Брин вызвалась идти за водой в числе первых, но родители ей запретили.
— Если бы не ради блага далля, думаешь, я сама бы пошла? — спросила у нее Сара.
— Это опасно! Мы понятия не имеем, что они могут с нами сделать. — Дэлвин крепко обнял дрожащую жену.
Персефона, Мойя и Сара возглавили колонну и направились в обход чертога. Они прошли мимо свежевспаханной черной земли огорода Киллианов, где уже показались всходы фасоли. Затем женщины двинулись вдоль поленницы свежих дров, которую сложили сынишки Вив и Брюса-пекаря. Подойдя к чертогу и колодцу, Персефона заметила возле домика Сары Рэйта с Малькольмом, наблюдающих за процессией.
Фрэи тоже наблюдали.
В лагере возле колодца осталось всего трое фрэев, и Персефона с разочарованием отметила, что там нет ни Нифрона, ни Григора. С этими двумя она уже разговаривала, а вот знают ли другие фрэи рхунский — большой вопрос. На фрэйском Персефона изъясняться умела, хотя и с трудом. Все вожди рхунов должны были его знать, потому что фрэи собирали их для пересмотра старых договоренностей и обсуждения жалоб. Рэглан выучился у своего отца, Персефона переняла фрэйский, когда Рэглан занимался с их сыном. До Коннигера пока не дошло, что ему придется брать уроки у Персефоны.
По счастью, гоблина в далле не было. Уходившие в Серповидный лес галанты менялись, гоблин же неизменно сопровождал их каждый день.
Не считая ежедневных отлучек, фрэи в основном оставались в лагере: чинили одежду, точили клинки, полировали доспехи и тихо переговаривались. В то утро высокий фрэй, владелец длиннющего копья с грозным наконечником, сидел и протирал его тряпочкой. Рядом с ним расположился молчаливый фрэй, который заплетал волосы в косички и испытывал непреодолимую тягу к завязыванию узлов на веревке или на нитках, вылезших из его потертой одежды. Третьего звали Тэкчином.
Персефона несколько раз слышала его имя от других фрэев, в основном велевших ему помолчать. Тэкчин выглядел устрашающе: коротко обрезанные волосы, пристальный взгляд, шрам на половину лица и усмешка, почти не сходившая с губ. Шрам было трудно не заметить, ведь бороду фрэи не носили. Прежде Персефона считала, что та у них не растет, но с момента их прихода в далль она несколько раз наблюдала, как фрэи скребут лица лезвиями.
Когда вереница женщин подошла к колодцу, Тэкчин поднялся и встал у них на пути. Сара дрогнула, и Персефоне пришлось схватить ее за руку, немного сжав, чтобы подруга не споткнулась. Фрэй сложил руки на груди и смотрел, как приближаются женщины. И так беспощаден был его взгляд, что они невольно замедлили шаги. Сара дернулась назад, и даже Персефона с трудом переставляла ноги.
— Чего уставился? — крикнула Мойя.
Мойя! У Персефоны сердце замерло в груди. Ноги бы тоже замерли, не шагай она во главе процессии: трудно остановить двадцать человек, движущихся как одно целое.
— Любуюсь, — буркнул фрэй на языке рхунов, и двинулся к ней.
Вереница остановилась, сбившись в кучу. На этот раз Сара сжала руку Персефоны, причем до боли. Похоже, женщины не разбежались во все стороны лишь потому, что слишком перепугались и не могли двинуться с места.
И тогда Мойя сделала неслыханное. Она шагнула и быстро преодолела расстояние между собой и насмешливым галантом. Девушка ринулась вперед так решительно, что висевшие на шесте над ее плечами пустые тыквы с глухим звуком застучали друг о друга.
— Тут тебе не балаган, знаешь ли! — воскликнула Мойя с тем же дерзким презрением, с которым отказала пригласившему ее на танец Хиту Косвэллу. — Нам нужна вода. Почему бы тебе не помочь и не перестать таращиться?
Все и вздохнуть боялись, пока эти двое мерили друг друга взглядами. Потом трое фрэев расхохотались. Тэкчин покивал и протянул руку. Мойя смутилась. Под помощью она имела в виду просьбу убраться с дороги, но он понял ее слова буквально. Когда она не откликнулась, фрэй сам снял шест с ее плеч. Мойя стояла как вкопанная, будто вокруг нее кружила пчела. Тэкчин отнес тыквы к колодцу и принялся доставать воду.
Женщины изумленно смотрели.
— Идите сюда и помогите мне, — велел Тэкчин остальным на языке фрэев.
Галант с копьем положил его на землю и взялся за веревку. Обвязав тыкву, он опустил ее в колодец. Фрэй с косичками подошел к Персефоне и забрал ее и Сарины тыквы. Он поднес их к колодцу, Тэкчин заполнил емкости водой.
— Как тебя зовут? — спросил Тэкчин у Мойи.
— А кто спрашивает?
«Не наглей! Ради всего святого, только не дерзи!» — думала Персефона. Ей одновременно хотелось прибить и расцеловать Мойю.
— Я Тэкчин, — ответил фрэй, обменивая полную тыкву на пустую. — Самый красивый и искусный из всех галантов.
Другие фрэи тут же громко фыркнули.
— Шрам утверждает иное, — заметила Мойя. — В том и в другом отношении.
Фрэи снова расхохотались, теперь уже громче.
— Красива и остроумна, — пояснил Тэкчин на языке фрэев.
Персефона порадовалась, что Мойя их не понимает. Подобное замечание — все равно, что факел для сухого дерева.
