…
Он засунул руки внутрь и вытащил из коробки самую толстую кошку, какую мне когда-либо доводилось видеть. Теоретически она была черная как смоль, причем эта чернота распространялась даже на нос и усы, однако густой мех покрывали проплешины, выглядевшие на его фоне еще светлее. Рэймонд прижал ее к груди, продолжая что-то ласково шептать на ушко. Кошка, похоже, была не в восторге.
– Ну, что скажешь? – спросил Рэймонд.
Я заглянула в ее зеленые глаза, она в ответ тоже посмотрела на меня. Я шагнула вперед, и Рэймонд протянул ее мне. На мгновение возникло замешательство, пока Рэймонд пытался переместить мне в руки этот живой комок, но потом вдруг все свершилось. Я держала ее, будто ребенка, прижимая к груди, и не столько слышала, сколько чувствовала звучное, утробное урчание. Ах, эта теплая тяжесть! Я зарылась лицом в ее подпорченную шубку и почувствовала, как она повернула ко мне голову и осторожно понюхала мои волосы.
Наконец я подняла глаза. Рэймонд доставал вещи из второго пакета: кошачий лоток, кроватку с мягкой подушкой и небольшую коробку корма. Кошка выгнулась у меня на руках и с глухим стуком грузно спрыгнула на пол. Вразвалочку подошла к лотку, присела и громко помочилась, упорно таращась на меня. Устроив потоп, она несколько раз лениво пнула задними лапками содержимое лотка, и кусочки наполнителя рассыпались по моему свежевымытому полу.
Дама себе на уме, презрительно отвергающая принятые в приличном обществе условности. Мы замечательно поладим.
Рэймонд отказался от печенья и чая и попросил пива или кофе, но у меня не было ни того, ни другого. Принимать гостей оказалось труднее, чем я думала. В конечном итоге он согласился на стакан воды, но даже к нему не прикоснулся.
Дези, сосед Рэймонда по квартире, спас кошку прошлой ночью на задворках их дома. Кто-то сунул ее в железный мусорный контейнер и поджег – Дези услышал вопли, когда возвращался с работы. Я вскочила, побежала в ванную и извергла из желудка розовые вафли. Рэймонд тихонько постучал в дверь, но я крикнула ему оставить меня в покое. Вернувшись я увидела, что они с кошкой сидят на противоположных концах дивана. Я села в кресло напротив, и они оба внимательно посмотрели на меня.
– Кто мог такое сделать, Рэймонд? – спросила я, когда наконец обрела способность говорить.
И Рэймонд, и кошка казались печальными.
– Больные мудаки, – ответил он, качая головой, – Дези принес ее к нам домой, и мы убедились, что с ней все в порядке. Но у него аллергия, так что мы не можем держать домашних животных. Я хотел отнести ее в кошачий приют или спросить у мамы, не возьмет ли она к себе пополнение, но потом… даже не знаю… словом, подумал, что кошка может составить тебе компанию. Если нет, просто скажи. Я понимаю, это большая ответственность…
Это было непросто. С одной стороны, я не могла отрицать, что кошка внушила мне симпатию. Она обладала неоспоримым залихватским шармом, в значительной степени обусловленным ее проплешинами, и отличалась бесшабашным поведением, что могло бы растопить даже самое черствое сердце. Было очевидно, что эта особа не терпит глупостей. С другой стороны, это создание, уязвимое и ранимое, нуждалось в заботе и уходе. В этом заключалась проблема. Способна ли я?
Я вспомнила о сеансах психотерапии, как мы говорили о необходимости мыслить рационально, распознавать непродуктивные модели поведения и находить в себе мужество, чтобы пытаться поступить иначе. «Давай, Элеанор, – сказала я себе, – смелее». Это совершенно, даже близко не похоже на то, что было раньше. Перед тобой кошка, ты взрослая женщина и более чем способна о ней позаботиться.
– Да, Рэймонд, я принимаю на себя груз ответственности за это животное и обязуюсь осуществлять за ним самый тщательный уход, – твердо сказала я.
Он улыбнулся.
– Уверен, что так оно и будет. Она уже явно чувствует себя здесь как дома.
Кошка тем временем уже растянулась на диванных подушках и, без всякого сомнения, спала, хотя одно ушко беспрестанно подергивалось, следя за нашим разговором.
– Как ты ее назовешь? – спросил Рэймонд.
Я склонила набок голову и задумалась. Через минуту он встал.
– Пойду вниз покурю, – сказал он. – Дверь захлопну на защелку.
– Только не дыми в мои окна! – крикнула я ему вслед.
Когда он через десять минут вернулся, я сообщила, что кошку будут звать Глен. Он засмеялся.
– Глен? Это же мужское имя?
Я подумала обо всех этих красных этикетках, всех этих пустых бутылках.
– Это в честь одного старого друга, – сказала я.
На следующее утро я резко проснулась и увидела, что Глен лежит рядом со мной – голова на подушке, тельце под одеялом, прямо как человек. Она буравила меня взглядом своих огромных зеленых глаз, будто мысленно велела мне проснуться. Она проследовала за мной на кухню, где я налила ей немного воды, которую она проигнорировала, и насыпала корма, на который она набросилась и тут же срыгнула обратно на пол. Я полезла под мойку, чтобы достать тряпку и убрать за ней, а когда повернулась, увидела, что она заглатывает все обратно.
