И все-таки в чем-то, кое-где, самую малость, но было ощущение, что в «Ключе от спальни» у Рязанова словно бы «приоткрылось» некое второе дыхание. Многие сойдутся на том, что в своем следующем — двадцать пятом! — фильме Эльдар Александрович вновь задышит полной грудью. Притом что это снова будет именно такая картина, которой от Рязанова мало кто мог ожидать.
Глава тринадцатая. «Он же оппозиционер»
Сняв «Ключ от спальни», Рязанов — уже не впервые — поспешил примириться с мыслью о том, что он сделал свой последний фильм. Но чем же он собирался заниматься дальше? У Эльдара Александровича все было продумано: он с начала века утвердился в желании закончить жизнь и карьеру в качестве заведующего киноклубом.
С предложением организовать такое учреждение режиссер обратился к Юрию Лужкову, что возымело свое действие. Вскоре правительство Москвы издало распоряжение о передаче бывшего кинотеатра «Казахстан» (Ленинский проспект, 105) киноклубу.
25 января 2005 года состоялось торжественное открытие киноклуба «Эльдар», ныне известного каждому жителю столицы и многим гражданам прочих городов России — как минимум тем, кто смотрит канал «Культура». С того самого 2005 года на «пятой кнопке» стали регулярно выходить передачи под рубрикой «В гостях у Эльдара Рязанова» — концерты, юбилеи, творческие вечера, проходящие на сцене клуба. Художественным руководителем «Эльдара» (ныне заведение именуется киноклубом-музеем) изначально был Рязанов, сегодня его обязанности исполняет Эмма Валериановна Абайдуллина, при жизни мужа числившаяся заместителем худрука.
Так вышло, что к моменту открытия клуба Рязанов уже вплотную готовился к постановке новой картины — «Андерсен. Жизнь без любви».
Замысел фильма о великом датском сказочнике Хансе Кристиане Андерсене (1805–1875) возник у Рязанова еще в 1980-х годах. На главную роль, по мысли режиссера, идеально подошел бы Иннокентий Смоктуновский. Обсуждая возможность написания биографического сценария, Рязанов и Брагинский даже подыскали для него название — «Счастливый неудачник» (видно, с одноименной повестью ленинградского прозаика Вадима Шефнера соавторы были незнакомы). Однако дальше приблизительных прикидок дело не пошло.
К этой задумке Эльдар Александрович вернулся, можно сказать, неожиданно для себя самого. В конце 2002 года Рязанов, по случаю своего 75-летия, был приглашен в Кремль на встречу с Владимиром Путиным.
Встретились — поговорили. В конце беседы Путин задал вроде бы ожидаемый вопрос:
— Какие у вас творческие планы, Эльдар Александрович? О чем будет следующий фильм?
Однако Рязанова эти вопросы застали врасплох — ведь режиссер почти свыкся с мыслью о том, что «Ключ от спальни» станет его последней работой в кино. Но признаться президенту в том, что он уже поставил крест на деле своей жизни, показалось кинематографисту немыслимым. Эльдар Александрович окинул мгновенным мысленным взором историю своих неосуществленных замыслов — и сказал о первом, который вспомнился:
— Да вот… знаете… хотел бы поставить картину о жизни Ханса Кристиана Андерсена…
(А ведь мог бы вспомнить о «Мастере и Маргарите»!)
— Гм, — произнес Путин. — Ну что ж, прекрасная идея, обращайтесь — поможем реализовать.
На том и попрощались.
Об этом разговоре Рязанов в первую очередь рассказал Леониду Бицу — продюсеру четырех последних его фильмов.
— Поддержка обещана — значит, надо снимать, — убежденно сказал Биц.
Поразмыслив, Эльдар Александрович согласился, что отступать действительно глупо. Жребий брошен: двадцать пятому фильму — быть!
Обложившись книгами Андерсена и про Андерсена, Рязанов приступил к написанию сценария. Дело не клеилось. Ощутимо не хватало Эмиля Брагинского, а еще больше, пожалуй, Григория Горина, который умел работать с подобным материалом как никто другой.
В конце концов Рязанов сделал «предложение, от которого невозможно отказаться» Ираклию Квирикадзе — режиссеру и сценаристу, чьи работы всегда высоко ценил.
Близко знакомы они к тому моменту не были. Позже Квирикадзе признавался: «…предложение Эльдара застало меня врасплох. Но я согласился и прочел несколько книжек про жизнь Андерсена. Не книжек даже, книжонок — в них было много патоки и елейности, но совсем не угадывался человек. Читать их было решительно неинтересно. Потом я добрался до „Сказки моей жизни“ самого Андерсена, написанной в тех же конфетно-мармеладных тонах. Может, просто эпоха была такая? И в ходу были только сентиментально-романтические биографии?..
