– Я должна посетить концерт в одном модном заведении и хотела бы попросить вашего содействия в поиске надлежащего туалета.
Ее улыбка стала шире и приобрела некоторые черты подлинности.
– В нашем магазине доступны услуги персональных консультантов-стилистов, – сказала она, – если хотите, могу вас записать.
– Нет-нет, – ответила я, – я иду сегодня вечером, так что, боюсь, мне необходимо что-то приобрести прямо сейчас.
Она окинула меня взглядом.
– Куда вы идете?
– В «Каттингс», – с гордостью сообщила я.
Она выпятила нижнюю губу и медленно кивнула.
– Какой у вас размер, двенадцатый[7]?
Я кивнула, впечатленная ее способностью с первого взгляда так точно определить мои параметры. Она взглянула на часы и сказала:
– Пойдемте.
В отделе размещались как бы магазины внутри магазинов, и девушка повела меня в самый непритязательный из них.
– Так, вот что мне пришло в голову, – сказала она, – вот эти… – она показала мне смехотворно узкие черные джинсы… – и вот это… – черный топ, похожий на футболку, но из искусственного шелка и с дырочкой на спине.
– Вы серьезно? – спросила я. – Я скорее склонялась к красивому платью или юбке с блузкой.
– Поверьте мне, – ответила она.
Примерочная была тесной, в ней стоял запах немытых ног и освежителя воздуха. Джинсы казались слишком маленькими, но каким-то чудом на мне они растянулись, и мне удалось их застегнуть. Топ с высоким воротом сидел свободно. К своему удовольствию, я чувствовала, что не была излишне обнажена, хотя, конечно, я не могла видеть вырезанный фрагмент на спине. Я выглядела как все. Видимо, в этом и была цель.
Я не стала снимать этот ансамбль, оторвала этикетки, бросила их на пол, сложила повседневную одежду и убрала ее в сумку. Потом подняла этикетки, чтобы их пропустили через сканер на кассе.
Когда я вышла, консультант дожидалась меня у двери.
– Ну, что скажете? – спросила она. – Правда, хорошо смотрится?
– Беру, – ответила я, протягивая ей ярлыки со штрих-кодами.
Однако я совершенно забыла о защитных магнитных бирках, прикрепленных к одежде, и нам пришлось здорово помучиться, чтобы снять их. В конечном итоге, мне пришлось зайти за прилавок и встать на колени, чтобы продавщица могла открепить бирки с помощью специального аппарата, приделанного к кассе. Мы даже посмеялись с ней. Не думаю, что мне когда-либо приходилось смеяться в магазине. Когда я расплатилась, стараясь не думать о том, сколько пришлось потратить, девушка вновь вышла из-за прилавка.
– Можно обратить ваше внимание на кое-что? Просто… обувь.
Я опустила глаза. На ногах у меня были удобные черные туфли без каблука на липучке.
– Как вас зовут? – спросила девушка.
Этот вопрос меня озадачил. Какое отношение имеет мое имя к приобретению обуви? Она молчала, ожидая ответа.
– Элеанор, – с большой неохотой призналась я после размышлений, не назвать ли какое-нибудь другое имя или псевдоним.
Сообщать ей свою фамилию я уж точно не собиралась.
– Дело в том, Элеанор, что к джинсам скинни нужны ботильоны, – сказала она с таким серьезным видом, будто была врачом и назначала лечение. – Если хотите, пойдемте в обувной отдел и поищем.
Я заколебалась.
– Вы не подумайте, мне не платят процент с продаж, ничего такого, – тихо продолжала она. – Просто… Мне просто кажется, правильная обувь нужным образом дополнит ваш наряд.
– Женщину создают детали, да? – сказала я.
Она не улыбнулась.
В обувном отделе она продемонстрировала ботильоны, вызвавшие у меня приступ безудержного хохота, – настолько высоким был у них каблук и настолько узким мысок. В конечном итоге мы остановились на паре, которая была достаточно стильной, но, в то же время, позволяла шагать, не рискуя повредить позвоночник, – то есть соответствовала всем нашим требованиям. Шестьдесят пять фунтов стерлингов! Ну ничего себе, думала я, вновь протягивая кредитную карту. На такие деньги некоторые вынуждены жить целую неделю.
Черные туфли я тоже сунула в сумку и заметила, что девушка на нее смотрит, а потом переводит взгляд на отдел аксессуаров.
– О, боюсь, что нет, – сказала я. – В настоящий момент я исчерпала свои финансовые возможности.
– Ну хорошо, – ответила она, – в таком случае просто сдайте свою сумку в гардероб, и все будет в порядке.
Я совершенно не понимала, что она имеет в виду, но «крылатое время уж стремительно мчалось вперед».
– Позвольте поблагодарить вас, Клэр, за поистине неоценимую помощь, – сказала я, склонившись, чтобы прочитать имя на бейджике.
– Заходите снова, Элеанор, – ответила она, – и еще кое-что: магазин через десять минут закрывается, но если вы поторопитесь, то успеете сделать макияж. Отдел красоты на первом этаже у выхода. Бобби Браун, скажете, что вас прислала Клэр.
С этими словами она удалилась. Касса к этому моменту уже выплевывала отчет о сегодняшних сборах, в которых существенную часть занимал и мой вклад.
