— О, нет, — сказала она. — Я не могу…
— Давай! — настаивала мама. — Будет весело.
— Мам, не надо, — вступил Парк. — Элеанора не любит макияж. Ей это не нужно, — прибавил он.
— Не полный макияж, — отозвалась мама. Она уже щупала волосы Элеаноры. Никакой стрижки. И ничего такого, что нельзя смыть.
Парк умоляюще взглянул на Элеанору. К счастью, она поняла: Парк умоляет, чтобы порадовать маму. А не потому, что ему не по душе ее внешность.
— Никакой стрижки? — уточнила Элеанора.
Мама намотала ее локон на палец.
— В гараже освещение лучше. Пошли.
Мама усадила Элеанору в кресло и повелительно кивнула Парку. К ужасу Элеаноры — к ее великому ужасу — Парк принялся наполнять раковину водой. Потом взял из стопки розовое полотенце, умело обернул его вокруг шеи Элеаноры, аккуратно приподняв волосы, и застегнул на липучку сзади.
— Прости, — прошептал он. — Хочешь, я уйду?
— Нет, — ответила она одними губами, схватив его за рубашку.
Но подумала: «Да». Ее охватило смятение. Она уже не чувствовала кончики собственных пальцев.
Но если Парк уйдет — как знать, возможно, его мама решит сотворить Элеаноре огромную зубчатую челку. Или перманентную завивку. Или то и другое разом. И кто ее удержит?..
Уж точно не Элеанора — что бы тут с ней ни делали. Она была гостьей в этом гараже. Она принимала еду от этой женщины и целовала ее сына — а значит, была не в том положении, чтобы спорить.
Мама отодвинула Парка и откинула голову Элеаноры назад, уложив в раковину.
— Ты каким шампунем пользуешься?
— Не знаю, — сказала Элеанора.
— Как можно этого не знать? — спросила мама, щупая ее волосы. — Очень сухие. Кудрявые волосы обычно сухие, ты в курсе?
Элеанора покачала головой.
— Хм-м, — протянула мама.
Она опустила волосы Элеаноры обратно в воду и велела Парку согреть в микроволновке масло для волос.
Это было невообразимо странно — мама Парка, моющая ей голову. Она стояла у Элеаноры между коленей; кулон в виде ангела свисал, почти касаясь Элеанориных губ. Да ладно! Весь процесс был сплошным безумием. Элеанора не знала, наблюдает ли за ними Парк. Она понадеялась, что нет.
Через несколько минут ее волосы были натерты горячим маслом и обернуты полотенцем так туго, что заболел лоб. Парк сидел напротив, пытаясь улыбаться, но, казалось, ему было так же не по себе, как и ей.
Мама перебирала свои коробочки от «Avon».
— Она точно была где-то тут… Коричный-коричный-коричный… Ага!
Она повернула свой стул к Элеаноре.
— Так. Закрой глаза.
Элеанора смотрела на нее. Мама Парка держала в руке маленький коричневый карандаш.
— Закрой глаза, — повторила она.
— Зачем?
— Не волнуйся. Это смывается.
— Но я не пользуюсь косметикой.
— Почему же?
Может, Элеаноре следовало сказать, что ей не разрешают? Это было бы лучше, чем: «потому что макияж лжет».
— Не знаю, — ответила она, — это просто буду не я.
— Это будешь ты, — сказала мама Парка, глядя на карандаш. — Очень хороший для тебя цвет. Коричный.
— Это помада?
— Нет, подводка для глаз.
К подводке для глаз Элеанора относилась с особенной настороженностью.
— Для чего она?
— Это макияж, — сказала мама немного раздраженно. — Ты станешь красивее.
Что-то коснулось глаза Элеанора. Его будто бы ожгло огнем.
— Мам… — начал Парк.
— Ладно, — сказала мама. — Я тебе покажу.
Она повернулась к Парку. И прежде чем кто-нибудь успел понять, что она задумала, ее большой палец оттянул уголок его глаза.
— Коричный светловат, — пробормотала мама, взяв другой карандаш. — Оникс.
— Мам… — сказал Парк с болью в голосе, но не пошевелился.
Мама села вполоборота, так, чтобы Элеаноре было видно, и ловко провела линию вдоль века Парка.
— Открой. — Он повиновался. — Прекрасно. Закрой.
Она подвела второй глаз. Потом добавила еще одну линию под нижним веком и лизнула палец, чтобы стереть подтек.
— Ну вот. Чудесно. Видишь? — сказала она, откидываясь назад, чтобы Элеанора могла рассмотреть. — Просто. Мило.
Парк не казался милым. Он казался опасным. Как Минг Беспощадный.[98] Или участник «Duran Duran».[99]
— Ты выглядишь как Роберт Смит,[100] — сказала Элеанора. Но… да, — подумала она, — и правда красиво…
Мама вклинилась между ними.
— Так, теперь закрой глаза, — сказала она Элеаноре. — Открой. Хорошо… Закрой снова.
Ощущение такое, что кто-то рисует по твоему глазу карандашом… А потом все закончилось, и мама Парка протерла щеки Элеаноры чем-то прохладным.
— Все очень просто, — сказала мама. — Основа, пудра, подводка, тени, тушь, контурный карандаш, помада, румяна. Восемь шагов, пятнадцать минут.
Мама Парка выглядела очень деловитой, точь-в-точь участница кулинарного телешоу. Она встала за спиной у Элеаноры и размотала полотенце.