Прочитал я все это и призадумался: „Что же тут можно выуживать? Сказки сказками, но фильм-то на чем строить?“ Эльдар тоже был в растерянности. Начали читать по второму кругу. Чувство разочарования лишь усиливалось, но мы хотя бы определили некую хронологию жизни Андерсена — и стали заполнять сценарное пространство… не то чтобы вымыслом — скажем так, „фантазиями на тему“. Мы пытались представить, а затем и описать ту реальную жизнь, которая просвечивала сквозь всю эту густую биографическую патоку. <…>
Мы с Эльдаром поделили между собой биографию Андерсена; каждый взял и разрабатывал свой участок. Потом я корректировал написанное им, а он — написанное мной. Так мы и соткали это пестрое панно. Под конец я стал вставлять в сценарий свои личные истории, извлекая их из архивов моей памяти. Я уже не в первый раз это делаю, и пока что никто меня за руку не хватает. <…>
В своей автобиографии Андерсен все время описывает, какие он ордена получил, какие медали. Ему были очень важны эти признания его заслуг, всевозможные побрякушки. А еще он без конца рассказывает, что вот сейчас обедал с герцогом таким-то, а через два дня будет обедать с князем таким-то, а потом поедет к королю такому-то. Из этого-то и состоит вся его автобиография. А мы от нее отказались и сделали другую — плотную, жесткую и в то же время романтическую.
Конечно, мы его полюбили. Эльдар вообще без памяти влюблен в Андерсена: и в его жизнь, и в его сказки. Именно поэтому всякой слащавости мы избегали как могли. Во времена Андерсена, видимо, считалось, что раз он пишет сказки, то и биография у него должна быть сказочная. Естественно, мы не собирались иронизировать по его поводу, не думали его осуждать, хотя и не скрывали неуравновешенность его характера, едкость, ранимость. Он был, например, очень несправедлив к своей сестре: она стала проституткой и просила у него помощи, а он ей отказал. Вообще ее не признал. Мы не делаем из него идеального человека. Он был идеален лишь в своих сказках».
Начав работать совместно, Рязанов и Квирикадзе почти сразу нашли название будущего фильма — «Андерсен. Фантазия на тему». Именно словом «фантазия» Рязанов определил жанр картины, в итоге все-таки получившей наименование «Андерсен. Жизнь без любви». Уже после выхода фильма мультипликатор Гарри Бардин сказал Эльдару Александровичу, что «Андерсен» выдержан в жанре фантасмагории. Рязанов согласился с приятелем — и в последующих интервью попеременно характеризовал новую работу то как «фантазию», то как «фантасмагорию».
«В этой фантазии выдумка соседствовала с документальными событиями, реальные персонажи, имеющие прототипы, шли рука об руку с вымышленными, — раскрывал карты Эльдар Александрович. — Например, история на суконной фабрике, где юного Андерсена приняли за девушку, „мамзель“, случилась в действительности, а, скажем, история с порвавшимся фраком — авторский вымысел. Или же встреча Андерсена-подростка — сына сапожника с наследным принцем кажется невероятной, но она тоже произошла в жизни, а эпизод с пеликанами, преследующими Ханса Кристиана, придуман. Очень жалею, что не удалось его снять…»
И, конечно, не только Квирикадзе «вставлял в сценарий свои личные истории» — Рязанов, по-видимому, вообще намеревался, рассказывая об Андерсене, завуалированно рассказать о себе. Не в той, разумеется, части, что касается андерсеновской «жизни без любви» (уж Рязанов-то любовью никогда не был обделен), а в той, где говорится о взаимоотношениях художника и дилетантов, дерзающих судить его творения, а то и влиять на их судьбу. Злым гением Андерсена в этом смысле являлся самодовольный толстяк Симон Мейслинг, всю жизнь третировавший писателя: сначала в качестве ректора гимназии, где Ханс Кристиан учился, затем — в качестве Главного цензора Дании.
Самые сочные места сценария (да, пожалуй, и фильма, где в Мейслинга колоритно воплотился великолепный Олег Табаков) разрабатывают как раз эту тему:
«— Вы с ума сошли, Ханс Кристиан, — тихо сказал Мейслинг. — В Европе у многих королей короны и так еле держатся на головах. Вы этой пьеской сеете смуту. Кого вы подразумеваете под этими жуткими собаками? Разъяренную чернь? Карбонариев?
— В России, я слышал, неугодных авторов ссылают в Сибирь. А у нас будут ссылать в Гренландию? Бр-рр. Там даже чернила замерзают. — Андерсен пытался освободиться из цепких рук, но тщетно.
— Ваш юмор, господин Андерсен, неуместен. Мы, слава богу, не Россия. У нас просвещенная монархия.
— Вы имеете право запретить пьесу или роман? — полюбопытствовал писатель.
— Что вы! — злорадно усмехнулся Мейслинг. — Моя функция — советовать, вернее, НЕ советовать, рекомендовать, вернее, НЕ рекомендовать. Но никаких запрещений!
Андерсен с вызовом спросил:
— Чего же вы НЕ советуете мне?
— Я вам не советую писать такие пьесы, как та, что мы увидели сегодня. Она потакает нездоровому брожению умов, витающему в обществе, — жестко отчеканил цензор.
Андерсен взорвался:
— Пошли вы, знаете куда…»
Главному андерсеновскому критику же Рязанов дал фамилию одного из тех российских журналистов, которые неодобрительно отзывались о его последних фильмах:
«В отдельной ложе сидел старинный недоброжелатель сегодняшнего бенефицианта Симон Мейслинг. Рядом с Главным цензором находился литературный критик Матизен, которому не нравилось все, что писал Ханс Кристиан. Его статьи отравляли жизнь чувствительного к недоброжелательству писателя.