– Хорошая девочка, Глен, – сказала я.
Проста в эксплуатации.
Поскольку Рэймонд принес только самый минимум еды, когда Глен задремала на одеяле, я тихонько вышла из квартиры, села в автобус и поехала в торговый центр, где, по моим сведениям, располагался большой магазин товаров для животных. Там я купила своей питомице более габаритную и удобную кровать, подходящий лоток с крышей для большей уединенности, четыре вида сухого и консервированного корма, а также пакет органического наполнителя для туалетов. Плюс бутылку масла, вроде бы полезного для ее шкуры, – добавлять в пищу по чайной ложке каждый день. Лично мне было совершенно все равно, отрастет ее шерсть или нет – для меня Глен и так была в полном порядке, – но мне казалось, что ей может быть удобнее без проплешин. По моим впечатлениям, она не относилась к типу животных, любящих игрушки, но на всякий случай я все же взяла блестящий мячик и огромную, размером со стариковский тапок, пушистую мышь, набитую кошачьей мятой. Подкатив тележку к кассе, я поняла, что придется заказывать такси. Я почувствовала прилив гордости.
Водитель даже не подумал помочь мне отнести покупки наверх, поэтому мне понадобилось сделать несколько ходок. Когда я наконец втащила их в квартиру, по моему лицу струился пот. Поход в зоомагазин занял больше двух часов. Глен все так же спала на одеяле.
День я провела за незначительными, но приятными делами. Глен оказалась хорошим товарищем: она была спокойна, сдержанна и по большей части спала. Вечером, когда я с чашкой чая устроилась слушать радиоспектакль, Глен запрыгнула ко мне на колени и принялась тыкать в мои ляжки своими лапами, немного выпустив когти. Это было не особенно приятно, но я наверняка знала, что она делала это любя. Минуту спустя Глен осторожно улеглась у меня на коленях и уснула. Через двадцать минут мне захотелось в туалет – естественную потребность усугубил тот факт, что она, далеко не худышка, всем своим весом надавила на мой мочевой пузырь. Я попыталась мягко отодвинуть ее в сторону, но она не далась. Я попробовала еще. С третьей попытки моя красавица медленно поднялась на ноги, выгнула спину, протяжно и неодобрительно вздохнула и направилась к своей новой постели. Устроившись там, она пристально смотрела мне вслед, когда я выходила из комнаты, и встретила меня тем же взглядом, когда я вернулась. Она сверкала глазами весь вечер, но меня это ничуть не заботило. Мне приходилось сталкиваться с куда более жуткими вещами, чем возмущенная кошка.
Несколько дней спустя Рэймонд приехал опять, посмотреть, как устроилась его протеже. Я пригласила и его мать – он как-то сказал, что миссис Гиббонс была бы рада меня навестить, а я, зная, что она сходит с ума по кошкам, полагала, что ей будет приятно увидеть Глен. В любом случае, после предыдущего визита Рэймонда у меня осталось достаточно сладостей, так что я не предвидела никаких проблем.
Они приехали в черном такси, чем миссис Гиббонс была явно очень довольна.
– Ах, Элеанор, водитель был просто душка, правда, Рэймонд? – сказала она.
Тот кивнул, и мне показалось, что я уловила крохотный намек на усталость, будто она уже не первый раз заводила этот разговор во время их короткой поездки с южной в западную часть города.
– Сама любезность, помог мне сесть, потом выйти, придержал дверцу машины, пока я возилась со своими ходунками…
– Все так и было, мам, – сказал Рэймонд, пристраивая ходунки в углу гостиной, в то время как миссис Гиббонс усаживалась на диван.
Глен, неисправимая бунтарка, юркнула в постель – мою постель, – как только гости показались на пороге. Теперь о ее присутствии свидетельствовал лишь посапывающий под одеялом комок. Миссис Гиббонс расстроилась, но я дала ей посмотреть на моем телефоне фотографии, а сама пошла заваривать чай. Рэймонд присоединился ко мне на кухне и прислонился к столешнице, глядя, как я наливаю кипяток. Рядом он поставил пакет из супермаркета.
– Так, ничего особенного… – сказал он.
Я заглянула внутрь. Там обнаружилась белая картонная коробка из кондитерской, перевязанная ленточкой, и небольшая баночка какого-то кошачьего деликатеса.
– Как здорово! – в восторге воскликнула я.
– Я плохо знаю твои вкусы, но приходить с пустыми руками не хотелось… – Рэймонд залился краской. – Мне подумалось… ты должна любить красивые, приятные вещи, – сказал он, глядя мне в глаза. – Ты этого заслуживаешь.
Как странно. Должна признать, что на несколько мгновений я даже потеряла дар речи. Заслуживаю?
– Знаешь, это забавно, Рэймонд, – ответила я. – Мое детство с мамочкой сформировало очень искаженную картину мира. Иногда она давала нам красивые и приятные вещи, иногда… нет. То есть, одну неделю мы макали перепелиные яйца в сельдерейную соль и извлекали из раковин устрицы, а на следующую голодали. В самом прямом смысле, страдали от нехватки еды и воды.
Рэймонд вытаращил на меня глаза.