Теперь Элеанора могла посмотреть на Парка — и хотела этого, но опасалась, что он посмотрит на нее. Лицо казалось тяжелым и липким. Она, вероятно, выглядела как все эти женщины с журнальных обложек.
Парк подтащил свой стул поближе к ней и стал постукивать кулаком по ее коленке. Секунду спустя Элеанора сообразила, что он вызывает ее на игру «камень-ножницы-бумага».
Они играли и играли. Годился любой предлог, чтобы прикоснуться к нему. И годился любой предлог, чтобы не смотреть на него. Парк смыл подводку с глаз, но по-прежнему выглядел как-то необычно. Хотя Элеанора не смогла бы объяснить, что изменилось.
— Так Парк обычно отвлекает маленьких детей во время стрижки, — сказала мама. — Ты, видимо, кажешься очень испуганной, Элеанора. Не волнуйся. Я же обещала, что не буду ничего стричь.
Парк и Элеанора оба выкинули «ножницы».
Мама втерла половину банки мусса в ее волосы, а потом высушила их феном (о котором Элеанора никогда раньше даже не слышала, но, похоже, это было очень-очень важно).
Если послушать маму Парка, то все, что Элеанора делала со своими волосами — мыла их, расчесывала, вплетала бусины и шелковые цветы — все это она делала неправильно. Ей следовало укладывать волосы, фиксировать прическу и по возможности спать на атласной наволочке.
— Думаю, тебе очень пойдет челка, — сказала мама. — Может, в следующий раз мы попробуем ее сделать.
Следующего раза не будет. Никогда. — Пообещала Элеанора себе и Господу Богу.
— Ну вот, готово. — Мама Парка широко улыбалась. — Выглядит прелестно. Готова взглянуть? — Она повернула Элеанору к зеркалу. — Та-дам!
Элеанора смотрела на свои коленки.
— Ну же, Элеанора, взгляни в зеркало. Это чудесно.
Она не могла заставить себя. Парк и его мама — оба смотрели на нее. А хотелось исчезнуть. Провалиться сквозь землю. Все это было плохой идеей. Ужасной идеей. Элеанора чуть не плакала. Сейчас она устроит истерику, и мама Парка снова ее возненавидит…
— Эй, Минди! — Отец Парка открыл дверь и заглянул в гараж. — Тебя к телефону… Ого! Вы только гляньте! Элеанора, ты выглядишь как танцовщица из «Чистого золота».[101]
— Вот видишь, — сказала мама. — Я же говорила: чудесно. Не смотри в зеркало, пока я не вернусь. Взгляд в зеркало — лучшая часть всего процесса.
Мама поспешила в дом, а Элеанора спрятала лицо в ладонях, стараясь ничего не размазать. Она ощутила руки Парка на своих запястьях.
— Прости, — сказал он. — Я знал, что ты ненавидишь все это, но не думал, что настолько.
— Мне так стыдно.
— Почему?
— Потому что… ты смотришь на меня.
— Я всегда на тебя смотрю.
— Знаю. Прекрати сейчас же.
— Она просто хотела, чтобы ты нашла свой имидж. Это ее конек.
— Я правда выгляжу как танцовщица из «Чистого золота»?
— Нет.
— Боже, — сказала Элеанора. — Так я и выгляжу.
— Да нет же! Посмотри. Просто посмотри.
— Не хочу.
— Посмотри сейчас, — сказал Парк, — пока мама не вернулась.
— Только если ты закроешь глаза.
— Ладно, закрыл.
Элеанора убрала руки от лица и взглянула в зеркало. Оказалось: все не так страшно. Просто потому, что это была не она. Просто потому, что из зеркала смотрел на нее другой человек. Некто с четко очерченными скулами, огромными глазами и влажными губами. Те же кудри, что у нее, только более упругие. И менее взъерошенные.
Как же она ненавидела все это!
— Можно открыть глаза? — спросил Парк.
— Нет!
— Ты плачешь?
— Нет. — Разумеется, она плакала. Сейчас слезы разрушат это ненастоящее лицо, и мама Парка снова ее возненавидит.
Парк открыл глаза и присел на трюмо перед Элеанорой.
— Все так плохо? — спросил он.
— Это не я.
— Это ты.
— Я просто… я выгляжу так, словно играю роль. Так, словно пытаюсь быть кем-то другим.
…Кем-то красивым и привлекательным. Отвратительная роль.
— А мне кажется, волосы и правда отлично выглядят, — сказал Парк.
— Это не мои волосы.
— Это…
— Я не хочу, чтобы твоя мама видела меня расстроенной. Не хочу задеть ее чувства.
— Поцелуй меня.
— Что?!
Он поцеловал ее. Элеанора почувствовала, как опускаются ее плечи и раскручиваются завязавшиеся узлом внутренности. Потом, впрочем, они стали скручиваться в другую сторону. Элеанора отстранилась.
— Ты целуешь меня, потому что я не похожа на себя?
— Ты похожа на себя. Что за глупости?
— Я тебе больше нравлюсь такой? — спросила она. — Если что, имей в виду: я никогда больше не буду так выглядеть.
— Ты выглядишь собой. Разве только мне малость недостает твоих веснушек. — Он потер ее щеку рукавом. — Ну вот.
— А ты выглядишь другим человеком, — сказала она, — хотя у тебя просто остались следы подводки.
— Так я тебе больше нравлюсь?