Рубен услышал, как открылась дверь.
— Ваша милость? — В голосе Дороти звучало изумление.
— Он очнулся?
— Он спал. Мальчику сильно досталось. Ему нужно…
— Но он приходил в сознание с тех пор, как его сюда принесли?
— Да, ваша милость.
Сапоги зашаркали по деревянному полу, дверь закрылась. Старик, епископ, присутствовавший на пожаре, вошел в комнату через арку. Его бордовое с черным одеяние выделялось на фоне тусклых стен, словно селезень на сером пруду.
«Почему епископ пришел ко мне? Решил, что меня нужно соборовать? Нет, это сделал бы священник, а не епископ».
— Как ты себя чувствуешь, сынок?
— Нормально, — с опаской ответил Рубен. Боль отвлекала его, мешала думать. Чем меньше он скажет, тем лучше.
Епископ выглядел озадаченным.
— Нормально? Ты едва не сгорел заживо, мой мальчик. Тебе больно?
— Да.
Епископ подождал продолжения, затем нахмурился.
— Нам нужно поговорить… Рубен, верно?
— Да.
— Что ты запомнил с той ночи, когда произошел пожар?
— Я спас принцессу.
— Да? А перед этим? Брага сказал, что обнаружил вас вместе с отцом. Это правда?
— Да. Я пытался его остановить.
Епископ поджал губы, откинул голову назад и пристально посмотрел на Рубена.
— По твоим словам. Но ты мог и помогать своему отцу.
— Нет, я с ним сражался.
— И снова по твоим словам.
Теперь старик уставился в потолок. Рубен проследил за его взглядом. Епископ оказывал на него такое действие: если церковник на что-то смотрел, Рубену казалось, что он тоже должен туда смотреть. Возможно, следующий его вопрос будет о высушенных растениях.
Епископ подтащил к постели скамеечку от прялки и уселся.
— Что-то не так? — спросила Дороти, выглядывая из-за трубы. Рубен решил, что либо они слишком тихо говорили и она ничего не слышала из кухни, либо слышала и услышанное ее не обрадовало. Судя по тону повитухи, второе было ближе к истине. Он понял, что ему нравится Дороти.
— Пожалуйста, оставь нас! — рявкнул епископ.
А вот епископ Рубену совсем не нравился. Ему не нравилось, что старик пытался помешать спасти принцессу, и уж точно не понравилась его грубость с Дороти. Однако Рубен слишком страдал, чтобы наскрести достаточно сил на ненависть или гнев, да и старый епископ выглядел неважно. Под его глазами набрякли мешки, лицо осунулось и побледнело, словно он не спал целую неделю.
Епископ положил руки на колени и наклонился вперед.
— Рубен, я не смогу тебе помочь, если ты не расскажешь мне всю правду. Что именно говорил тебе твой отец? — Он наклонился еще ближе. Его взгляд был пристальным, лицо напряженным. — Он упоминал своих сообщников?
Рубен закрыл глаза и задумался. То, как епископ таращился на него, заставляло мысли путаться. Рубен испытывал легкую тошноту, кожа горела, и одновременно его бил озноб. Физические страдания мешали ему сосредоточиться даже на событиях прошлой ночи.
В конце концов он покачал головой.
— Но я думаю, ему что-то пообещали за этот пожар. У меня сложилось впечатление, что он злился на короля. Из-за смерти моей матери. Он упоминал кого-то, кто убедил его, что он сможет все исправить.
— И как он собирался это сделать?
— Я не знаю.
— Ты уверен? Это очень важно, Рубен. Ты должен быть абсолютно уверен.
— Больше он ничего не сказал.
Епископ с глубоким вздохом откинулся назад.
— Значит, ты вступил в схватку с собственным отцом, чтобы спасти королевскую семью?
— Да.
— Многие этому не поверят. В пожаре погибла королева, и король обезумел от скорби. Он хочет кого-то наказать. Он чуть не убил меня на совете, когда я за тебя заступился.
— Заступились за меня?
— Да. Я сказал ему, что ты герой, спасший его дочь. Сказал, что ты побежал внутрь, когда все остальные отказались.
— И?
— Он напал на меня с мечом. Если бы не вмешательство графа Пикеринга, я бы погиб. При звуках имени «Хилфред» король теряет рассудок. Твой отец убил его жену, и кровные узы делают тебя виновным. Это древний закон. За такие серьезные преступления, как измена, близких родственников преступника казнят.
— Почему?
— Потому что считается: если человек так поступил, значит, его сын или брат тоже так поступят.
— Но в этом нет никакого смысла. Я спас ее. Я вернулся за королевой. Я чуть не умер.
— Я знаю. И верю тебе. Я был там, и теперь хочу тебе помочь. Но для этого мне нужна твоя помощь.
— Какая?
— Напряги память изо всех сил: ты абсолютно уверен, что твой отец не упоминал других заговорщиков, собиравшихся убить королевскую семью? Кто именно обещал помочь ему все исправить?
— Я действительно не знаю.
— Ты абсолютно уверен?
— Да.
— Очень хорошо.
— Ведь вы мне верите, правда?
— Да, но поверит ли король? Более того, захочет ли поверить?
— Что вы имеете в виду?
Старик положил ладонь Рубену на руку, заставив его поморщиться.
