— Я вовсе не играла. Я… — Персефона умолкла и оглядела рол. — Как насчет Мэйв? Где она?
Лица присутствующих омрачились, особенно у Сури.
— Мэйв погибла… Грин… — Сури продолжала изумленно таращиться на зверя, лежащего в дверях. — Не думаю, что Грин была демоном. Она просто медведь. Мэйв сражалась с Бурой — сражалась ради меня, кажется.
— Мэйв сражалась с Бурой? — изумленно спросила Персефона.
— Посохом Туры. — Сури подняла палку. — Она была свирепа! — Сури погладила волка. — И Минна тоже.
— Давно ли вам известно об этом месте? — спросил Нифрон, пока галанты проскальзывали в рол и бродили вокруг каменных колонн, восхищенно разглядывая стены.
— Только что узнали, — ответила Персефона. — Спасибо Сури.
Глава галантов обернулся и посмотрел на мистика.
— Девочка с татуировками? — спросил он.
— Это оно самое? — спросил у Нифрона Сэбек, показывая на испещренные рунами стены.
— Страйкер! — окликнул Нифрон, и гоблин подошел ближе. — Вок он хэсс? — обратился к нему Нифрон на неприятном языке, звучавшем как нечто среднее между кашлем и фырканьем.
Страйкер сдвинул капюшон, обнажив уродливое лицо и голову. Он всмотрелся в письмена. Существо, которое Рэйт считал слишком уродливым, чтобы думать о нем как о человеке, медленно и неуклюже обошло палату. Гоблин поднял руку и указал на руны когтями.
— Эт ом ха, — ответил он Нифрону и кивнул.
Фрэй улыбнулся.
Рэйт протянул Персефоне руку.
— Уже почти рассвело. Думаю, пора отвести тебя домой.
Глава 27
«Я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, ни головой. Меня заставили наблюдать, не позволив даже крикнуть».
Мрачная процессия покинула лес, едва начало светать. Персефона, Рэйт, Малькольм и Сури следовали за фрэями, которые несли останки Мэйв.
Перед этим Персефона отыскала Черное Копье Мэта там, где уронила — на лужайке, ставшей полем боя. Оружие лежало посреди мертвых тел. Она радовалась, что Рэйт с Малькольмом уцелели, но то была невеселая победа. Многие из погибших прожили в Рэне всю жизнь. Персефона знала их родителей, семьи и друзей, и даже собственное спасение не могло облегчить ее совесть.
Бредя по высокой траве, Персефона вымочила утренней росой ноги и подол платья. Она устала еще до битвы с огромным медведем, теперь же умаялась до полного изнеможения и чувствовала себя пустой до такой степени, словно ее не было вовсе. Со смертью Коннигера и медведя некая часть ее жизни подошла к концу. Память о Рэглане понесла невосполнимые потери. Известие о том, что у него с Мэйв был ребенок, потрясло Персефону, но приказ убить младенца и утаивание правды долгие годы были уже за гранью ее умения прощать. Персефона черпала в Рэглане силы, когда он был жив, после его смерти — в воспоминаниях о нем. В то утро она больше не могла на него опереться, и понятия не имела, откуда у нее берутся силы, чтобы продолжать идти.
Сури была не менее мрачна, наблюдая занимающийся рассвет. Она что-то крепко сжимала в кулаке и поглядывала на него с растущей тревогой.
— Что там у тебя? — спросила Персефона.
— Кость, — ответила Сури.
Месяц назад подобный ответ удивил бы Персефону, однако в то утро Сури могла бы смело сказать, что в руке у нее — бьющееся сердце Тэтлинской ведьмы, и Персефона бы даже не моргнула.
— Грин собиралась убить всех нас.
— Поэтому ты и пошла на медведя? Ты думала, он нападет на далль?
Сури кивнула.
— Кость сказала, что Грин нападет сегодня утром.
— Похоже, Магда была права. Мы сделали, как она сказала, и Грин погибла. — Сури ее слова ничуть не убедили. — Ну, что не так?
— Знаки, которые я видела, указывали на нечто большее… Грин была охоча до человечьего мяса, но при этом оставалась всего-навсего медведем.
— Наверно, ты не так прочла. Увидела бо́льшую опасность, чем грозила нам на самом деле.
— Что думаешь, Минна? — спросила Сури.
Волчица тяжело дышала, высунув язык, с которого капала слюна.
— Минна сомневается, — объяснила Сури. — А Минна очень умный волк, пожалуй, самый мудрый волк в мире!
Свет встающего над зазубренными вершинами солнца окрасил небо в лиловый и оранжевый цвета и засиял на стенах Далль-Рэна. Персефона разглядела стяги, хлопающие над крышей чертога. Она замедлила шаг, потом остановилась, посмотрела на Сури и прищурилась. Вдруг Сури прочла знаки верно? Вдруг волк прав?
— Что не так? — поинтересовался Рэйт, заметив, что она отстала.
— Никто не дует в рог, — ответила Персефона.
— Что тут необычного? — спросил Малькольм. — Ведь это всего лишь мы, к тому же сейчас слишком рано.
— На оборонительной стене нет ни души!
Обойдя стену, они обнаружили ворота открытыми — обе створки широко, слишком широко распахнуты. Обычно рано поутру далль покидали лишь Дэлвин и Гэлстон, но они пользовались только левой створкой, потому что ворота были тяжелыми, и правая створка всегда застревала. Вдобавок ворота были открыты не наружу, а внутрь. Массивные створки гораздо проще толкать, нежели тянуть…
«Все дело в нервах и усталости, — убеждала себя Персефона. — Было бы странно, если бы после всего случившегося я не испытывала безотчетного страха».
