Что касается похождений двух Олегов, то там тоже не все гладко — в частности, ни малейшей симпатии к обоим героям не испытываешь в сцене самосуда. Горюнов-старший уже давно выяснил имя убийцы своего отца (умершего в поезде якобы от инфаркта) — то был работавший на Берию врач и доктор наук Поплавский. Горюнов-младший, в качестве военврача служивший в Афганистане и там «закаливший характер», уговаривает трусоватого и испорченного гуманизмом Горюнова-старшего, что Поплавского надлежит казнить. Казнь двойники и пытаются осуществить прямо по месту работы этого специалиста по смертельным ядам — в НИИ вирусологии:
«— Ну ладно, я устал. Давай закругляйся, или я тебя заставлю выпрыгнуть с балкона. Все равно придут к выводу, что ты покончил с собой, — грубо сказал убийце в белом халате Олег.
Сначала меня резануло это фамильярное „ты“. Но потом вдруг, без перехода, в глубине души во мне оскалилось что-то хищное. Мне захотелось своими руками задушить эту гадину. Я захрипел, затрясся, изо рта потекла слюна. Я сделал шаг к Поплавскому. Жажда отмщения захлестнула меня. Это был, несомненно, припадок. Я впервые в жизни почувствовал себя готовым к тому, чтобы уничтожить человека, затоптать его ногами. Это был какой-то невероятный всплеск жестокости, насилия, желания убивать.
— Я тебя сам уничтожу! — прошевелил я губами. И с трясущимся от ярости лицом пошел на Поплавского.
И тут произошло неожиданное. Видно, под влиянием моего ненавидящего взгляда, убежденный, что я примусь его душить, приговоренный, поняв, что пощады не будет, вынул из стеклянного шкафа какой-то пузырек, поднес к губам и сказал:
— Единственное, о чем я жалею, что мало вас истребил!
Затем последовали матерные слова, которые незачем приводить, ибо их и так все знают.
И Поплавский залпом выпил содержимое. На губах смертника показалась пена, черты лица его исказились, и он медленно сполз на пол. Несколько судорог тела, и все было кончено. На лице появилась легкая синюшность. У меня опять возникло ощущение, что я не только участник, но и зритель посредственного зарубежного детектива».
Но нет, убийцами Горюновы таки не стали, ибо в квартире старшего из них вскоре раздался звонок:
«— Добрый день, Олег Владимирович. Было очень приятно познакомиться. Это Поплавский. Да, да, Игорь Петрович. Он самый. Воскрес из мертвых, как Христос. Я принял безвреднейший препарат, остальное, как говорится, было делом техники. Знаете, в любой специальности нужно владеть профессией, а вы и ваш отпрыск оказались дилетантами. Эта любительщина вам дорого обойдется. В общем, теперь я ваш должник. Ждите, должок возвращу в самом скором времени… — и Поплавский повесил трубку».
На этом заканчивается вторая глава повести (всего их пять), но в оставшихся трех Поплавский уже не появится. Если только не он будет подсылать убийц к Горюнову…
Как уже сказано, Рязанов не планировал экранизировать «Предсказание» (и это, на наш взгляд, было благоразумно), но обстоятельства все-таки подтолкнули автора повести к созданию одноименного фильма.
В октябре Рязанов представлял свои «Небеса обетованные» на кинофестивале в Вене, где, в частности, увидел франко-польский фильм Кшиштофа Кесьлевского «Двойная жизнь Вероники». Рязанову очень понравилась как сама эта замечательная картина, так и не менее замечательная исполнительница главной роли — француженка Ирен Жакоб.
«Вот если б я все-таки стал экранизировать „Предсказание“, то эта Ирен идеально подошла бы на главную роль», — подумал тогда Эльдар Александрович.
В марте 1992 года проходила ретроспектива рязановских фильмов в Париже. Режиссер вспомнил о Жакоб и пригласил ее на открытие, где наговорил ей массу комплиментов и сказал, что с удовольствием снял бы ее в своем следующем фильме.
В течение недели Ирен Жакоб добросовестно отсмотрела всю ретроспективу Рязанова, пришла в восторг и сказала, что с нетерпением ждет от Эльдара Александровича сценарий.
Вернувшись в Москву, Рязанов оперативно переделал повесть в сценарий, отправил его в Париж — и получил согласие мадемуазель Жакоб. Залучив в свой проект европейскую звезду, Рязанов сумел склонить к сотрудничеству руководителей французской киностудии «Фильм Пар Фильм» (в России 1992 года денег на кино все равно было недостать) — и в октябре стартовали съемки.
Главную — и свою последнюю у Рязанова — роль сыграл в «Предсказании» Олег Басилашвили. Горюновым-младшим стал действительно слегка смахивающий на Олега Валериановича тридцатилетний Андрей Соколов.
Фильм был полностью готов в апреле 1993 года, но к тому времени кинопроката в стране уже фактически не существовало. Рязанов до конца жизни сокрушался, что эту дорогую для него картину мало кто видел. Если это так, то, может, оно и к лучшему, ибо среди смотревших «Предсказание» процент тех, кто ленту одобрил, кажется, минимален. Как ни относись к «Небесам обетованным», у этой картины поклонников — сколько угодно; о «Предсказании» даже человек, лояльно относящийся к творчеству Рязанова образца девяностых-нулевых, вспоминает в последнюю очередь.
