него выжидающе смотрели огромные кошачьи глаза Макареты. Поднеся вино к губам, принц сделал крошечный глоток. Вкус фруктов, гораздо слаще, чем ему запомнилось. Он попробовал еще раз, отпив чуть больше. Вино оказалось удивительно легким, без привкуса горечи.
После третьего глотка принц заметил вокруг себя толпу безволосых фрэев.
— Здесь все миралииты?
— Конечно! — с неожиданной серьезностью воскликнула девушка. — Не-миралиитам здесь не место!
— Почему?
— Мы говорим о таких вещах, которых им не понять.
— О каких же?
— К примеру, о том, что миралииты не должны прятаться под мостом, чтобы говорить правду. Разве я не прав? — спросил рослый фрэй гораздо выше Мовиндьюле ростом, подходя с двумя кубками, один из которых вручил Макарете.
— Это Эйден, — представила она.
— А ты — знаменитый Мовиндьюле. — Эйден усмехнулся. — Макарета сказала, что есть шанс увидеть тебя на нашем скромном сборище, только я ей не поверил. Да и кто бы мог такое вообразить? Для нас это большая честь.
Эйден смотрелся старше Макареты, хотя и был еще молод — наверное, не больше пяти сотен и уж точно не старше первого миллениума. Те, кому лет больше, кажутся слегка запыленными. Так Мовиндьюле стал недавно думать о фрэях с устаревшими манерами и вкусами, равно как и с архаичными взглядами. Те, кто жил свой второй миллениум, пусть и не выглядели старыми, но двигались, разговаривали и обладали убеждениями, которые выдают возраст. Они словно прибыли из другого, древнего мира… Эйден был молод, как и Макарета, как и все под мостом.
— Чем вы занимаетесь? Я имею в виду, зачем вы сюда пришли? — спросил Мовиндьюле, оглядываясь по сторонам.
Ближе к реке трое юношей в плащах устроили водную баталию. Они выхватывали из потока шары, как недавно проделал Мовиндьюле у фонтана, и швыряли их друг в друга. Принцу доводилось наблюдать за подобными играми миралиитов во время празднеств, и ему всегда казалось, что это очень весело.
— Чтобы насладиться правильной компанией вдали от глупцов, чужаков или тех, кто не видит между нами разницы. Разве я не прав? — спросил Эйден, и Макарета кивнула.
На губах Эйдена постоянно играла легкая улыбка. Мовиндьюле считал, что все улыбки — от притворства. Впрочем, Эйден мог улыбаться искренне, ведь молодым нет нужды притворяться. Вероятно, он радуется присутствию принца.
— Мы считаем, что наша культура находится на пороге новой эры. Прошло почти двенадцать тысяч лет с момента основания Эстрамнадона, когда Гилиндора Фэйн и Каратак возглавили нас и создали общество фрэев. Ты знаешь, что Гилиндора была из нилиндов… ремесленников?
«Неужели он считает меня идиотом?»
— Разумеется, знает! — воскликнула Макарета с таким презрением, что принц заулыбался.
Эйден то ли разозлился, то ли смутился, что ему сделали замечание.
— Ладно, однако знаешь ли ты, что она плела корзины?
Мовиндьюле было приятно, что Макарета удивилась не меньше его.
— Ага! — торжествующе воскликнул Эйден. — Так я и думал. Именно этим она и занималась — плела корзины из камыша. Только представьте! Фэйн — плетельщица корзин! Тогда жизнь была совсем другая. По большей части наше общество создавалось во времена… ну, скажем, до Искусства. И так понятно, что если бы среди изначальных племен были миралииты, то Гилиндора не стала бы первой фэйн. Разве я не прав?
Мовиндьюле покивал и глотнул вина. Эйден не понравился ему с первого взгляда. Начать с того, что юноша был выше принца, да еще все время повторял «разве я не прав?», что изрядно раздражало. Хуже все было то, что он принес Макарете кубок с вином. Конечно, может, они просто друзья, но все равно неприятно.
— То, что твой отец сотворил с главой инстарья на Карфрэйн, изменило все! Он наглядно продемонстрировал, что даже сословие воинов не смеет бросать нам вызов. А как он с ним играл? Потрясающе! Когда Лотиан наконец уничтожил Зефирона, этим он сказал многое. Все остальные племена должны были узнать правду о миралиитах. Мы не просто сильнее, мы — иные. Мы — высшие существа!
— Гриндал говорил, что миралииты — новые боги, — вспомнил Мовиндьюле.
Эйден усмехнулся.
— Гриндал сказал тебе, что он входил в нашу группу?
Мовиндьюле оторопел.
— Вообще-то, он ее основал. Гений! — Усмешка Эйдена сменилась негодованием. — Поверить не могу, что с ним случилось такое! Пасть от руки рхуна…
— Мовиндьюле при этом присутствовал, правда? — напомнила Макарета.
Принц кивнул и допил вино одним глотком. Как ни странно, ему захотелось еще.
— Наверное, это было ужасно, — сказала она, приблизившись.
Мовиндьюле не нравилось, когда к нему подходят слишком близко, но Макарета стала приятным исключением. Еще он обрадовался, что теперь она ближе к нему, чем к Эйдену.
— Все знают, что ты пытался убить того рхуна. Ты задействовал огонь?
Мовиндьюле кивнул.
