— Вот знак глубочайшего извращения! — прошептал Элеазар.
— Призвание змеи — злонесущая инверсия, — продолжал индеец. — Первый змей сверкал на солнце, как самое великолепное и безупречное из всех творений Великого Духа. Это сияние уподобляло его царю детей Божьих.
— Верно, то был прекраснейший из ангелов — Люцифер, Светоносец, — подтвердил пастор.
— Однако гордыня сгубила его. Он возомнил себя равным Великому Духу. Тогда воины Господни обрушились на него. Они вырвали ему крылья, руки, ноги, член. Они превратили его в кожаный жезл, увенчанный маской, в змею. А потом сбросили на землю.
— То был ангел-ствол. Ибо упал он на ветви дерева, яблони. И там Светоносец посвятил в свою адскую мудрость первую человеческую пару, Адама и Еву, — продолжил Элеазар.
— Это так, но вернемся к его голове, — сказал индеец, — к этой безупречной, завораживающей голове, что выше всякой красоты, всякого безобразия. Она подобна пустыне, которую ты здесь открыл для себя; безупречность пустыни также ставит ее за грань и красоты и безобразия. Пустыня показывает нам лик Бога в виде своих бескрайних просторов, а голова змеи есть ее животное воплощение.
— Объясни мне, в чем заключается магия змеиной головы, — попросил Элеазар.
— Голова змеи состоит из слабо сочлененных костей, — начал индеец. — Вот почему змея может разъять челюсти так широко, как только захочет. Да и вся голова устроена таким же образом. Например, когда змее нужно проглотить крупную добычу, ее головные кости свободно раздвигаются, а тело, подобно живому чехлу, само натягивается на пойманную жертву.
Что же до глаз змеи… да, они внушают ужас, но они же и лечат! Посмотри в мои глаза, — они исцелили твоего сына. Заметил ли ты, что веки у меня никогда не опускаются? Вот этому свойству я и обязан своим именем — Бронзовый Змей. Но я скажу тебе правду: здесь нет никакой моей заслуги, просто я, как и змеи, лишен век. Так можем ли мы закрывать глаза, даже глядя на ослепительное солнце?!
— Веко, с его трепетом, с тем влажным и теплым мраком, в который оно ласково погружает глазное яблоко, — вот он, символ моей родины, нежной, дождливой Ирландии, — мечтательно промолвил Элеазар.
— У орлов есть веки. У ящериц, черепах, игуан тоже есть веки. Одна только змея лишена век.
Но можно выразиться иначе. Можно сказать, что змея вся целиком одета огромным веком, ибо глаза ее прикрыты кожей, которую она сбрасывает раз в год, во время линьки. И там, где у змеи глаза, эта кожа прозрачна. Вся змея — это как бы одно лицо, один взгляд.
Индеец надолго замолчал. Потом он указал на свои обнаженные грудь и ноги.
— Я вижу, ты закутан в одежду и меха с головы до ног, чтобы защититься от ночного холода, — сказал он пастору. — Только лицо твое не прикрыто, оно не боится мороза. Теперь взгляни на меня! Я обнажен с головы до ног, но мне не холодно, ибо весь я — одно сплошное лицо!
Вернувшись к своим, Элеазар внимательно осмотрел спящего Бенджамина и понял, что мальчик выздоровел.
Он раскрыл Библию и прочел:
"И ПОСЛАЛ ГОСПОДЬ НА НАРОД ЯДОВИТЫХ ЗМЕЕВ, КОТОРЫЕ ЖАЛИЛИ НАРОД И УМЕРЛО МНОЖЕСТВО НАРОДА ИЗ СЫНОВ ИЗРАИЛЕВЫХ… И ПОМОЛИЛСЯ МОИСЕЙ О НАРОДЕ.
И СКАЗАЛ ГОСПОДЬ МОИСЕЮ: СДЕЛАЙ СЕБЕ БРОНЗОВОГО ЗМЕЯ И ВЫСТАВЬ ЕГО НА ЗНАМЯ, И УЖАЛЕННЫЙ, ВЗГЛЯНУВ НА НЕГО, ОСТАНЕТСЯ ЖИВ".
