Все исчезло во тьме. Персефона не видела ни Сури, ни Брин, ни Роан, которые стояли с ней рядом. Она прикрыла лицо рукавом, чтобы через него дышать.
— Сури! Прекрати! Сури! Сури!
Земля успокоилась. Тряска прекратилась, и наступила полная тишина. Ни голосов, ни пения птиц, ни жужжания пчел. Единственным звуком был приглушенный стук сыпавшихся дождем мелких камешков. Ветер отнес облако пыли к морю, проглянуло солнце.
Конвой гномов исчез. Персефона видела сверкающее на доспехах солнце — солдаты удирали вниз по склону. Ошеломленный Гронбах стоял на прежнем месте, крепко сжимая меч.
— На мече ее имя, — повторила Сури в четвертый раз. — Я не могу его отдать.
Мистик протянула руку.
— Ради всех богов и нашего спасения, верни ей меч! — велела Персефона.
Гронбах, вероятно, был слишком перепуган и не мог пошевелиться. Это Персефона могла понять. Она и сама пришла в ужас. Хотя теперь она хорошо изучила Гронбаха. «Он просто не хочет проигрывать».
— Отдавай меч! Мы сядем на корабль и отплывем. И помоги тебе Мари, если хоть что-нибудь случится с Мойей или Арион — их Сури любит еще больше, чем этот клинок!
Гронбах перевел взгляд на Персефону и кивнул. Он вручил меч Сури, и та прижала его к груди.
— В отличие от тебя, я — женщина слова. Мы уходим, — заявила Персефона и прошла мимо Гронбаха по дороге в Кэрик.
Пока отряд Персефоны поднимался на борт «Колдер Нолл», из домов высыпала до странного тихая толпа и заполонила порт. Гномы собирались на улицах и площадях, плача и стеная. Некоторые перешептывались на своем языке, и Персефона радовалась, что не понимает, о чем они говорят.
Ни капитан, ни его команда не промолвили ни слова. Персефона провела свой отряд в грузовой отсек в передней части корабля. Проследив, как отдали швартовы и кораблик отчалил, она бросила взгляд на Нэйт. Солнце освещало то, что осталось от горы. Огромные ворота и башни исчезли. Величие Нэйта пропало, и теперь извилистая дорога вела лишь к испорченному воспоминанию и разбитой мечте.
Во время пути команда «Колдер Нолл» держалась в стороне. Арион, бледная, завернутая в одеяла, все еще дышала. Персефона сочла это хорошим знаком. Если бы миралиит собиралась умереть, давно бы уже умерла.
Все сидели вокруг распростертой фрэи, укрывая ее от морских ветров и по очереди держа ее голову на коленях, — палубу сильно качало.
— Тебе не удалось захватить таблички? — спросила Брин у Мойи.
Та пожала плечами.
— Вы ушли, и к нам стали относиться как к узникам. Я уж думала, нам конец, когда явились дхерги и отвели нас в порт.
Мороз и Потоп согласно закивали.
— Мы живы, — сказала Персефона Брин, — и на пути домой. Этого достаточно, и хвала Мари!
— К сожалению, я мало что разобрала на тех табличках. Хотела изучить их вчера, но…
— Она уснула, — проговорила Роан.
Брин склонила голову набок.
— Разве ты сама не спала?
— Нет, я не сплю, если нужно над чем-то поработать, а вчера у меня было полно дел. — Роан улыбнулась. — Ладно тебе, все хорошо!
Брин кивнула.
— Знаю. Жаль только, что я не сумела…
— Ты не поняла: все и правда хорошо. Я обо всем позаботилась.
— То есть?
Роан открыла сумку и достала тонкую скрученную трубочку. Брин придвинулась ближе. Роан развязала веревочку и развернула свиток.
— Маленькие человечки называют это пергаментом, его делают из шкур овец. На пергаменте рисуют карты и чертежи. Материал очень тонкий и легкий. На нем можно писать тем, что называется чернилами. Увы, их-то у меня и не было под рукой.
Внутри пергамент покрывали значки, которые очень напоминали те, что были начертаны на каменных табличках.
Брин смотрела на них с изумлением.
— Как тебе это удалось?
— Приложила пергамент к табличкам и втерла уголь сверху. Получились значки.
Брин потянулась за свитком.
— Осторожно, — предупредила Роан, — не то смажешь.
Наблюдая, как они изучают свиток, Персефона улыбнулась. Затем она посмотрела на Сури, и улыбка исчезла. Мистик по-прежнему сжимала меч, глядя в никуда.
— Красивый меч, — похвалила Персефона. — Роан, теперь, когда ты наблюдала за гномами, ты сумеешь сделать такие же мечи?
Роан кивнула.
— Этот клинок прочный?
Роан снова кивнула.
— Думаю, следующий выйдет даже лучше. Если бы я могла…
— Погоди, а этот клинок прочный? Он не хуже бронзового?
— Даже лучше.
— Уверена?
Роан снова кивнула.
— Вот и прекрасно. — Персефона прищурилась, разглядывая значки на лезвии. Они отличались от тех, что она видела на табличках. — Что здесь говорится? — спросила она у Сури. — Какое у нее настоящее имя?
Мистик промолчала.
Брин посмотрела на Сури с опаской.
— Его… его трудно произнести.
Корабль качало на волнах, и Персефона порадовалась, что Арион теперь не будет страдать от морской болезни, которая поразила ее на пути в Кэрик.
Много часов они молчали. Наконец Сури заговорила — впервые с тех пор, как они покинули Бэлгрейг.
— По-настоящему ее звали Гиларэбривн.
