Мы переступили порог, и Рэймонд тщательно вытер ноги о коврик у двери. Я последовала его примеру. День и правда выдался невиданный, если уж мне приходилось ориентироваться на Рэймонда в вопросах этикета.
Он протянул цветы и позвякивающий пакет. Лауру это, похоже, обрадовало, и я поняла, что, несмотря на просьбу, высказанную ею в больнице, мне тоже надо было что-нибудь купить. Я уже собралась было объяснить, что она сама сказала нам ничего не приносить и мне просто хотелось проявить уважение к ее пожеланию, но не успела даже открыть рот, как Рэймонд выпалил:
– Это от нас с Элеанор.
Лаура заглянула в пакет – я страстно надеялась, что на этот раз там не окажется ни мармеладок, ни чипсов, – и поблагодарила нас обоих. Я кивнула с признательностью.
Хозяйка проводила нас в гостиную, где уже сидел Самми и члены его семьи. Тихо играла незамысловатая поп-музыка, низенький стол был заставлен мисками с легкими закусками бежевого цвета. Лаура была в черном платье, облегавшем ее, будто бандаж, и балансировала на каблуках с пятисантиметровой платформой. Ее светлые волосы одновременно стремились ввысь и вширь (я долго пыталась подобрать правильный термин) и спадали ниже плеч блестящими волнами. Даже Бобби Браун и та наверняка решила бы, что с макияжем Лаура несколько переборщила. Рот Рэймонда слегка приоткрылся, ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель можно было опустить письмо. Выглядел он немного ошалевшим. Лауре, казалось, его реакция была совершенно безразлична.
– Рэймонд! Элеанор! – закричал Самми, утопавший в огромном обитом бархатом кресле. – Лаура, будь добра, принеси им что-нибудь выпить! Мы тут балуемся «Просекко», – доверительно добавил он.
– Пап, тебе больше нельзя, – сказал ему старший сын, – ты на обезболивающих.
– Перестань, сынок, живем только раз! – жизнерадостно возразил ему Самми. – В конце концов, есть способы умереть и похуже, правда, Элеанор?
Я согласно кивнула. Он, конечно же, был совершенно прав. Кто-кто, а я-то знаю.
Лаура появилась с двумя фужерами газированной жидкости цвета мочи – как ни странно, свой я прикончила в три глотка. Вино оказалось сухим и удивительно вкусным. Я заинтересовалась, дорого ли оно стоит и нельзя ли будет со временем заменить им водку. Заметив, что мой фужер пуст, Лаура наполнила его опять.
– Вы похожи на меня, – одобрительно сказала она, – я тоже пью только игристые вина.
Я посмотрела по сторонам.
– У вас очень красивый дом, – сказала я.
Она кивнула.
– Мне понадобилось года два, чтобы обустроить все по своему вкусу, – ответила она, – но теперь я всем довольна.
Я поразилась, насколько гармоничным был интерьер, каким чистым и сверкающим здесь все казалось. Было много разных текстур – перья, шерсть, бархат, шелк – и насыщенные благородные цвета.
– Напоминает гнездо прекрасной птицы, – сказала я, – кетцаля или императорского орла.
Она будто силилась найти подходящий ответ, хотя мне кажется, что в этой ситуации было бы достаточно простого «спасибо».
После некоторого молчания, далеко не тягостного благодаря шипению игристого вина, она поинтересовалась моей работой, и я рассказала, чем занимаюсь и как познакомилась с Рэймондом. Мы обе посмотрели на него – он сидел на подлокотнике кресла, в котором устроился Самми, и хохотал над очередной шуткой ее брата.
– Да, могло быть и хуже, – с лукавой улыбкой сказала она, – его бы чуть-чуть отмыть и постричь…
Смысл ее слов дошел до меня не сразу.
– Нет-нет, – запротестовала я, – вы совершенно неправильно меня поняли. У меня уже есть некто – красивый, утонченный и талантливый. Образованный человек высокой культуры.
Лаура улыбнулась.
– Повезло! И как вы познакомились?
– Мы еще не познакомились по-настоящему, – уточнила я, – но это лишь вопрос времени.
Она откинула назад голову и засмеялась глубоким, гортанным смехом, которого вряд ли можно было ожидать от такой хрупкой, женственной девушки.
– Какая вы смешная, Элеанор, – сказала она, – заходите как-нибудь на бокал вина. А решите сделать стрижку – вспомните обо мне, договорились? Сделаю вам скидку по дружбе.
Я задумалась. Я немного отлынивала от задач по преображению себя после откровенно странной истории с эпиляцией и не впечатлившей меня работы над ногтями. Видимо, мне необходимо продолжать начатое. Вообще-то я совершенно не интересовалась своими волосами и не стригла их с тринадцатилетнего возраста. Теперь они отросли до пояса, светло-каштановые и прямые – самые обычные волосы, ни больше, ни меньше. По правде говоря, я их даже не замечала. Однако я знала: чтобы музыкант в меня влюбился, необходимо прилагать больше усилий.
– Знаете, Лаура, это поразительное совпадение, – сказала я, сделав еще несколько глотков восхитительного вина (мой фужер чудесным образом будто наполнялся сам по себе). – Я как раз собиралась немного обновить свой облик. Может ли следующая неделя оказаться подходящей для создания новой прически?
