— Там Персефона! — крикнул Рэйт. — Веди нас прямо сейчас!
— Мы пойдем с вами, — к удивлению Рэйта заявил Нифрон. — Мэдак, Ворат и Эрес, пакуйте старуху и несите, мы нагоним вас на краю леса. Все остальные… — Он посмотрел на Сури. — Следуйте за девочкой!
Сури взглянула на Мэйв в последний раз и вместе с Минной пустилась рысью к выходу из пещеры. По дороге Рэйт услышал, как Сэбек обратился к Нифрону на фрэйском.
— Мне случайно не послышалось?
Нифрон кивнул.
— Они обнаружили укрытие дхергов!
Персефона почуяла вонь паленой шерсти, и тут обезумевший от ужаса Коннигер шарахнулся от входа и наступил ей на руку. Персефона вскрикнула от боли, не в силах сдержаться.
Коннигер не обратил на нее внимания. Приоритеты вождя резко изменились. Персефона больше не возглавляла их рейтинг. Даже когда она отпихнула его ногу, Коннигер не придал этому значения.
Персефона потеряла всякий страх и вскочила, толкнув вождя в спину.
Раздался еще один рык. От усиленного стенами звука кровь стыла в жилах. Медведь находился буквально на расстоянии вытянутой руки, но в темноте его было не разглядеть. Коннигер вслепую схватил Персефону обеими руками.
У него нет копья!
Вождь попытался выставить Персефону вперед себя, однако ему помешал слишком узкий проход. Здесь он достигал всего пары футов в ширину, и Персефона была твердо намерена держать Коннигера между собой и медведем. Она вырвалась и стала бить кулаками и коленями. В темноте она наугад ткнула его в лицо, попав по чему-то твердому и костлявому. Раздался хлюпающий звук: то ли нос сломался, то ли зуб.
Коннигер застонал от боли, а Персефона продолжила махать руками. Потом она изо всех сил отпихнула его прочь, умудрившись пнуть вдогонку ногой. Удар вышел сильный. Коннигер отшатнулся, заплетаясь ногами. И тут он закричал. Одновременно раздался звук, похожий на треск ломающихся веток.
Персефона почувствовала движение воздуха и мокрые брызги на лице — сначала холодная волна, потом горячие капли. Коннигер продолжал кричать, с каждым треском его голос звучал все выше и громче.
Персефона снова бросилась ощупывать стену, где должна была находиться дверь. Она шарила пальцами по всей поверхности, в отчаянии царапая камень.
— Где же ты? — крикнула она камешку.
«Нужно потрудиться, чтобы его нащупать, а для стаи он слишком высоко».
Персефона потянулась, судорожно водя ладонями вправо и влево. Камень был гладкий, скользкий и влажный. Кровь. Стена забрызгана кровью!
— Помогите! — завопил Коннигер ничуть не похожим на себя голосом, в котором было мало человеческого. Этот пронзительный визг скорее пошел бы какому-нибудь мелкому зверьку. Ему вторил глубокий рык, и вибрация от него отдавалась не менее сильно, чем звук.
Рука Персефоны коснулась бугорка, который она не заметила прежде, и изо всех сил ударила по нему кулаком — скорее в отчаянии, нежели надеясь на успех. Наградой ей стало зеленое свечение. Раздался скрежет камня о камень, в скале возникла и постепенно расширилась щель. Персефона ввалилась внутрь укрытия, крепко приложившись коленями о каменный пол. Боль пронзила все тело, заставив ее вновь закричать. Она шумно втянула воздух ртом, в глазах стояли слезы.
Позади медведица продолжала убивать Коннигера.
Нет, уже убила. Раздался треск, но на этот раз не последовало ни криков, ни визгов. Коннигер был мертв. Медведица рвала его останки на части.
«Я следующая», — подумала женщина.
Скрипнув зубами и открыв глаза, она оттолкнулась от пола. Персефона снова стояла посреди маленькой залы со светящимся зеленым камнем, квадратными колоннами и ребристыми арочными проемами.
Нужно закрыть дверь!
Сделанная низкорослыми дхергами дверь была невелика, Персефона легко дотянулась до ромбовидной выемки на верхнем косяке. Она нажала на каменную пластину. Дверь послушно начала закрываться, скользя слева направо с равномерным скрежетом.
Разве раньше она не захлопывалась мигом? Наблюдая за массивной плитой, Персефона вспомнила, что в прошлый раз та двигалась гораздо быстрее. Закрывайся же, будь ты неладна, закрывайся!
В призрачном зеленом свете возникло жуткое видение. Медведица держала в зубах добрую половину Коннигера и трясла ее, разбрызгивая кровь по стенам. Шкура зверя выглядела странно: она походила не на мех, а на обугленную кожу. Никакой это не медведь! Не может она быть просто медведем. Наконец Персефона узрела истинную суть зверя. Сури с Коннигером правы. Бурая Грин — демон!
Блестящие глаза увидели Персефону, и медведица ринулась вперед с невероятной скоростью. Дверь почти закрылась, и тут Грин сунула голову в щель и схватила плиту лапой. Какая бы сила ни двигала дверь, она замерла.
Медведь снова заревел, стремясь проникнуть внутрь, задние лапы заскребли по полу, пытаясь протиснуться в щель и раздвинуть ее пошире. Персефона понятия не имела, что за сила заставляет дверь открываться и закрываться, но отчаянно молилась, чтобы эта сила сокрушила медведя, чтобы она его убила.