Персефона чуть улыбнулась.
— Минна мне нравится больше.
— Мне тоже, — сказала Брин.
— И мне, — согласилась Сури. Она посмотрела на меч и подняла его над головой.
— Не надо! — вскрикнула Персефона. — Что ты делаешь?
— Мне кажется, он тоже должен остаться в прошлом, — заявила Сури.
— Если он тебе не нужен, можно я сперва им воспользуюсь?
— Зачем?
— Изменю мир!
Сури с недоумением посмотрела на клинок.
— Клинок волшебный, Сури. Таким его сделала Минна.
— Ты ведь знаешь, что настоящей силы в нем нет. — Сури протянула меч Персефоне.
— Поверь мне, Сури, — проговорила Персефона, ощущая в руках тяжесть клинка, — этот меч изменит все!
Глава 31
«Некоторые вещи невозможно предвидеть. Я всегда об этом думаю, вспоминая Адгара».
Вожди пытались всячески показать Рэйту свое расположение, однако это лишь напоминало дьюрийцу о том, что жить ему осталось считаные часы. Последнюю ночь он провел в чертоге — Липит уступил свою кровать. На ужин ему достался сочный поросенок — тот самый, которого Харкон припас для пира. Круген угостил своим лучшим вином, но Рэйт пить не стал. Отец научил его, что перед битвой голова должна быть ясной. Выпить можно и потом.
Еще Липит предлагал ему женщин. От них Рэйт также отказался. Херкимер считал, что женщины вытягивают из мужчин жизненную силу. Разумеется, Рэйт знал, что большая часть его «отеческих наставлений» — полная чушь, особенно те, что касались семьи и того, что меч и репутация — превыше всего. Отказался он по иной причине: ему было неинтересно. Эти женщины ничего для него не значили; Рэйту хотелось, чтобы в последнюю ночь с ним была совсем другая…
Рэйт не имел ни малейших сомнений, что Адгар его убьет.
Один из столпов схватки — уверенность. Чтобы победить, воин должен верить в свою победу. Рэйт знал совершенно точно: ему ни за что не одолеть Адгара. Хотя по дьюрийским меркам он сам слыл неплохим воином, среди гулов Адгар считался великим бойцом, а ведь даже отец Рэйта признавал, что в бою гула-рхуны лучше дьюрийцев. Такими гулов сделала безнадежность их положения, ведь они были единственными на лике Элан, кому приходилось труднее, чем дьюрийцам. Сотни лет фрэи посылали на них войска, и война стала неотъемлемой частью жизни гулов.
— Ты собираешься его убить, да? — спросил Тэш, открывая окна и впуская утренний свет. Ночью мальчишка спал на подстилке возле кровати, пораженный роскошью комнаты.
— Конечно, — ответил Рэйт. — Я же Убийца Богов, верно? С гула-рхуном наверняка справиться легче, чем с фрэем.
— Ты станешь кинигом!
— Похоже на то.
— Твое слово будет законом для всех кланов, для тысяч и тысяч людей!
— По идее, да.
Мальчик дошел до окон, выходящих на море, и продолжил открывать ставни. Он все еще был худым как мешок с костями, зато у него появился здоровый румянец. Впервые Рэйт заметил на подбородке и верхней губе Тэша пробивающуюся щетину — и внезапно огорчился, что не увидит, каким мужчиной станет этот ребенок.
— Наверное, тебе понадобится новый Щит. У кинига должен быть настоящий Щит!
— Ты и есть настоящий Щит.
— Ну, ты понимаешь…
Через несколько часов Рэйт все равно умрет, так какая разница?
— Послушай, ты — единственный дьюриец со мной рядом. Конечно, тебе нужно немного подрасти, зато происхождение у тебя достойное. Вырастешь, обзаведешься мускулами, хорошенько потренируешься и в один прекрасный день станешь величайшим воином в мире, по большей части потому, что ты дьюриец. — Рэйт поднял башмак с пола и сунул в него ногу. — Только… — Он замялся и топнул, чтобы надеть его получше.
— Что — только?
— Я не смогу научить тебя тому, что ты хочешь знать. Ни один человек не сможет.
— Конечно, сможешь! Ведь ты — Убийца Богов. Ты…
— Говорю же, мне просто повезло. Я выжил по чистой случайности и благодаря тому, что Малькольм имеет странную привычку бить камнем по голове кого ни попадя. Дело в том, что ни один из живущих людей не в силах научить тебя драться так же, как они. Чтобы уметь убивать, ты должен учиться именно у фрэев. Ты увидишь, как они дерутся, заметишь их сильные и слабые стороны, откроешь их тайны и не дашь им узнать твои. Хочешь научиться убивать фрэев? Учись у фрэев! Да, они будут скрывать свои слабости, и тебе придется разгадать все их уловки.
Тэш открыл было рот, чтобы возразить, однако Рэйт его оборвал.
— Не вздумай говорить, что они тебе не нравятся! Тебе нравилась твоя деревня? Тебе нравились камни и змеи? Тебе нравилось мерзнуть зимой потому, что кизяков на растопку не хватает? Тебе нравилось целыми днями голодать? Тебе нравилось пить мутную воду с привкусом металла? Мне точно не нравилось. И ни одному дьюрийцу, которого я знал, это было не по нраву. И все же каждый день мы вставали, пили вонючую воду, рылись в камнях и жгли кизяки, потому что дьюрийцы привыкли выживать и не жаловаться. Значит, если хочешь научиться убивать эльфов, ты должен научиться этому у них. Тебе ведь уже было сказано: прислушивайся к ним, тогда ты сможешь их победить.