Как ни прискорбно, но из всего, что Эльдар Рязанов сам себе напророчил в повести и фильме, сбылось наиболее страшное — смерть любимой жены.
В октябре 1993 года у Нины Скуйбиной был обнаружен рак, о чем изначально были поставлены в известность только ее муж и сын. В ноябре Нине Григорьевне сделали операцию. Ситуация временно стабилизировалась, однако уже в марте 1994 года произошло резкое ухудшение.
Рязанов и Скуйбина немедленно отправились в Германию, где в клинике реабилитации под Мюнхеном супругам было сказано, что требуется повторная операция.
Однако специалисты из хирургической клиники в самом Мюнхене вынуждены были развести руками: делать операцию поздно, надо готовиться к худшему.
3 мая Эльдар и Нина вернулись в Москву. 28 мая Нина Григорьевна Скуйбина ушла из жизни.
Потеря жены, несомненно, оказалась главной трагедией в жизни Эльдара Рязанова. Он погрузился в прострацию, поставил на себе крест, всерьез готовился к собственной скорой смерти… Спасти его могло только чудо — и Рязанов сделал последнее усилие воли, чтобы приблизить это чудо к себе.
Тем спасительным «чудом» была Эмма Валериановна Абайдуллина — журналистка, с которой Рязанов был шапочно знаком с 1987 года, когда она пришла взять у него интервью. После этого Эльдар и Эмма несколько раз пересекались в различных местах и мило беседовали. Обоюдная симпатия была очевидна.
Через несколько месяцев после смерти Нины Рязанов набрался силы и храбрости, позвонил Абайдуллиной — и предложил встретиться. Оба были одиноки: он имел дочь, она — двоих сыновей. Ему было 66 лет, ей — 54 года. Они соединились сперва в гражданском, а вскоре в законном браке — и были счастливы вместе более двадцати лет, до самой кончины Эльдара Александровича.
Виктория Токарева пишет: «Сексуальный тип Эльдара — Анни Жирардо. Ему нравились женщины худые и очень худые. Можно понять: толстые тяготеют к своей противоположности.
Эмма была худая, с прекрасной фигурой, ничего лишнего. Она рано поседела и не красилась. Седые волосы, молодое лицо. <…>
Он не тянул резину, не проверял своих чувств. Это было другое время и другая реальность. Эльдар остался один с разорванным сердцем. Он тонул, и ему нужен был спасательный круг.
И Эмме тоже нужен был спасательный круг, и она за него уцепилась».
В ноябре 1994 года Василий Катанян сделал в дневнике две записи, касающиеся Рязанова и его новой подруги жизни. Первая: «Элик не пришел в себя, но в романе с одной дамой. Он говорит, что не в силах жить один, он не умеет этого, он погибает от тоски и одиночества, что всю жизнь с ним рядом была женщина — сначала одна, потом другая — и жить одному ему невыносимо. Так это и есть. Мы еще не видели эту женщину. Но он переменился, и мы рады за него. Он пока не афиширует этого, чтобы не травмировать окружающих мещан и ханжей. Со временем же все встанет на свои места, это дело естественное — „природа не любит пустот“, как сказал поэт. И мертвым нельзя изменить…»
И вторая запись: «Познакомились с новой пассией Элика — Эммой. Произвела на нас хорошее впечатление и понравилась. Он очень влюблен — жизнь подарила ему еще одну радость взамен огромного горя».
Этого же мнения об Эмме Абайдуллиной Катанян и его супруга Инна будут придерживаться и в дальнейшем. В январе 1995 года Василий Васильевич запишет: «Элик чувствует себя неважно, обмен веществ, другие недомогания… Много ездит с выступлениями. Если бы не Эмма, он загнулся бы. Нам она нравится (но главное, что она нравится ему). Она с легким характером, контактная, образованная — пытается отучить Элика от его любимых блатных песен и водит в консерваторию, ибо она хорошо знает классику. Когда я на другой день спрашиваю Рязанова, как вчера был фа-диез, он меня ставит на место — „это был до-диез, балда!“ Возможно».
«Такое взаимопонимание, как у Эммы с Эльдаром, между мужем и женой бывает нечасто! Во всем, даже в мелочах! — рассказывала Клара Лучко, в последние годы жизни близко дружившая с обоими супругами. — Например, Рязанов вообще-то очень любит поесть, но, очевидно, они с женой договорились, что он будет худеть. И я помню, какими страдальческими глазами он, садясь за стол, смотрел на жену, дескать, можно ли это ему съесть. Она отрицательно качнет головой — он опускал глаза и не ел. И я вижу, что за последние годы он похудел, помолодел, у него блестят глаза, легкая походка…»
В 1995 году Рязанову попала в руки заявка на сценарий лирической комедии, направленная на «Мосфильм» не самым известным кинодраматургом Алексеем Тиммом. Эльдар Александрович в то время и сам подумывал о том, что недурно бы вернуться к своему коронному жанру «городской сказки», и в заявке Тимма он разглядел потенциал для создания именно такой картины.
Тимм и Рязанов познакомились, сразу прониклись друг к другу симпатией — и летом 1995 года засели за сценарий, который далеко не сразу обрел свое окончательное название «Привет, дуралеи!». Да и сам процесс написания сопровождался мучительными поисками — Рязанов по привычке, приобретенной в сотрудничестве с Брагинским, не раз и не два призывал соавтора к кардинальной переделке всего сценария, удовлетворившись в итоге лишь пятым вариантом текста.