В косметическом отделе я спросила, можно ли поговорить с Бобби, и девушка в ответ захихикала.
– Да, есть у нас такие, – сказала она, не обращаясь ни к кому конкретно.
Нас со всех сторон окружали зеркала, и я задумалась, не побуждают ли они человека разговаривать с самим собой.
– Сядьте вон туда, красавица, – сказала она, показав на нелепо высокий стул.
Кое-как мне удалось на него взгромоздиться, хотя и без особой элегантности, тем более что новые ботильоны еще больше сковывали движения. Я была вынуждена спрятать свои руки под ягодицами: красная, потрескавшаяся кожа, казалось, обгорала под лучами мощных ламп, которые высвечивали каждую трещинку, каждый поврежденный участок.
Продавщица откинула мои волосы с лица.
– Так, – сказала она, внимательно изучая меня, стоя слишком близко, – знаете, а ведь это совсем не проблема. У Бобби есть просто замечательные консилеры для кожи любого тона. Избавить вас от этого я не смогу, но точно могу сделать менее заметным.
Интересно, она всегда говорит о себе в третьем лице?
– Вы о моем лице? – спросила я.
– Нет, глупышка, о шраме. Лицо у вас замечательное. У вас очень чистая кожа. Так, давайте посмотрим…
У нее на талии, будто у столяра или водопроводчика, висел пояс с инструментами. Она работала, высунув кончик языка.
– До закрытия магазина у нас всего десять минут, – сказала девушка, – поэтому я сосредоточусь на маскировке и глазах. Хотите, сделаю вам «дымчатые глаза»?
– Мне ненавистно все, что связано с дымом, – ответила я, и она, к моему удивлению, опять засмеялась.
Странная женщина.
– Вот увидите, – сказала она.
Она откинула мою голову назад, потом попросила меня посмотреть вверх, потом вниз, повернуться вбок… Было так много прикосновений самыми разными орудиями, и девушка стояла ко мне так близко, что я отчетливо ощущала запах ее мятной жвачки, не способный полностью скрыть аромат ранее выпитого кофе. Раздался звонок, девушка выругалась сквозь зубы. Громкоговоритель объявил, что магазин закрыт.
– Боюсь, наше время вышло, – произнесла она, отступая на шаг назад, чтобы полюбоваться своей работой.
Потом протянула мне небольшое зеркальце. Я себя даже не узнала. Шрамы были почти незаметны, глаза густо подведены углем (мне вспомнилась программа о лемурах, которую я недавно смотрела по телевизору). Губы были выкрашены в цвет алых маков.
– Ну, что скажете?
– Я стала похожа на мадагаскарского примата, – сказала я. – Или на североамериканского енота. Очаровательно!
Она так расхохоталась, что даже присела и сжала ноги. Потом согнала меня со стула и проводила к двери.
– Предполагается, что я должна попытаться продать вам наши средства и кисти, – сказала она. – Если что-нибудь захотите, приходите завтра и спросите Ирен!
Я кивнула и махнула на прощание рукой. Кем бы ни была упомянутая Ирен, у нее было больше шансов продать мне оружейный плутоний, чем косметику.
14
Должно быть, музыкант в данный момент переживал целую бурю эмоций. Застенчивый, скромный, привыкший держаться в тени молодой человек был вынужден выступать в силу своего таланта, делиться им с миром – не потому, что хочется, а потому, что это необходимо. Он поет так же, как поют птицы: его музыка нежна и естественна, она проливается как дождь, как солнечный свет, она просто существует и не может иначе.
Я думала об этом, пока ела свой импровизированный ужин. Впервые в своей взрослой жизни я посетила ресторан быстрого питания – огромное аляповатое заведение, расположенное за углом от концертной площадки. Самым непостижимым и мистическим образом он был переполнен. И почему люди с таким удовольствием выстраиваются в очередь к стойке, чтобы заказать переработанный пищевой продукт, потом несут его к столу, даже не накрытому, и едят его прямо из бумажной упаковки? А потом, хотя они заплатили за это деньги, посетители сами вынуждены убирать за собой мусор. Очень странно.
После некоторых раздумий я остановила выбор на квадратном куске неопределенной белой рыбы, покрытой сухарями, сильно зажаренной и помещенной меж двух половинок слишком сладкой булочки. Она была причудливо дополнена ломтиком плавленого сыра, вялым листиком салата и какой-то белой островатой жижей, граничащей с непристойностью. Несмотря на старания мамочки, я не стала эпикурейцем; однако я уверена, что несовместимость рыбы и сыра – повсеместно признанная кулинарная аксиома. Кто-то должен сообщить об этом мистеру Макдональду.
Среди десертов ничего соблазнительного для меня не оказалось, так что я взяла кофе – горький и едва теплый. Конечно же, я обязательно бы его на себя вылила, если бы вовремя не прочла напечатанное на картонном стаканчике предупреждение, гласящее, что горячая жидкость может стать причиной травм. «Повезло тебе, Элеанор!» – сказала я себе, тихо смеясь. У меня возникло подозрение, что мистер Макдональд в действительности чрезвычайно туп, хотя и богат, если судить по неизменной очереди.