— Кто-то должен заплатить за убийство королевы, а ты носишь имя Хилфред.
Рубена мучили кошмары, прерываемые краткими периодами ужасного бодрствования. Он то засыпал, то вновь пробуждался и под конец уже не мог отличить сны от яви. Постоянной была только боль. В своих снах он умирал, медленно сгорал заживо. В одном Эллисон и Три Бича привязали его, как свинью, к вертелу и поджаривали. Со смехом и ухмылками они смотрели, как трескается и трещит его кожа. В другом сне он оказался в ловушке в спальне Аристы, не смог добраться до принцессы, и они вместе сгорели — сначала она, потом он. Он хотел крикнуть принцессе, чтобы та проснулась и бежала прочь, но его голос из-за дыма был таким слабым и придушенным, что она его не слышала.
Когда он просыпался, Дороти непременно была рядом. В крошечном жилище она, скорее всего, слышала его мучения, но Рубен начал подозревать, что повитуха просто не отходила от его постели. Открыв глаза, он всякий раз видел ее лицо с доброй улыбкой.
Проснувшись утром третьего дня, он почувствовал себя лучше. По-прежнему плохо, но где-то между невыносимо и ужасно, что было большим шагом вперед. Он смог попить, и его не вырвало, а Дороти смогла смазать ему кожу заживляющим кремом, и ей не пришлось слушать его крики.
К полудню он ощутил запах супа или похлебки и понял, что голоден. Однако прежде чем ему удалось поесть, Рубен услышал грохот колес экипажа и крики. Голоса на улице были резкими и грубыми.
— Дорогу королю!
Тут Дороти уронила кастрюлю. Рубен надеялся, что суп не пострадал.
— Откройте именем его величества короля Амрата!
На этот раз дверь не заскрипела, а почти взвизгнула.
— Король приехал за Рубеном Хилфредом, — объявил громкий, повелительный голос.
— Он не сделал ничего дурного! — вскрикнула Дороти.
— С дороги, женщина!
Рубен приготовился, как мог. Происходящее казалось ему немного забавным, и это само по себе вызывало улыбку. Сколько людей посмеется над собственной казнью за преступление, которого они не совершали? Лучше бы он погиб в замке. Тогда он уже смирился со смертью, однако получил еще несколько дней, наполненных мучительной болью. Умереть теперь — каким бы абсурдным это ни казалось — будет несложно. Учитывая его страдания, смерть была не врагом, а скорее приветливой знакомой. Рубен лишь жалел, что не сможет попробовать суп, который так чудесно пах.
Он снова может чувствовать запахи! Не успел Рубен удивиться этому открытию, как в комнату вошли солдаты. Что они с ним сделают? Скорее всего, повесят или отрубят голову. Будет забавно, если его сожгут на костре, но Рубен полагал, что сожжений всем уже хватило. Мгновением позже он изменил свое мнение: возможно, король захочет именно такой мести. Сотворить с ним то, что его отец сотворил с королевой.
Солдаты склонили головы и расступились, пропуская короля. Его сопровождали принц и Ариста. Все они были в черном, принцесса надела то же платье, что носила после смерти леди Клэр. Королевская семья выглядела плохо, их лица были изнуренными и бледными, и лишь кожа вокруг глаз покраснела. Однако Ариста выглядела мрачней других и не отрывала глаз от пола.
Рубен никогда не видел его величество так близко. Король был огромен, настоящий великан с густой колючей бородой. Амрат выглядел таким же усталым, как и другие, но в его глазах бушевал шторм.
— Ваше величество, — сказал один из людей, теснившихся по углам, — это Рубен Хилфред, сын Ричарда.
Рубен увидел, как поморщился король при звуке этого имени. Быть может, костра все-таки не будет. Может, король убьет его прямо в постели. По крайней мере, он смог увидеть принцессу. Она в безопасности.
«Спасибо, Марибор, за этот прощальный дар».
— Тебе известна кара за ложь твоему королю?
— Смерть? — предположил Рубен.
— Смерть, — подтвердил король. — Ты покинул свой пост без разрешения в ночь торжества?
— Да.
— Это в лучшем случае небрежение к обязанностям — и дезертирство в худшем. Тебе известна кара за дезертирство?
— Смерть. — Это Рубен знал.
— Смерть. — Король мрачно кивнул. — Кто-нибудь приказал тебе покинуть пост? Велел войти в замок?
— Нет. — Рубен заметил, что взгляд короля немного изменился, но не понял, что это значило.
— Если ты знал, что обрекаешь себя на смерть, покидая пост, зачем ты это сделал?
— Замок горел. Принцесса и королева были внутри, но никто не пытался их спасти.
— К чему ты это говоришь?
— Они просто стояли вокруг. Канцлер отдал приказ…
— В ту ночь царил настоящий хаос. — Рубен услышал голос лорда Браги, который протолкался в комнату из кухни. — Темнота, огонь, люди, пытающиеся выбраться наружу…
— Говори, что собирался, мальчик, — приказал король.
— Канцлер отдал приказ никому не входить внутрь.
— Это правда? — спросил Амрат Брагу.
— Да, но исключительно ради того, чтобы предотвратить новые потери. Двери были заперты. Ничего нельзя было сделать.