глупые законы! — Нифрон всплеснул руками и принялся расхаживать по залу. — Эта война — война с моим народом, который превосходит вас во всем, кроме численности. Это вам не дурацкая межклановая грызня и не игра! Если мы проиграем, то потеряем все. На глупости времени нет! Фрэи загнали гоблинов в норы под землей, великанов — в горы. Неужели вы думаете, что без меня у вас есть шанс?
Нифрон провел рукой по лицу, пытаясь успокоиться, сделал глубокий вдох.
— Нет в мире сильнее мощи того, кто сидит на Лесном Троне! Однако победа возможна, и вот почему. Во-первых, фэйн не ожидает, что овцы развяжут войну. Во-вторых, у вас есть я. Кто научит ваших людей сражаться и поведет их к победе? Без меня и моего руководства вы все погибнете!
— Господин Нифрон, — перебил его Тэган. — Даже если все, что вы говорите, правда, взгляните на ситуацию нашими глазами. Как можем мы поставить над собой фрэя, если мы пытаемся избавиться от господства фрэев? Как объяснить это простым людям? Боюсь, вы годитесь лишь на роль ценного советчика, несмотря на все ваши благие намерения.
Нифрон заскрежетал зубами и ничего не ответил.
— И тогда мы снова возвращаемся к выбору того, кто примет вызов, — продолжил Тэган, обращаясь ко всем собравшимся. — Это должен быть один из нас.
Вожди Рхулина молча переглянулись. Хотя многие дни они вроде бы ничего не делали, вид у них был изнуренный: под глазами темные круги, плечи поникшие, лица понурые. Тревога и страх истощили вождей еще до начала битвы. И все же они пришли при оружии. У многих на поясе висели простые ножи, возле кресла Тэгана лежал топор, а Харкон оставил у двери свое копье. Никто не доверял гула-рхунам настолько, чтобы не ждать нападения в любой момент.