Она взяла лежащий на приставном столике телефон и потыкала в него пальцем.
– В три часа во вторник сможете? – спросила она.
На работе каждому из нас полагалось двадцать пять дней отпуска в год, из которых я за все время использовала только три. Первый – чтобы прийти в себя после болезненного лечения корневого канала зуба; второй отвела для очередного визита представителя департамента социальной защиты; а третий добавила к двум законным выходным, чтобы без перерыва дочитать особенно длинный, но захватывающий том по истории Древнего Рима.
– Во вторник будет просто замечательно, – сказала я.
Лаура упорхнула на кухню, вернулась с подносом зловонных теплых закусок и обошла с ним гостей. Комната наполнилась людьми, и общий уровень шума был довольно высок. Я встала и на несколько минут залюбовалась различными безделушками, которыми хозяйка искусно украсила комнату. Потом, не столько по необходимости, сколько от скуки, направилась в туалет – крохотную, притаившуюся под лестницей комнату. Стены там были белоснежными, все сверкало и почему-то благоухало инжиром. В конце концов я поняла, что запах исходит от свечи, горевшей в стеклянной подставке на полке под зеркалом. Свечи в ванной! Я заподозрила, что Лаура настоящая сибаритка.
Я прошла в помещение в конце коридора. Я правильно угадала – это была кухня. В ней тоже толпилось множество людей и стоял шум, но я смогла разглядеть черную мраморную столешницу, блестящие кремовые шкафчики и хром повсюду. Дом Лауры был таким… сияющим. Она сама тоже – ее кожа, волосы, туфли, зубы. Вот чего я раньше не осознавала: сама я тусклая, унылая и потертая.
Почувствовав необходимость немного передохнуть от шума и духоты, я открыла заднюю дверь и вышла во дворик. Небольшой сад был лишен ботанического разнообразия и большей частью покрыт бетонными плитами и скользким настилом. Сгущались сумерки, но небо здесь казалось совсем маленьким, а из-за высокого забора, расходившегося в трех направлениях, я чувствовала себя будто в клетке. Я глубоко вздохнула, надеясь почувствовать свежий ночной воздух. Но вместо этого мои носовые пазухи атаковал деготь, никотин и другие яды.
– Приятный вечерок, а? – сказал Рэймонд, незаметно слонявшийся в тени и, для разнообразия, куривший сигарету.
Я кивнула.
– Вышел глотнуть свежего воздуха, – сказал он без намека на иронию, – не надо было пить шипучку, она очень бьет в голову.
Я осознала, что и сама нетвердо стою на ногах.
– Думаю, я готова возвращаться домой, – сказала я, немного покачиваясь. Это, однако, было приятное чувство.
– Давай немного посидим, – сказал Рэймонд и подвел меня к паре деревянных кресел.
Я с радостью согласилась, ведь новые ботильоны угрожали моему равновесию. Рэймонд зажег следующую сигарету – похоже, он становится заядлым курильщиком.
– Приятная семья, правда? – произнес он.
– Лаура обещала постричь мне волосы, – выпалила я. Понятия не имею, зачем.
– Правда? – улыбнулся он.
– Она тебе нравится, – заключила я, кивая с умудренным видом.
В конце концов, я светская женщина.
Он засмеялся.
– Она потрясающая, Элеанор, но не в моем вкусе.
В полумраке красновато мерцал огонек его сигареты.
– А какой у тебя вкус? – спросила я, с удивлением понимая, что мне это действительно интересно.
– Не знаю. Кто-нибудь менее… требовательный, наверное. Кто-нибудь… так, минуточку.
Я была вполне довольна хранить сидячее положение, в то время как он ушел и через несколько минут вернулся с бутылкой вина и двумя яркими бумажными стаканчиками с изображением мультипликационных грызунов на скейтбордах.
– Растамышь, – медленно прочла я вслух, – это еще что такое?
– Давай сюда, – сказал Рэймонд и наполнил нам стаканы.
Мы чокнулись нашими сосудами. Звона не было.
– Когда-то я думал, что нашел подходящего человека, – сказал он, глядя куда-то в глубь сада, – но ничего не вышло.
– Почему? – спросила я, хотя в действительности и сама могла придумать множество причин, почему кто-то не захотел быть с Рэймондом.
– На самом деле, я до сих пор не до конца уверен. Хотел бы я знать – тогда было бы настолько проще…
Я кивнула, посчитав, что в этой ситуации это будет уместно.
– Элен сказала, что дело не во мне, а в ней, – он засмеялся, но совсем невесело. – Поверить не могу, что она выдала эту старую отмазку. Через три года… неужели раньше нельзя было понять, что ее что-то не устраивает? Понятия не имею, что изменилось. Я не изменился… Мне, по крайней мере, кажется, что не изменился…
– Люди могут быть… непостижимыми, – сказала я, немного запнувшись в поиске нужного определения, – мне часто непонятен мотив их поступков или слов.
Он кивнул.
– У нас была небольшая симпатичная квартирка, мы вместе отлично проводили отпуск. По правде говоря, я… подумывал о том, чтобы сделать ей предложение. Боже мой…
Рэймонд уставился на бетонные плиты, в то время как я безуспешно попыталась представить его в цилиндре, смокинге и галстуке. Не говоря уже о килте.