(Числа, XXI, 6–9)
"Весь я — одно сплошное лицо", — сказал ему индеец. "Тот обнаженный взгляд, который и жалит насмерть и исцеляет, — вот она, необъятная тайна Господня", — подумал Элеазар.
16
Последние зеленые канделябры кактусов и кусты терновника давно исчезли из вида. В победоносных солнечных лучах над розовым песком струился и дрожал раскаленный воздух. Элеазар остановился перед высохшим терновым кустом, усеянным шипами, и снял шляпу, чтобы подставить лицо беспощадному свету, а, может быть, еще и уступив чувству благоговения. Внезапно он постиг глубинный смысл своего странствия. Теперь ему было понятно, что земля отчизны, а особенно, небеса его детства и юности простерли перед его глазами слепую завесу дождей, туманов и хлорофилла, скрывшую от него истину. Зеленая Ирландия встала между его взором и Священным Писанием. Только жгучий, сухой, прозрачный воздух пустыни подчинялся неумолимой очевидности библейского закона.
Элеазар взглянул вниз, на колючий куст. Он был не настолько безумен, чтобы уповать на чудо: вдруг да воспламенится куст, и глас Господен воззвучит из его середины. И не настолько самонадеян, чтобы уподоблять себя Моисею. Но как железные опилки покорно слушаются движения магнита, так и личная судьба Элеазара неодолимо влеклась за судьбою Пророка, преображаясь и обретая новый смысл в ее божественном сиянии. Грандиозная, пестрая череда картин исхода служила шифром к скромным эпизодам его собственной жизни.
Так, двусмысленное положение протестанта в католической стране было озарено двусмысленным статусом Моисея, еврейского младенца, спасенного и воспитанного египетской принцессой. И было неоспоримое сходство между тем, как он, Элеазар, убил интенданта лендлорда, и как Моисей убил египетского надсмотрщика, избивавшего еврея. Картофельная фитофтора и эпидемия тифа и холеры, поразившие Ирландию, были родственны казням египетским. Сорокадневные испытания на борту "Надежды" были сравнимы с сорокадневным постом Моисея на горе Синай. Даже Моисеев жезл, то и дело превращаемый в змея, имел аналог в виде трости-змеи О'Брайдов, этой исчезнувшей в Ирландии змеи, которая теперь встретилась Элеазару среди пустыни, в лице индейского вождя.
Но самым главным фактором, который обрел в глазах Элеазара пугающий смысл, был вход в страну Ханаанскую. Запрет Яхве, воспрепятствовавший Моисею ступить на Землю Обетованную, сотни лет шокировал многие поколения еврейских и христианских богословов. Почему лучший среди сынов Израилевых, величайший из пророков, единственный провозвестник Торы, полученной в драматических сношениях с Неопалимой Купиной на горе Синай, подвергся такой страшной каре со стороны божественного вершителя мировой справедливости?[13]
Элеазар всегда пренебрегал традиционным толкованием этой немилости, считая его смехотворным и нелепым. С помощью Яхве Моисей дважды смог высечь воду из скалы: первый раз в Рефидиме, когда народ возроптал на него:
"И ЖАЖДАЛ ТАМ НАРОД ВОДЫ И РОПТАЛ НАРОД НА МОИСЕЯ, ГОВОРЯ: ЗАЧЕМ ТЫ ВЫВЕЛ НАС ИЗ ЕГИПТА, УМОРИТЬ ЖАЖДОЮ НАС И ДЕТЕЙ НАШИХ И СТАДА НАШИ?
МОИСЕЙ ВОЗОПИЛ К ГОСПОДУ И СКАЗАЛ: ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ С НАРОДОМ СИМ? ЕЩЕ НЕМНОГО, И ПОБЬЮТ МЕНЯ КАМНЯМИ".
(Исход, XYII, 1–7)
Тогда Яхве дарует ему власть извлечь ударом жезла воду из скалы в Хориве.
Некоторое время спустя эпизод повторяется в Мериве (Числа, XX).