И все же она не могла избавиться от чувства тревоги. Она представляла, как идет мимо хижин и видит всех убитыми, как лежали среди деревьев воины Коннигера. Когда они вошли в распахнутые ворота, зрелище было куда менее ужасающим, однако гораздо более зловещим.
Все жителя далля стояли идеально ровными рядами перед чертогом, лицом к воротам. Персефона поразилась размеру толпы. Даже на вечерних сходах, подразумевавших присутствие всех, их не было так много. Больные и раненые оставались дома, а больные и раненые есть всегда. Обычно не приходили и те, кто за ними ухаживает. Крупному даллю вроде Рэна требуется много еды, и постоянно партия-две охотников отправляются в лес, иногда отсутствуя неделями. И еще всегда были те, кто не пожелал прийти. Падера перестала посещать сходки несколько лет назад.
Еще более зловещим казалось то, как люди сгруппировались. Сара стояла отдельно от Дэлвина и Брин. Роан находилась в переднем ряду, хотя Гиффорд маячил сзади, Мойя — плечом к плечу с Трессой.
— Что-то неладно! — прошептала Персефона. — Сара? Мойя? — окликнула она. — Что происходит? Почему вы все здесь?
Никто не пошевелился и не ответил, никто даже не улыбнулся. Но их глаза кричали. Рэйт указал в сторону погреба для хранения припасов, где их ждало нечто из ряда вон: две лошади на привязи.
Фрэи положили Мэйв на траву. Нифрон вытянул меч, вышедший из ножен с тихим шелестом металла о металл. Великан выхватил огромный клинок. Сэбек достал свои парные мечи, Тэкчин вынул тонкий, изящный клинок. Малькольм взял копье наизготовку. Позади Персефоны Рэйт положил руку на эфес, но доставать меч не стал. Минна утробно зарычала, и Сури склонилась, чтобы похлопать ее по шее.
Они дружно двинулись вперед и успели сделать всего несколько шагов, когда из чертога вышел высокий фрэй, безволосый как Арион, и остановил их взглядом. Кожу на его ушах, щеках и носу пронзали бесчисленные кольца, на них висели цепочки. Ногти на руках отрасли такие длинные, что загибались внутрь желтыми завитками. Грудь обнажена, на бедрах золотая юбка. На плечах — золотая же мантия, струящаяся складками до земли. Позади него стоял юный фрэй пониже ростом, в пурпурно-белых одеждах, голова прикрыта капюшоном.
— Нифрон, сын Зефирона! — Увешанный цепями бог заговорил на фрэйском, голос его разносился с неестественной громкостью. — Тебя-то мы и ждали…
Ясное дело, он — бог, решила Персефона. Не добрый, не милосердный — сплошное воплощение великой и ужасной силы. На лице его не было и тени сострадания. Рядом с богом переминался юный фрэй, едва сдерживая нетерпение, как мальчишка на своей первой охоте. Позади них в дверях чертога выстроились еще восемь фрэев. Их мечи и доспехи походили на экипировку галантов, только шлемы они носили в форме львиных голов. Воины заняли позиции по бокам юного фрэя и построились ровными рядами, как стояли и все жители далля.
Увешанный цепями бог спустился с крыльца и прошел сквозь строй жителей, отпрянувших все как один, чтобы дать ему дорогу. Остальные фрэи стояли у входа в чертог и наблюдали.
— А, Гриндал, трусливая шавка и шлюхин выродок! — ответил Нифрон на рхунском. Персефона в ужасе задержала дыхание, но увешанный цепями бог лишь посмотрел на Нифрона с легким подозрением. — Это принятое у рхунов приветствие, — любезно пояснил Нифрон.
— Не сомневаюсь. — Гриндал дошел ровно до центра далля и встал между жителями и галантами. — Ты знаешь, зачем я здесь.
— Конечно. Ты наконец набрался ума и решил примкнуть к инстарья. К сожалению, мы не…
Нифрон рухнул на колени, хватая ртом воздух.
— Я не Петрагар! — заявил Гриндал, осклабившись. — И не Арион. Играть с собой я не позволю! В этих забытых богами землях у меня есть все полномочия действовать от имени фэйна. Тебе известно, что это значит. Все вы виновны в мятеже, поднятом против своего фэйна, своего бога и своей природы!
Гриндал обошел Нифрона по кругу, и в этот миг Персефона почувствовала, будто невидимый великан схватил ее за шею и за руки и отбросил на шаг назад. Внезапный рывок лишил ее копья Мэта. Оружие упало на землю, и она не смогла его поднять. Невидимые руки держали так крепко, что она была не в силах шевельнуться. Персефона не могла говорить и даже дышала с трудом.
— Фенелия мертва. Возвестив новый порядок, она продолжала тянуть нас назад. Настало время миралиитам занять подобающее место, а прочим фрэям осознать, что они — лишь одна из рас, копошащихся на земных просторах. — Гриндал чуть склонился, чтобы посмотреть на Нифрона, стоящего на коленях с искаженным от боли лицом.
Страйкер заворочался, на что всем другим не хватало сил. Гоблин даже смог чуть поднять когтистые руки, чем привлек внимание бога.