Вскоре стало неважно, хотел медведь внутрь или наружу. Камень сжимал его горло — зверь попался. Он тщетно пытался то пролезть в зал, то выдернуть голову из щели. Одна лапа все еще держалась за край плиты. С темных когтей, длинных и толстых, словно пальцы, капала кровь, под каждым налип кусочек плоти. Медведь яростно ревел, отжимая лапой дверь.
Персефона с ужасом заметила, что дверь подвинулась на дюйм. Взревев, Грин снова толкнула плиту. Камень опять подался, щель стала шире. Скоро медведь сможет протиснуть задние лапы и тогда отожмет дверь до конца.
Справа от входа лежал старый щит Рэйта. Тот самый, с которым он дрался с волками. Персефона подняла его, взялась обеими руками и нижним краем ударила Грин прямо в нос. Зверь взвыл и зарычал. Персефона била снова и снова, насколько хватало сил. Морда медведицы покрылась кровью.
Бурая дернулась назад. Стремясь увернуться от ударов, медведица выдернула лапу, удерживающую дверь. Без этой помехи плита возобновила движение. Щель стала слишком узкой, чтобы зверь мог освободиться. Попавшая в ловушку Грин яростно задергалась и закрутила головой, но дверь продолжала закрываться, все сильнее сжимая ей шею. Персефона снова стукнула медведя щитом по морде, тщетно надеясь выпихнуть его вон. Грин завывала от отчаяния, страха и ярости.
Дверь закрывалась все больше, вой зверя перешел в скулеж. Бурая резко дернулась, надеясь высвободить голову. Попытка не удалась, и медведица ударилась в панику. Невзирая на боль, она тащила голову и брыкалась, визжа с таким ужасом, что Персефона отшатнулась.
Зверь терял силы медленно, очень медленно. Персефона смотрела на морду с окровавленными ноздрями и открытыми глазами, пока Грин не затихла совсем. Женщина продолжала стоять, сжимая щит и покачиваясь в такт бешеному биению своего сердца.
Выждав несколько минут возле неподвижного медведя, она наконец позволила себе опуститься на пол. Персефона села прямо у двери, перед массивной головой зверя, лежавшего с открытыми глазами. Два маленьких черных шарика, похожие на полированную гальку, отражали зеленое свечение. Дыхание Персефоны перехватило. Все еще крепко сжимая щит, она обняла его обеими руками и зарыдала.
Первые слезы были реакцией на страх — она не знала прежде такого смертного ужаса, оставившего ее опустошенной, начисто лишенной достоинства и гордости. Но это было только начало. Персефона чувствовала себя всеми покинутой и до того ослабела, что плотину прорвало. Она оплакивала смерти Манна и Рэглана, потом еще двух своих детей, умерших в младенчестве. Она вспомнила Арию и ее покалеченного сына, Гиффорда, выжившего, несмотря ни на что. Она представила смерти Рэйта и Малькольма, Мэйв и Сури. Она оплакивала их и невинных жертв в Нэдаке и Дьюрии. Скрючившись на полу в призрачном зеленом свечении, она плакала до тех пор, пока слез больше не осталось. Потом Персефона легла, прислонившись щекой к холодному камню. Закрыв глаза, она пыталась вспомнить, как нужно дышать, думать, жить. Наконец ее одолела усталость, и она уснула.
Они обнаружили ее на полу укрытия дхергов, всю в крови и со старым щитом Рэйта в обнимку.
Мертвый медведь торчал в двери, останки Коннигера валялись снаружи рола. Они опознали его по медной звезде на щите, плававшем в пруду. Копье нашлось там же. Коннигер не ожидал, что придется драться с медведем.
Рэйт вошел в рол первым, за ним Малькольм, Сури и Нифрон. Дьюриец стоял над Персефоной, чувствуя, как силы его покидают. Он понял, что не успеет, еще когда Сури рассказала им, куда делся медведь. К счастливым концам дьюрийцы непривычны. Вот почему Рэйту так нравились сказки сестры: они дарили надежду. Впрочем, такое бывает только в сказках, в реальности всегда выходит иначе…
Рэйт стоял над скрюченным телом Персефоны, тщетно сжимавшей брошенный им щит, и жалел, что не он был ее Щитом. Тогда Рэйт находился бы с нею рядом, даже если бы это означало гибель для них обоих.
«Как странно, что я не ценю ничего, пока не утрачу: семью, отца, Дьюрию, ее…»
Он медленно склонился над Персефоной.
— Прости, что меня не было рядом, — сказал Рэйт и поцеловал ее в лоб, удивившись, какой он теплый. Обычно…
Она резко проснулась и отпрянула, сбитая с толку и напуганная. Потом она их узнала.
— Рэйт? — слабым голосом спросила Персефона.
Остолбенев, Рэйт шумно втянул в себя воздух.
— Ты… ты цела? — потрясенно выговорил он.
На лице его расплывалась широченная безудержная улыбка. Персефона помедлила и покосилась на медведя, лежащего в дверном проеме. Она чуть кивнула.
— Да… думаю, что да. И вы все тоже целы! — Ее глаза заблестели, и она обняла Рэйта. Крепко прижав его к себе, она тут же убрала руки. — Коннигер сказал… Похоже, соврал. — Заметив Сури, она отстранилась и воскликнула: — Ты жива!
— А у тебя черные волосы, — ответила девочка-мистик, потом посмотрела на мертвого медведя. — Сейчас мне не до игр.