Элегантная наука о ядах от средневековья до наших дней. Как лекарственные препараты, косметика и еда служили методом изощренной расправы — страница 16 из 55

Многих врачей беспокоила не столько угроза заражения через кал (поскольку причины возникновения инфекции на тот момент еще не были установлены), сколько «зловонные испарения». Отвратительные запахи, утверждали они, проникают непосредственно в человеческий мозг, размягчая его до состояния каши.

Естественно, во дворцах было устроено множество мест, где можно было облегчиться, однако что касается мочеиспускания, то многие мужчины-придворные не утруждались дойти туда. Вместо этого они поступали так, словно все окружающее пространство было их писсуаром, облегчаясь там, где застанет их зов природы, и полагая, что слуги все уберут. Лестничные клетки в частности служили популярным местом, где можно мочиться (некоторые вещи с годами не меняются).

Ослепительные дворцы, театры и сады были переполнены человеческими экскрементами.

Очевидно, некоторые мужчины мочились даже в королевский кухонный очаг, поскольку Генриху VIII пришлось издать указ, строго запрещающий это. Еще мочились под стены сада, и приятный аромат роз мешался с запахом мочи. Все тот же Генрих VIII повелел слугам нарисовать на садовых стенах красные кресты, чтобы отпугнуть невоспитанных придворных, но кажется, таким образом он лишь отметил им, куда целиться.

Спустя несколько месяцев после смерти Генриха в 1547 году правительство юного короля Эдуарда IV издало прокламацию, запрещавшую кому бы то ни было «…мочиться либо иным образом облегчаться в пределах королевского двора… где гниение может распространяться, нанося ущерб Его королевскому величеству».

Когда голландский гуманист начала XVI века Эразм Роттердамский пишет: «Невежливо одобрять того, кто мочится, либо испражняется» – можно предположить, что он подразумевает «в общественном месте» и пишет это потому, что такова существовавшая действительность. В немецкой книге нравов 1570 года говорится: «Не следует, подобно деревенщине, облегчаться, без стыда или всякой сдержанности, в присутствии дам или же под дверями или окнами придворных комнат».

В 1518 году королю Франциску I вздумалось навестить свою любовницу – прелестную двадцатитрехлетнюю Франсуазу де Фуа, графиню де Шатобриан. Ее тайный любовник, некий адмирал Бонниве, вскочил с постели и спрятался в огромном камине. К счастью, на дворе стояло лето, и очаг был наполнен ароматными сосновыми ветками, за которыми Бонниве и укрылся. К несчастью, этот же камин служил уборной, и прежде чем предаться любовной страсти, король помочился прямо на бедного Бонниве, укрывшегося за сосновыми ветками. Несчастный адмирал промок до нитки и всю ночь провел в неудобной позе, пропитавшись запахом мочи и слушая вздохи и стоны своей любовницы, предававшейся любовным утехам с королем.

Когда португальская принцесса Екатерина Брагансская, которая вела уединенный и благочестивый образ жизни, приехала в Англию, чтобы выйти замуж за короля Карла II в 1661 году, она и ее дамы были потрясены, обнаружив мужчин, беспечно мочащихся по всему дворцу Они жаловались: «И шага нельзя ступить, чтобы не наткнуться в любом углу на следы английской мочи».

Немецкая невестка Людовика XIV Елизавета Шарлотта писала в 1702 году о Версальском дворце: «Люди мочатся на галерее, куда выходит наша комната, в любом углу Невозможно выйти из покоев и не встретить какого-нибудь мужчину, который мочится, стоя там».

В начале XVIII века герцог де Сен-Симон описал случай, как епископ Нойон, проходя мимо Версальской капеллы, испытал «такое сильное желание помочиться», что зашел в верхнюю секцию, предназначенную для членов королевской семьи, и помочился через балюстраду – прямо на освященный церковный пол внизу.

Придворные дамы обычно справляли нужду в ночные горшки, хотя порой этикет препятствовал этому. Во времена правления Георга I одна злополучная фрейлина Каролины, принцессы Уэльской, побоялась, что ее мочевой пузырь лопнет после нескольких часов непрерывного пребывания в компании госпожи. Не имея возможности удалиться, отчаявшаяся женщина раздвинула ноги и помочилась прямо на пол, надеясь, что этого никто не заметит. К несчастью, потоки мочи растеклись по полированным плиткам и едва не затронули изящные атласные туфельки принцессы.

Пока в XVIII веке санитария не пришла хоть немного в норму, королевский двор имел обыкновение менять местоположение примерно каждые две недели. К примеру, Тюдоры переезжали тридцать раз за год, и это было задумано не с целью насладиться новыми пейзажами, а для того, чтобы в отсутствие людей дворцы вычистили от мочи и фекалий.

Французский двор также регулярно переезжал. В автобиографии ювелир Франциска I Бенвенуто Челлини пишет о 18 000 лошадей, которые то и дело перевозят от одного замка к другому сотни повозок, забитых королевской мебелью.

