Персефона вскинула руки.
— Ты прав. О войнах мне ничего не известно. Но вот что я тебе скажу: если убежишь от ответственности, то возненавидишь себя и утратишь всякую надежду. Люди должны быть сильнее обстоятельств, и даже один человек в силах изменить очень многое! Людям нужны лидеры, которые в них верят, ведь вера дарует надежду! Когда есть надежда, люди способны на удивительные, невероятные поступки. Между надеждой и отчаянием я всегда выбираю надежду!
— Ни на чем не основанная надежда — это безумие.
— Оснований у меня хватает! Я в нас верю. Я верю, что мы победим, если будем храбрыми и преданными своему делу. Я верю, что люди способны на все, если приложат достаточно усилий.
— Тогда ты веришь в иллюзии.
— Скорее, в мечты. И разве они не достойны веры?.. — Персефона глубоко вздохнула. — Хочешь — уходи. А я остаюсь. Говоришь, у тебя больше нет народа? Открой глаза пошире! Мы все в одной лодке. Мы все один народ. И не важно, из какого ты клана. Пожалуй, тебе стоит поменьше думать о себе и побольше о других!
Она подхватила подол платья и отправилась обратно в лагерь.
Рэйт вернулся под навес из шерсти с единственной мыслью: ухожу.
«Я зря потратил время. Она их никогда не покинет. Ей на меня совершенно плевать! Она скорее погибнет в бессмысленной войне, чем начнет жизнь заново и станет счастливой».
Да и зачем ему Персефона? Другие люди всегда создают проблемы. Братья его били. Отец потащил Рэйта через реку и погиб. Репутация клана Дьюрия лежала на нем клеймом с самого рождения. Окружающие несли только горе.
«Без нее мне будет лучше. Почему я столько ждал?»
Когда Рэйт завернул за угол и добрался до крошечной ниши, где они с Малькольмом хранили свои пожитки, снова зарядил дождь. Копье Малькольма стояло у стены возле вещей Бергина-пивовара и кровати его дочери. Не будучи дьюрийцем, Малькольм не испытывал нужды всегда носить с собой оружие.
Дождь забарабанил по навесу. Рэйт опустился на колени и достал большую сумку, выданную ему Падерой. Роан показала старухе, как продеть шнурок, чтобы сумка закрывалась плотно. Рэйт принялся запихивать в нее свои пожитки: полдюжины осколков кремня, три ножа, каменный топор, маленький молоток, подарок Роан, заменивший гладкий камень, которым он пользовался прежде, иголку и нитки от Мойи вместе с сотканным Сарой одеялом и чашу, сделанную Гиффордом. Поднявшись, Рэйт повесил через плечо бурдюк для воды, тоже подаренный Роан.
И когда он успел набрать столько скарба? До прихода в Далль-Рэн все вещи Рэйта помещались у него в руках. Теперь же их столько, что понадобилась сумка. Лишний вес вовсе ни к чему. Вытянув медный меч из-за спины, дьюриец швырнул его на землю. Может, для дхергов он и ценен, но не для него. Уже нет.
— Далеко собрался? — спросил Малькольм.
— Далеко, — отрезал Рэйт, не оборачиваясь. Он поднял сумку одной рукой, второй шаря в поисках забытых вещей.
— Видимо, дело срочное. Случилось что?
— Ага, проснулся наконец. Вспомнил, что я дьюриец и мир меня ненавидит. — Рэйт поднял палку с намотанной на нее шерстяной нитью и сунул в сумку.
— И кто же тебя ненавидит?
Рэйт обернулся и увидел, что Малькольм пришел не один. Он стоял под краем навеса, обняв за плечи босоногого мальчика, который сжимал в правой руке каменный нож, в левой — обструганную палку. Хотя промокли оба, с мальчика вода лилась в три ручья. Волосы и рваная рубаха липли к бледной коже, над обвязанной вокруг пояса веревкой отчетливо проступали ребра. Под мутными глазами мальчика залегли черные круги, словно он не спал много недель.
— Это секрет? — Малькольм потянулся за одеялом, вытерся и предложил его своему юному спутнику. Рэйт узнал парнишку. Тот самый, чьи родители погибли под колесами сорвавшейся с горы телеги.
Рэйт нахмурился.
— Чего? Нет. Я имел в виду только Персефону.
— Похоже, она с тобой не идет.
— Угадал. — Рэйт раскрыл сумку и уложил содержимое так, чтобы острые края не кололи при ходьбе. — Как выяснилось, она скорее останется и погибнет, чем отправится со мной. Впрочем, чего еще ожидать? Ведь я всего лишь дьюриец… — Рэйт обернулся и посмотрел на мальчика. — Запомни, парень, сейчас тебе кажется, что твоя жизнь ужасна, однако есть вещи похуже. Ты мог бы быть дьюрийцем.
Мальчик слегка расправил плечи.
— Я и так дьюриец.
Рэйт замер.
— Твои родители вовсе не похожи… их одежда…
— Они мне не родители. — Мальчик утер лицо внутренней стороной локтя.
Именно это странное чувство Рэйт и испытал в тот день, когда телега понеслась под гору: мальчик показался ему смутно знакомым. Дьюрийцы иначе двигаются, иначе говорят.
— Кто они?
— Крестьяне из рэнской деревни. Мужчину звали Лон, его жену — Рита. Они дали мне еды и пустили переночевать.
— А где же твои родители?
— Мертвы.
— Ты — дьюриец.
Мальчик ответил ему тяжелым взглядом.
— И что с того?
Другого ответа не требовалось. Парнишка был из его клана.
— Я из Клэмтона, с западной стороны.