— Шрам? — Тэкчин перешел на рхунский и коснулся щеки. — Это знак качества, доставшийся мне от одного друга. Теперь-то он мертв, ясное дело, но он был превосходным противником и целился в горло. Поверь, шрам свидетельствует о моем мастерстве. Ну и как же твое имя или мне называть тебя Оленьи Глазки?
— Оленьи Глазки?! Ты серьезно? — Мойя недоверчиво закатила вышеупомянутые глаза. — От бога я ожидала чего-нибудь менее слезливого. Меня зовут Мойя. Назовешь иначе — получишь еще одну отметину.
Тэкчин тщетно пытался сдержать улыбку. Фрэи за его спиной снова рассмеялись.
— Значит, от бога? — переспросил Тэкчин.
— Особо не обольщайся. Видимо, это только слухи.
— Ты мне нравишься, Мойя.
— Как и всем остальным, — отрезала она.
Увидев, что тыквы полны воды, Мойя подняла шест, положила на плечи и отправилась прочь.
Вылазка к колодцу оказалась весьма успешной, и за удачную идею Персефону все хвалили, несмотря на то, что истинным героем дня стала Мойя. Пополнив запасы воды, жители смогли приготовить еду, напоить животных и распевать песни. Довольны были не все. Ясное дело, Коннигер с Трессой пришли в ярость. К вечеру новый вождь велел Персефоне явиться в чертог, но она приказ проигнорировала. Когда Мэйв явилась узнать причину, за Персефону ответила Мойя: «Передай Коннигеру, что она принимает ванну».
Эта фраза вызвала безудержный хохот в домике Роан и вспышку негодования Мэйв. Никто не знал, передала ли она послание вождю, потому что вскоре рог часового прогудел трижды. Пение и смех оборвались.
— Фрэи! — снова завопил Кобб.
Ворота стояли открытыми от рассвета до сумерек, как почти во все последние дни, и Кобб посмотрел на Персефону, надеясь получить указания. Она обернулась к Нифрону, который только что воротился с остальными галантами из похода в лес.
О Коннигере и не вспомнили.
Галанты не сказали ничего. Просто собрали оружие, повесили на руки щиты и вышли за ворота. Но не все. Гоблин остался.
Персефона взобралась на лестницу, чтобы наблюдать со стены. Она облокотилась о бревна и смотрела, как внизу сошлись два отряда. Вновь прибывшие были очень похожи на галантов. Они носили сверкающие золотые кирасы, шипованные латные юбки, шлемы с плюмажами и длинные синие плащи. Несмотря на сходство, на фоне остальных Нифрон выделялся. Он был гораздо выше, шлема не носил, и его золотистые волосы развевались на ветру. Но дело было не только в этом. Его незаурядность подчеркивали величавая походка, манера складывать руки на груди и ждать, пока все к нему подойдут. Бог среди прочих богов.
— И что дальше? — спросил у Персефоны Кобб. — Будут драться?
— Не знаю.
— Их примерно поровну. А что, если все-таки подерутся? Придем на помощь?
— Не знаю.
— Вдруг они проиграют?
— Не знаю, Кобб! Помолчи, будь добр!
Лестница заскрипела, и на стену взобрались Рэйт с Малькольмом. Они тоже облокотились на заостренные концы бревен и смотрели вниз, дожидаясь схватки.
Персефоне пришла в голову ужасная мысль. Вдруг Нифрон дожидался подкрепления, чтобы устроить массовую резню?
Два отряда обменялись жестами — ничего угрожающего, похоже, просто здоровались — а потом сошлись и стали разговаривать на языке фрэев. Персефона вслушивалась изо всех сил, пытаясь понять, о чем идет речь.
— Что вы тут делаете? — спросил командующий вторым отрядом.
— Я собирался спросить у вас то же самое, — ответил Нифрон.
— Мы ищем рхуна, убившего Шегона.
— Здесь его нет.
— Уверен? — спросил другой фрэй.
— Мы тут уже несколько дней. Думаю, мы бы его заметили.
Остальные задумчиво покивали, и повисла долгая пауза.
— Зачем ты это сделал?
Теперь настал через Нифрона задумчиво кивать.
— Разве ты не ищешь убийцу Шегона?
— Да, но Петрагар велел и тебя поискать заодно.
— И что ты ему скажешь?
— Не знаю. — Фрэй вздохнул. — Бегство все только усложняет.
— Бегство? — Нифрон расхохотался. — Сикар, скажи честно, неужели я хоть раз убегал от опасности?
Хотя при встрече отряды пытались соблюдать построение, теперь все разбрелись кто куда. Нет, они не вполне перемешались друг с другом, однако и к схватке никто не готовился. Сикар стоял впереди рядом с Нифроном. Ниже ростом, мельче, волосы короткие, осанка не такая горделивая — Сикар ничуть не был ровней лидеру галантов.
— Значит, так ты это называешь? Петрагар сказал, что ты не подчинился приказу, сломал ему челюсть и сбежал.
— Во-первых, — Тэкчин неторопливо рыгнул, — Петрагар, маленький фэйнов засланец, к тому времени был в отключке. Поэтому не знает ровно ничего, Тэт его подери!
Сикар продолжал смотреть лишь на Нифрона.
— То есть вы не нарушили приказ?
— Еще как нарушили, — ответил Нифрон и оглянулся на галантов, криво усмехнувшись. — Было дело. И возвращаться в Алон-Рист у нас нет ни малейшего желания.
— Может, и передумаете, — заявил Сикар. — Петрагар сообщил в Эстрамнадон.