Особенно сложно было держать в чистоте сверкающий Версальский дворец. Здесь жили тысячи придворных и слуг, которые ежедневно облегчались, и все это должно было куда-то стекать, но, к несчастью, поблизости не было никакой реки. Содержимое ночных горшков вывозили на телегах или сваливали в выгребные ямы поблизости, которые приходилось чистить очень часто. Ситуация усугубилась в 1682 году, когда Людовик XIV пожелал сделать Версаль постоянной резиденцией. Хотя он и некоторые приближенные порой перебирались в соседние дворцы (Марли и Сен-Клу), чтобы немного сменить обстановку, двор целиком никогда не покидал Версаль. Чистку каминов, лестничных клеток и церковных полов могли выполнять хорошо или же кое-как – и обычно получалось кое-как.

Хотя слугам мужского пола и не дозволялось мочиться по углам и на лестницах, зато их поощряли делать это в специальный чан на кухне, чтобы в дальнейшем использовать аммиак из мочи для уборки дома и чистки тканей – драпировки или одежды. В редком протесте против мочи, высказанном в 1493 году, парижские галантерейщики обратились к самому королю, требуя прекратить эту практику, потому что «шляпы, очищенные с помощью мочи, не являются ни достойными, ни уместными, ни полезными для здоровья». Хотя король и согласился, к 1540-м годам производители шляп, использующие мочу, вернулись в активный бизнес.

Хотя в Средние века и существовало мыло, некоторые прачки предпочитали использовать мочу для удаления самых стойких пятен. Из-за высокого содержания аммиака несвежая моча использовалась в качестве протравы – вещества, которое связывает краску с тканью. В противном случае легко выцветали краски столетней давности, сделанные из насекомых, коры, ягод, корней, лишайников, листьев и цветов.

Мочевина – химическое соединение, естественно присутствующее в моче – показала удивительную эффективность в смягчении и дублении шкур животных. Книжные переплеты, обувь, ремни, седла и перчатки делали из кожи, пропитанной человеческой мочой. Только в 1828 году немецкий химик Фридрих Велер открыл, как искусственно синтезировать урину, тем самым устраняя необходимость пропитывать мочой одежду и кожу.

Купание, опасное для здоровья

Ни для кого не секрет, что большинство людей, живших в столь грязных дворцах, сами не отличались чистотой. При этом образованные греки и римляне, пред которыми преклонялись короли и ученые эпохи Возрождения, принимали ванну каждый день, порой часами отмокая за ведением дел. Врачи древности очищали руки и инструменты между приемами пациентов. Они понятия не имели об инфекции и микробах – просто считали грязь отвратительной. Посмотрим же, что произошло между этими двумя эпохами, что так изменило представление человека о сущности грязи.

В начале V века 11 акведуков[36] Рима питали 1212 общественных фонтанов и 926 общественных бань. Но в 537 году н. э. вторгшиеся готы перерубили акведуки, что осложнило процесс купания. Ранняя католическая церковь, управлявшая бурлящим Римом в тот период, понятия не имела, как отремонтировать акведуки, а потому объявила, что следует как можно реже принимать ванну, поскольку это – форма греховного гедонизма, практикуемая язычниками. Столетие спустя это заявление получило подтверждение: новая секта еретиков-мусульман мылась не один, а пять раз в день, что для христиан было явным свидетельством их безбожия.

Толстый слой грязи на коже, предписанный церковью, свидетельствовал о христианском смирении и не позволял болезням проникать в тело. Со временем врачи пришли к убеждению, что мыться вообще опасно – настолько опасно, что многие советовались со своими астрологами, чтобы найти наиболее благоприятное время для принятия ванны. Популярная в XVI веке книга «Сие есть отражение сиречь зерцало здоровья» (This is the Myrour or Glasse of Health) советовала: «Не принимайте ванны, не томитесь в теплой воде и избегайте потеть, ибо все это открывает поры человеческого тела для ядовитого воздуха, который проникает внутрь и заражает кровь».

Королева Испании Изабелла, жившая в конце XV века, хвасталась, что лишь дважды за всю жизнь принимала ванну. Королева Елизавета I купалась раз в месяц, «вне зависимости от того, нуждалась она в этом или нет». Ее преемник Яков I питал такое отвращение к воде, что не мылся вообще никогда. Дама из числа придворных жаловалась, что ей и ее подругам стало «чересчур тяжело сидеть в комнатах Совета, которые Яков часто посещает».

В XVI веке толстый слой грязи на теле препятствовал проникновению болезней в тело. Некоторые монархи принимали ванны всего пару раз в жизни.

Король Яков даже не мыл руки перед едой. За столом он «лишь слегка протирал кончики пальцев краем влажной салфетки». Его любовник, герцог Бекингем, писал в одном из писем: «И все же, жаждая твоего благословения, целую твои грязные руки». Кроме того, Яков беспрестанно чесался и редко менял одежду.

В 1671 году Джон Бербери, английский дипломат в Стамбуле, выказывал свое удивление чрезмерной чистоплотностью турок, которые «всякий раз, помочившись, имеют обыкновение мыть после того руки».

Французский «король-солнце» также не был большим поклонником личной гигиены. Он жаловался, что его любовница, мадам де Монтеспан слишком сильно использует туалетную воду, отчего он задыхается рядом с ней. Она пропустила это мимо ушей, так как обливалась духами вовсе не чтобы скрыть запах собственного тела, но потому что король, кажется, лишь дважды в жизни принимал ванну. В 1680 году, когда Людовик обвинил ее в чрезмерной гордыне и иных нелицеприятных качествах, она презрительно ответила, что «если у нее и есть недостатки, то они, по крайней мере, не пахнут хуже него».