— Я с востока, — ответил парень. — Деревня на три семьи. Фрэи убили всех.
— Ходят слухи, что они еще не закончили. — Рэйт посмотрел на Малькольма. — Я ухожу. Ты со мной?
— Неужели ты думаешь, что Персефона не пошла с тобой только потому, что ты дьюриец?
— Не знаю. Наверное. Разве она не такая, как все?
— Почему ты такой злой?
— Я не злой. С чего мне злиться? — Закрывая сумку, Рэйт с такой силой дернул за шнурок, что тот порвался. — Я просто… — Он вздохнул. — Я пытался ее спасти. Фрэев не одолеть, а она и слушать не желает. Вы все погибнете!
Он посмотрел на мальчика.
— Прости, парень, но так и есть. Персефона считает, что нам хватит одной решимости. Вот в чем разница между рэнским и дьюрийским мышлением. — Рэйт указал пальцем на мальчика, потом на себя. — Мы-то с тобой понимаем. Одной веры недостаточно, удача никогда не будет на твоей стороне. Знаешь почему? Боги нас ненавидят и пользуются любым случаем, чтобы это доказать.
— Значит, ты просто уйдешь? — спросил Малькольм.
— Именно. — Рэйт поднял сумку и отрегулировал ремень. — Если ты со мной, хватай копье, пригодится. Думаю, парень может идти с нами, если только не станет ныть.
— Ты — трус! — заявил мальчик.
Рэйт смерил его холодным взглядом.
— Как ты меня назвал?
Если бы его обозвала Персефона или даже Малькольм, Рэйт просто проигнорировал бы их, но мальчик был дьюрийцем и представлял возможные последствия. На выжженных солнцем пустошах, которые были их родиной, не существовало оскорбления страшнее. Такое обвинение смывалось кровью. Парень был в курсе и уже приготовил нож.
— Твой рот выдает обещания, которые твое тельце сдержать не в силах.
Второй дьюриец не дрогнул. Он поднялся на носках и слегка отвел левую ногу назад. Дьюрийцы учатся драться, едва начинают ходить и говорить.
— Ты бежишь от фрэев, которые убили наш народ! И как тебя еще назвать? Хотя я не вождь, и меча у меня нет, я все равно их убью, — холодно заявил ребенок. — Всех до единого, как они нас. Я обязан сделать это ради моих родителей, ради моего клана. И ты, кстати, тоже.
— Мой народ мертв, как и твой.
— Вот именно, — кивнул ребенок. — Слышишь их? Разве ты можешь не слышать их криков в глубинах Пайра? Неужели ты настолько глух? — Мальчик расхрабрился и шагнул вперед. — Я видел, как убили моего отца, а когда моя мать горевала над его телом, один фрэй… — Он стиснул губы и скрипнул зубами, потом задышал через нос, и его ноздри затрепетали. — Я убью их всех до последнего!
Рэйт улыбнулся. Дьюрийцы не отличались ни особым умом, ни красотой, ни богатством, зато в случае необходимости проявляли неимоверную выдержку. По сравнению с другими кланами, они были как гранит среди песчаных дюн. И все же ребенок нес чушь.
— Если попытаешься драться с ними, тебя убьют.
Парень покачал головой.
— Я проскользну в лагерь ночью и…
— Не выйдет. Их острые уши ловят малейший шорох. Врасплох врага не застать. В темноте они видят куда лучше нас и в схватке искуснее любого человека.
— Кроме тебя. Ведь ты — Убийца Богов! — Мальчик ткнул в Малькольма. — Он так и сказал.
— Мне просто повезло.
— Нам везет только на неприятности. Твои слова.
По крайней мере, мальчишка наблюдателен. Рэйту он начинал нравиться.
— Научи меня убивать фрэев.
Рэйт покачал головой.
— Не выйдет. Я ухожу, а ты, видимо, решил остаться.
— Ты должен меня научить!
— Я уже никому и ничего не должен!
— Вождь клана обязан учить молодых. Таков дьюрийский закон.
— Я не вождь. — Рэйт задумался. — Я ведь никогда не говорил, что вождь — я? — Он посмотрел на Малькольма, тот пожал плечами.
— Тогда кто же? — спросил мальчик. — Кто будет говорить за Дьюрию на завтрашнем сборе?
— Дьюрии больше нет…
Мальчик, во взгляде которого мешались недоверие и разочарование, указал на Малькольма.
— Он сказал мне, что ты — Убийца Богов и сможешь научить меня драться с фрэями!.. А научился я бежать от войны, не слышать криков погибших родичей и нарушать законы. Похоже, титул Убийцы Богов достался тебе незаслуженно. И еще кое-что я знаю наверняка: ты не дьюриец!
Рэйт ненавидел своих собратьев — злобных, грубых и жестоких. Без дьюрийцев на лике Элан жилось бы куда лучше. Тем не менее, слова мальчишки его задели. Рэйт сам не знал, почему. В этом было не больше смысла, чем в том, что отец пожертвовал жизнью ради медного меча.
Гордость. Взглянув на мальчишку, он все понял. Многие ли дети в его возрасте, потеряв семью, способны бросить вызов Убийце Богов? Для этого требуется мужество, хотя и дури у мальчишки хватает. Откуда в нем столько силы? Рэйт невольно ощутил гордость за клан, в котором родился и вырос такой ребенок.
Ирония ситуации задела его за живое.
Рэйт поднял сломанный медный клинок, и мальчишка попятился. Рэйт покачал головой.
— Расслабься. Эту битву я уже проиграл, да и дрался я не с тобой. — Он вздохнул, вложил меч в ножны и обернулся к Малькольму. — Где ты его нашел?