удным призывам: когда ему пришел в голову сюжет новой комедии о любви, он впервые с советских времен обратился с творческим предложением к Эмилю Брагинскому. Тот с радостью откликнулся — и осенью Эльдар Александрович с Эмилем Вениаминовичем, как в старые добрые времена, тесно сошлись в целях написания киноповести, обещавшей превратиться в десятый фильм по сценарию Брагинского-Рязанова.
Повесть, получившая название «Тихие Омуты», писалась в течение полугода — не сравнить с прежними стахановскими темпами соавторов. В апреле 1998 года Рязанов понес готовый сценарий в Госкино. Сочинители терпеливо ждали, когда их юбилейному кинопроекту будет дан зеленый свет (и, главное, деньги на съемки), но дождался только один из них…
26 мая 1998 года 76-летний Эмиль Брагинский скоропостижно скончался.
Примерно в это же время с Рязановым неожиданно связались руководители канала РТР, которые вызвались финансировать постановку «Тихих Омутов». Однако затея обернулась пшиком.
«Российское телевидение, обещавшее деньги на постановку, причем по собственной инициативе, все лето кормило нас „завтраками“ — мол, вот-вот вышлем деньги. Группа провела кинопробы, утвердила актерский состав, была выбрана натура, а потом произошло предательство. Причем „кинули“ нас как-то особенно неинтеллигентно, как-то особенно мерзко», — по обыкновению не стесняясь в выражениях, рассказывал Рязанов.
Видимо, это «кидалово» следует связать с дефолтом, случившимся, как известно, 17 августа. Тогда моментально застопорилось производство множества художественных продуктов: останавливались съемки, прекращалось печатание немассовой литературы, все, что не сулило несомненной быстрой выгоды, откладывалось до лучших времен…
Госкино все-таки выделило Рязанову кое-какие деньги, но на них нельзя было снять и четверти картины. Тем не менее Эльдар Александрович решился приступить к съемкам с нередкой для него надеждой на русское авось: потратим что есть, а потом будем думать, чего делать дальше…
Съемочный процесс сожрал бюджетные крохи в мгновение ока: успели снять буквально пару-тройку сцен. Рязанов энергично принялся обивать пороги государственных и негосударственных учреждений на предмет финансирования, но, как и в случае с «Привет, дуралеи!», абсолютно никакого результата переговоры не приносили.
В это же время к Рязанову обратился с конкретным новым предложением Владимир Досталь, к тому времени уже покинувший пост директора «Мосфильма» и возглавивший компанию «Киномост». Продюсер уговорил Эльдара Александровича поставить для его компании фильм по сценарию «Партия на четыре голоса», написанному начинающими кинодраматургами Владимиром Моисеенко и Александром Новотоцким-Власовым (в титрах «Старых кляч» последний будет фигурировать под псевдонимом «Юрий Федоров»). В нулевых Моисеенко и Новотоцкий прославятся как сценаристы «Возвращения» Андрея Звягинцева, а также фильмов Никиты Михалкова «12» и «Утомленные солнцем-2», но путевку в большое кино им даст именно Эльдар Рязанов.
Сценарий «Партия на четыре голоса», на взгляд матерого автора-режиссера, почти никуда не годился, но именно за это «почти» Рязанов решил зацепиться. Сама история четырех пожилых подруг, противостоящих звериному оскалу капитализма в столице конца 1990-х, показалась Эльдару Александровичу довольно плодотворной. Он согласился снимать картину при условии кардинальной переработки всего сценария. Разумеется, под его руководством и в полноценном с ним соавторстве.
Авторы были только счастливы сотрудничеству с мэтром — не возражал и Досталь. Рязанов с некоторым облегчением отвлекся от забот по розыску средств для «Тихих Омутов» — и взял в свои руки бразды правления совершенно другим проектом. В конце концов в этой роли он чувствовал себя куда увереннее и комфортнее, чем в положении «нищего художника», вынужденного ждать явления спонсора как некоего бога из машины.
С героинями сценария Моисеенко — Новотоцкого — Рязанова, окончательно названного «Старые клячи», мы знакомимся в относительно благополучный для них период — в конце 1980-х, когда увлеченные самодеятельностью подруги регулярно выступают в качестве квартета «Трубные голоса». Квартет возглавляет железнодорожный диспетчер Мария — «огромная русская красавица, будто сошедшая с полотен Кустодиева»; остальные участницы — «дылда» Анна, заведующая лабораторией в НИИ; «маленькая, не очень-то красивая, но одухотворенная женщина» Люба, работающая учительницей; и, наконец, член завкома Елизавета, «самая музыкальная из всех, но и самая ветреная».
Спустя одиннадцать лет все четыре женщины предстают перед нами одинокими и, по сути, предельно несчастными: дабы прокормиться, Мария торгует на улице пирожками, Лиза — фруктами, Люба — газетами, а техническая интеллектуалка Анна и вовсе моет машины. Однако подруги бодрятся и по-прежнему тесно общаются друг с другом.
Ключевой конфликт приходит в движение с появлением в повести Василия Георгиевича Хоменко — «тридцатилетнего президента очень крупной рыботорговой компании», который обманным путем заставляет Любу переписать на него большую квартиру с окнами на Кремль, доставшуюся бывшей учительнице от отца, крупного военнослужащего.