— Отличный выбор, — заметил Эйден. — Я сделал бы то же самое.
— А вот и нет! — критично отрезала Макарета. — Никто из нас не смог бы ничего сделать. При виде обезглавленного тела Гриндала мы застыли бы как громом пораженные, не в силах ни думать, ни действовать!
— Говори за себя, я точно не растерялся бы! — сердито воскликнул Эйден, явно обидевшись.
Мовиндьюле не хотелось злорадствовать, и все же он не удержался от улыбки.
— Откуда тебе знать, — возразила Макарета. — Единственный раз, когда ты видел смерть — гибель того инстарья на арене. Миралиитом он не был, но я все равно плакала.
— Говори за себя! Я вовсе не плакал. Я смеялся!
Мовиндьюле не плакал и не смеялся. После того, что его отец сделал с Зефироном, Мовиндьюле покинул трибуну, зашел за ближайшую опору у служебных ворот и исторг содержимое своего желудка. Он изо всех сил старался забыть поединок, как и память о том дне, когда погиб Гриндал. Ужасная картина: лужа крови, голова Первого министра отделяется от туловища и катится по траве… Сколько было крови!.. При мысли об этом его снова едва не стошнило.
— Да ты у нас герой! — воскликнула Макарета.
Эйден помрачнел.
— Я просто сказал, что огонь — отличный выбор. Вот и все.
— Да, с этим не поспоришь, — неохотно отступила Макарета. Забрав у Мовиндьюле пустой кубок, она отдала ему свой полный.
— Наверное, — проговорил Мовиндьюле. — Только теперь уже не узнать, потому что Изменница меня остановила.
Он перестал называть Арион по имени. Пусть его прежняя наставница всегда будет известна как Изменница.
Все трое с отвращением покачали головами.
— Дрянь! — воскликнули они в унисон.
Столь полная гармония дала понять Мовиндьюле, что Вселенная с ним заодно. Внезапно ему открылся глубокий смысл происходящего. Все хорошо и правильно. Карнавал плавающих огней и забавляющиеся с водой миралииты были прекрасны. Понравилось вино — и вкус, и ощущения. Понравились дурацкие плащи, тайное братство и атмосфера под мостом. Мовиндьюле даже решил, что ему нравится и Эйден. Однако больше всего ему понравилась Макарета.
— Весело у вас тут, — проговорил принц и сделал еще глоток, удивляясь, что новый кубок почти опустел.
— Значит, ты придешь снова? — обрадовалась Макарета.
— Если приду, то можно мне тоже получить плащ?
— Плащи полагаются только членам группы. Ты хочешь к нам присоединиться?
Раздумывать Мовиндьюле не стал. Да и о чем тут думать? Под мостом собрались самые здравые фрэи, которых он когда-либо встречал, — умные, радушные и куда более родные, чем семья в Тэлваре. И еще с ними Макарета.
Принц облизнул с губ вино, гадая, каков на вкус ее поцелуй.
— С удовольствием. Мы с вами — родственные души!
Глава 10
«Мы были ровесниками, но в Тирре я с ним точно не встречалась. Мне рассказывали, что он походил на звереныша — мальчик-сирота, живущий среди теней и прячущийся в высокой траве. Никто понятия не имел, кем он станет. Уж я-то точно не знала».
Навес все еще протекал. Рэйт смотрел, как капли падают с провисшего полотна, на котором скопились три лужицы. Он ничуть не жаловался — совсем наоборот. Его поражало, что после четырех дней непрерывных дождей куски натянутой шерсти еще способны защищать от влаги.
Клан Рэн расположился вдоль северной стены Далль-Тирре. Окружающий деревню каменный барьер давал защиту от ветра, постоянно дующего с моря. Открытый участок был достаточно большим, чтобы все разместились с удобством. Разгрузив телеги, селяне выкопали несколько ям для костров и хранения припасов. Воду брали из тиррского колодца, что сразу осложнило отношения с местными: они настаивали на том, чтобы пришлые ждали, пока запасутся жители Тирре. Остальное складывалось весьма неплохо, — пока не пошел дождь.
Ливень наполнил дни скукой, а ночи превратил в пытку. При таких плачевных обстоятельствах упадок духа вызвал раздражение, переходящее в гнев, вспыхнули разногласия. Посыпались разнообразные жалобы, в том числе сожаления о том, что Персефону выбрали вождем клана и по ее указке покинули Далль-Рэн. Услышав такое, Рэйт стал держаться к ней ближе и ходил, положив руку на меч.
«Нас погубит не война или магия фрэев, а дождь».
И тогда Роан стала раскатывать шерсть.
Охотники сотни лет мастерили навесы из звериных шкур, однако в далле их нашлось не особо много. Чего хватало в избытке, так это шерсти. Роан чуток поразмыслила, и вскоре Персефона выделила ей в помощь целую маленькую армию. Используя копья как шесты, они натянули тугие навесы, одной стороной прилегавшие к стене. Копья закончились быстро, и Роан велела разобрать телеги. При правильном угле наклона вода сбегала, не просачиваясь внутрь. Вскоре соорудили узкую галерею, на которой все желающие могли по очереди поспать или приготовить еду. Возможность укрыться от нескончаемого дождя и поесть горячего снизила бунтарские настроения, по крайней мере, на некоторое время. С тревогой ждали наступления зимы.