"ДЛЯ ЧЕГО ВЫВЕЛИ ВЫ НАС ИЗ ЕГИПТА, ЧТОБЫ ПРИВЕСТИ НАС НА ЭТО НЕГОДНОЕ МЕСТО, ГДЕ НЕЛЬЗЯ СЕЯТЬ, НЕТ НИ СМОКОВНИЦ, НИ ВИНОГРАДА, НИ ГРАНАТОВЫХ ЯБЛОК, НИ ДАЖЕ ВОДЫ ДЛЯ ПИТЬЯ?" — ропщут сыны Израилевы. И вновь Моисей взывает к Яхве, и вновь тот наделяет его чудесной властью иссекать воду из скалы ударом жезла. Моисей поднимает руку, дважды ударяет в утес, и из камня в обилии брызжет вода.
Именно этот, второй удар, видимо, и разгневал Яхве, — он счел его знаком неверия, который повлек за собой ужасный приговор Бога: Моисей не войдет в Землю Обетованную.
Теперь Элеазар знал, что напрасно пренебрегал раньше этим объяснением немилости к Моисею, ибо оно, и только оно, является ключом к тысячелетней загадке. Если вдуматься, Яхве поставил своего пророка перед главным выбором — Источник или Куст.
Евреи под предводительством Моисея одолели несговорчивых египтян. Они перешли Чермное море и после трехмесячных странствий пришли в пустыню, к подножию Синая. Яхве встречает их там следующими словами:
"ВЫ ВИДИТЕ, ЧТО Я СДЕЛАЛ ЕГИПТЯНАМ И КАК Я НОСИЛ ВАС КАК БЫ НА ОРЛИНЫХ КРЫЛЬЯХ И ПРИНЕС BAC K СЕБЕ.
ИТАК, ЕСЛИ ВЫ БУДЕТЕ СЛУШАТЬСЯ ГЛАСА МОЕГО И СОБЛЮДАТЬ ЗАВЕТ МОЙ, ТО БУДЕТЕ МОИМ УДЕЛОМ ИЗ ВСЕХ НАРОДОВ; ИБО МОЯ ВСЯ ЗЕМЛЯ.
А ВЫ БУДЕТЕ У МЕНЯ ЦАРСТВОМ СВЯЩЕННИКОВ И НАРОДОМ СВЯТЫМ".
(Исход, XIX, 4–6)
Вот здесь-то и кроется огромное, главное недоразумение: евреи вовсе не собирались становиться народом анахоретов и прозябать в бесплодной, голой пустыне. Им нужны плодородные земли, а, стало быть, вода, вода и еще раз вода! Моисей прекрасно понимал это, когда без конца сулил привести их в землю, "где течет молоко и мед", иными словами, полную противоположность пустыне. И вот Моисей разрывается между Яхве и еврейским народом, между Неопалимой Купиной и источником живой воды, между священным и мирским.
Эпизод с Золотым Тельцом являет собою торжество мирского начала, инстинктивные, простодушные поиски евреями молока и коровы — кормилицы. Гнев Яхве вспыхивает с новой силой. Он объявляет, что уничтожит этот народ, эту вечно ноющую толпу, этих женщин с их грязными, орущими младенцами, эти глупые стада. Вода источника стекает в долину, ведь это ее неотъемлемое свойство — течь вниз, пробираться между камнями, впитываться в песок. Вода гасит горящий куст.
Но Купина торжествующе и победоносно воздымается к небу. Яхве хочет остаться наедине с Моисеем: "И ПРОИЗВЕДУ МНОГОЧИСЛЕННЫЙ НАРОД ОТ ТЕБЯ", — обещает он ему.
(Исход, XXXII, 10)
Моисей умоляет его пощадить евреев, дать им последний шанс, и Яхве склоняется на его мольбы, но на горе Нево[14] он все-таки поступит по своему желанию и будет сообщаться со своим пророком только наедине.
Имя Моисей означает "спасенный из воды", и всю свою жизнь его отношения с этой стихией будут складываться драматически, ибо вся его жизнь будет делиться между Кустом и Источником. Да и смерть Моисея станет окончательным триумфом Куста над Источником. Достигнув горы Нево, на самом пороге Земли Обетованной, он вновь услышит обещание Яхве оставить его при себе, в краю Неопалимой Купины. Еврейский народ, следуя руслами источников, спустится в зеленые долины, ведомый Иисусом Навином. А Моисей умрет "от уст Яхве", говорится в еврейском тексте Второзакония, что о