— Сури умеет колдовать! — шепотом напомнила Мойя. — Она ведь сможет себя защитить, правда?
Брин посмотрела на них с ужасом.
— Ей нужно издавать звуки! Петь. И еще ей нужно шевелить пальцами. Рэйо закрывает тебе рот и крепко-крепко держит за руки. От него не вырвешься.
Персефона дернулась и замерла. Она не знала, куда бежать. Каменный пол уходил в лес колонн, терявшихся в темноте со всех сторон.
— У нее милое личико, — поддразнил голос.
— Ох, великая Мари! — содрогнулась Брин.
— Сури! — закричала Персефона.
Кроме эха ей ответил лишь жуткий смешок.
— Отпусти ее! Отпусти девочку, или мы тебя убьем! Мы уже одолели Бэлгаргарата!
Еще один жуткий смешок.
— Вы как мухи, угодившие в мою паутину. Как детишки, которых скоро сожрут. Ну, что же вы стоите? Идите во тьму и ищите меня… — Голос замер.
Поднялся ветер, такой сильный, что Персефона едва устояла на ногах.
Снизу донесся глухой ритмичный шорох. Потом раздался оглушительный рев, посыпались камни. Персефона упала, выронив и светоч, и меч. Следом кто-то завизжал. Затем что-то захрустело, словно кто-то прошелся по тонким веточкам в холодный зимний день. Визг прекратился. Шорох кожистых крыльев стих.
Персефона собралась с духом, подняла с пола светящийся камень и, сжав его в руке, осветила залу.
На противоположном конце лежал дракон, обвив себя хвостом и склонив голову. Сури стояла возле головы дракона и чесала ему нос.
— Хорошая девочка, — приговаривала Сури. — Ты просто умница!
Глава 29
«Семя смуты в Эстрамнадоне было посеяно задолго до Грэндфорда. Судя по всему, плоды созрели еще до нашей первой битвы».
Растерянный Мовиндьюле стоял под огромным куполом Айрентенона. Снаружи доносились взрывы. Принц не был один. У стен сгрудились объятые ужасом члены Аквилы. Галерея опустела. Толпившиеся там миралииты присоединились к Серым Плащам, ожидавшим извне. Там, на ступенях Айрентенона, и происходила битва.
«Так вот что они замыслили!»
Серые Плащи пытались убить фэйна.
«Макарета замыслила убить моего отца».
Мовиндьюле все еще пытался свыкнуться с происходящим, когда услышал плач. Хэмон, старшая советница от гвидрай, скрючилась под каменной скамьей и смотрела на него с ужасом. И остальные тоже. Даже Имали наблюдала за ним с тревогой, сидя у дальней стены, куда ее так грубо швырнула Макарета. Куратор Аквилы сжимала сломанную руку, на лбу сочилась кровью ссадина. Мовиндьюле редко доводилось видеть раны. Вида крови он не выносил, и ему вновь вспомнилось, как враги обезглавили Гриндала…
«Неужели и с моим отцом поступят так же?»
Мовиндьюле кинулся к дверям.
Он успел сделать всего два шага, как здание зашаталось. С потолка посыпалась штукатурка, стали падать декоративные плиты, усеивая мраморный пол белым. Стоящие рядами рифленые колонны задрожали, поддерживаемый ими купол закачался. Часть балкона галереи обвалилась, и один из советников истошно завопил.
Мовиндьюле перепугался до смерти.
Все вокруг рушилось, люди рыдали и истекали кровью. Принц понятия не имел, что происходит, и знать ничего не хотел. Его единственным желанием было очутиться в Тэлваре, в своей комнате, на кровати, и чтобы Трейя принесла ему сидра и пирожков…
Надо бы выбежать наружу, но от страха он не мог даже пошевелиться.
«Нужно выбираться, пока не…»
Совсем рядом на пол рухнул еще один камень, разлетевшись на куски, следом посыпались осколки и пыль.
Мовиндьюле не стал дожидаться, пока камень упадет прямо на него. Принц призвал силу и выпустил ее наружу. Он ощутил здание вокруг себя, охватил его целиком, уцепился за каждую колонну и крепко сжал, связуя все плиты и камешки, окутал их защитной сетью. Огромное мраморное здание сделалось его щитом, и он вовсе не собирался его отпускать.
Айрентенон чернел выжженными отметинами. Ступени с восточной стороны обрушились, огромный вяз — священное дерево, дарующее площади тень со времен Гилиндоры Фэйн, — раскололся пополам и уронил зеленую крону и изломанные ветви прямо на рыночные прилавки.
Стоя возле дверей Айрентенона, Мовиндьюле ожидал увидеть кровь — много крови. На рыночной площади краснели зловещие лужи, но это была лишь краска. Война между миралиитами вылилась в великое, однако бескровное побоище.
Член королевской гвардии отыскал принца и сообщил, что его отец жив. Фэйн со своими войсками преследовал остатки мятежников по улицам города. Вдали раздавались крики.
— Что ты скажешь отцу, когда он вернется? — спросила Имали. Куратор стояла с ним рядом, разглядывая изменившийся городской пейзаж.
— Что я ни при чем. — Мовиндьюле посмотрел ей в лицо. — Я не с ними, ты ведь знаешь!
— Конечно.
Имали баюкала раненую руку, прижимая ее к животу, морщилась от боли и вдобавок хромала. Старый куратор медленно двинулась вниз по остаткам западной лестницы, делая шаг левой и подтягивая правую ногу. Мовиндьюле взял ее за здоровую руку, чтобы хоть как-то помочь.