Подруги объединяются против Хоменко, ища всевозможные пути возвращения Любе ее законной собственности. Поначалу, впрочем, им удается лишь по-разному пакостить нечистоплотному бизнесмену. Для того чтобы выведать у Хоменко деловые секреты и насолить ему уже по-крупному, рыботорговца соблазняет Лиза, в советской молодости слывшая кокоткой, а ныне ведущая образ жизни набожной монахини. Но подруги уговаривают ее тряхнуть стариной — и Елизавета в образе немки-туристки с успехом выполняет свою миссию.
«За окнами номера люкс виднелись кремлевские башни. В номере после любовных утех царил разгром.
Совершенно затраханный Хоменко лежал на измятой постели, прикрывшись простыней. Рядом с ним стояла обнаженная Лиза. Надевая халат, она смотрела на Хоменко с превосходством.
— Дас ист фантастишь! Профессионалка! — пробормотал, засыпая, кавалер.
— Васья! Усталь, милый! Надо поспать!
Лиза закрыла рукой Хоменко глаза, как покойнику, и поцеловала его в лоб. Хоменко повернулся лицом к стене и начал храпеть.
— Профессионалка! Это настоящий комплимент! Прости, Господи! Прости, Господи! — перекрестилась Лиза».
Насчет исполнителей ролей этого своеобразного любовного дуэта Рязанов определился сразу (фамилия Хоменко говорит о том сама по себе). И еще до окончания работы над сценарием Эльдар Александрович отправился смотреть театральный мюзикл «Бюро счастья», в главных ролях которого были заняты оба необходимых ему актера — Людмила Гурченко и Николай Фоменко.
По окончании представления Рязанов заглянул за кулисы к дважды прославленной его фильмами артистке:
«— Люся, сейчас дописывается один сценарий.
Он сделал паузу.
— На какую тему? — спросила я, чтобы заполнить паузу.
— Да вот, название… Думаю… название будет „Старые клячи“.
Вот почему была совсем „нерязановская“ пауза. Он, видно, не забыл, что я однажды отказалась играть в его фильме „Небеса обетованные“, хоть и роль писал в расчете на меня. Тогда я сказала, что „еще успею, Элик, это у меня впереди“. <…>
— Элик, ей-богу, противно, что „старые“, но то, что „кляча“, — это точно про меня».
И в процитированной сцене 63-летняя на момент съемок Людмила Гурченко действительно предстала на экране обнаженной, пусть на одно мгновение.
Роль кроткой Любы была предложена пять раз снимавшейся у Рязанова Лии Ахеджаковой, а замкнутую Анну предстояло сыграть Ирине Купченко, дотоле лишь раз засветившейся в рязановском фильме. Естественно, и они не отказали великому режиссеру.
Энергичной могучей Марией, по первоначальному замыслу, должна была стать Наталья Гундарева, но она сниматься не смогла. Ее заменила Светлана Крючкова, которая когда-то как раз отказалась от роли у Рязанова в пользу той же Гундаревой.
«Когда прошло недоумение от звонка: „Вас беспокоят из группы Эльдара Александровича Рязанова“, я почему-то спросила: „А какие еще были кандидатуры на предлагаемую мне роль?“ И мне откровенно ответили, что Рязанов хотел снимать Наташу Гундареву, но она занята, а обязательным условием для съемок в „Старых клячах“ является постоянное присутствие главных героинь в Москве на протяжении трех месяцев (снимали мы практически без выходных)».
Впервые, таким образом, познакомившись с Эльдаром Рязановым, Светлана Крючкова с первого дня и уже навсегда стала одной из самых горячих приверженок этого режиссера, хотя в дальнейшем у него уже не снималась:
«Все слухи, которыми обрастает любая значительная творческая фигура, оказались сильно преувеличенными. Его легендарные „капризы“ оказались всего лишь нормальной реакцией очень трудолюбивого человека на тот невообразимый административный бардак, который, к большому сожалению, царит сейчас почти на всех съемочных площадках. Он приходил на съемки первый и уходил последний. Он, зная слабости сценария, накануне обсуждал завтрашнюю сцену. Внимательнейшим образом прислушиваясь к мнениям Люси Гурченко, Иры Купченко, Лии Ахеджаковой и моему, он легко шел на импровизацию. Он переснял обе наши с Ромочкой Карцевым любовные сцены разных лет, потому что увидел и почувствовал, что за время работы над фильмом наши с Ромой отношения стали гораздо более доверительными и теплыми. А иногда (когда особенно уставал) повторял: „Зачем я всем этим занимаюсь?! Я ведь могу сидеть у себя на даче на Валдае и просто писать… Зачем мне все это надо?“ Но как он может жить без живого процесса?»
Крючковой вторила и Людмила Гурченко:
«Эльдар. Он титан. Остановилась картина „Тихие Омуты“, нет больше денег. Скудные государственные средства кончились. Доставай, режиссер, сам. Досталь предложил Эльдару сценарий „Кляч“ и деньги, о которых говорят: малобюджетное кино. Семьсот тысяч долларов. Две серии. <…>
В перерывах, когда мы могли перекусить, позвонить домой, Эльдара не было. Он ездил на приемы к людям, которые могли бы как-то помочь закончить недоснятые „Тихие Омуты“. Дошел до Примакова. Оттуда вернулся бледный, взволнованный.