Они миновали первую площадку, где чудом уцелевший фонтан продолжал исторгать воду, хотя от статуи оленя остались лишь четыре тонких ноги. Мовиндьюле оглянулся на Айрентенон и заметил трещину, перечеркивающую древний фасад, словно уродливый шрам.
— Если бы не ты, все было бы гораздо хуже, — заверила Имали. Она указала на свой порез, из которого по щеке текла кровь. Волосы сбоку намокли, кровь застывала и становилась похожа на клей. Мовиндьюле Имали казалась олицетворением древнего порядка: на обоих было совершено нападение, обоих ранили и изуродовали шрамами.
— Я ничего не сделал…
— Еще стоит, видишь? — Обернувшись, Имали посмотрела на здание. — Да, Айрентенон еще стоит, хотя на нем и появилась трещина. Неужели ты думаешь, что он уцелел бы без тебя?
— Я не пытался сохранить Айрентенон. Я не пытался даже спасти тебя и остальных… — Принц опустил взгляд. — Сейчас мне искренне жаль. Хотел бы я сказать, что действовал из благородных побуждений, защищая наше наследие и укрывшихся внутри фрэев, только это неправда. — Он вздохнул и покачал головой. — Я спасал себя. Когда здание стало рушиться, я испугался. Больше мне ничего не пришло в голову. Я не очень-то сведущ в Искусстве…
Мовиндьюле не признался бы в этом никому, даже самому себе. Он не знал, зачем говорит это ей, хотя кроме Имали сказать было и некому. Она понимала его как никто другой. Для Имали он был не принцем; для нее он был просто юным неопытным фрэем, исполненным благих намерений. Он признался ей потому, что ему хотелось с кем-нибудь поделиться.
— Возможно, — промолвила Имали.
— Возможно? Нет, точно.
— Я тебе верю и убеждена, что именно так ты все и запомнил. Однако это далеко не вся правда.
— Эх, если бы…
Имали одарила его мудрой улыбкой.
— Мовиндьюле, ты вполне мог выбежать из Айрентенона. Почти все бросились наружу. Почему не побежал ты? Полагаю, есть куда более легкие способы защитить себя, нежели соединить воедино все части здания и удерживать их. Гораздо легче, к примеру, оградить щитом только свое тело. Вариантов было несколько, и все же ты выбрал тот, который позволил сохранить наше великое наследие и спасти всех, кто находился рядом! — Она сделала еще один болезненный шаг и остановилась. — По выбору, который мы делаем, можно понять многое, даже если мы действуем в целях самозащиты. Большинство наших решений диктуется страхом: страхом смерти, страхом унижения, страхом одиночества. Важно, что именно мы выбираем. Это и делает нас теми, кто мы есть. Пусть ты думал лишь о себе, зато благодаря твоему выбору я до сих пор жива. По-моему, ты совершил подвиг.
Она кивнула, словно приняв решение. Судя по ее виду, довольно важное.
— Вот тебе на выбор два взгляда на произошедшее. С моей точки зрения, ты действовал как герой, рискнувший жизнью ради защиты Аквилы. Однако ты не привык быть героем, поэтому оцениваешь ситуацию иначе. Ты винишь себя в эгоизме, думаешь, что сделал недостаточно и не заслуживаешь почестей. Ты уверен, что героям чувство вины несвойственно… Лично мне больше нравится мой взгляд на события, хотя выбирать тебе. Главное, про свою версию никому не рассказывай.
— Почему?
— Ты — принц. Однажды ты станешь фэйном. Людям нравится видеть в своих лидерах незаурядные черты. Намного легче преклоняться перед великим и подчиняться тому, кто тебя превосходит.
— Но… но… я не думаю, что я лучше всех!
Имали посмотрела на принца с теплой улыбкой.
— Именно поэтому ты и отвечаешь своему назначению!.. Мовиндьюле, ты хороший фрэй. Тебя несколько испортила замкнутая жизнь и влияние некоторых сильных личностей, но в глубине души ты по-прежнему честный и достойный фрэй. Поэтому и чувствуешь себя виноватым. Вот когда ноющее сомнение и угрызения совести тебя покинут, ты станешь безнадежен. Впрочем, до этого тебе далеко. Пока ты еще можешь спастись.
— Что мне нужно сделать?
— А что ты скажешь своему отцу?
— Правду.
— Какую именно?
— Скажу, что про мятеж не знал. Что пару раз посещал собрания, но об их планах я не знал. Скажу, что меня использовали.
Имали покачала головой.
— Нет, не пойдет.
— Разве?
— Никуда не годится. — Она сделала еще один шаг и поморщилась.
— Нужно отвести тебя к доктору!
— Подумаешь, нога сломана. От этого не умирают. Сейчас есть дела поважнее.
— Какие?
Имали пытливо заглянула ему в глаза, будто пытаясь что-то прочесть.
— Мовиндьюле, ты понимаешь, что произошло и что будет дальше?
— Ну, какие-то фрэи пытались убить моего отца.
— Можно сказать и так.
— А как сказала бы ты?
— Ты осознаешь, что, за исключением Ули Вермара, ни один фрэй никогда не пытался навредить фэйну? Никогда! И до сегодняшнего дня в стенах Айрентенона не было ни единого случая насилия. До сегодняшнего дня это было немыслимо! Самые основы нашего общества закреплены традициями, соблюдением правил. Теперь эти правила поставлены под сомнение, и нас ждет катастрофа!