Спустя шестнадцать дней, всего в шестидесяти восьми милях от цели, император умер, отравленный вином для причастия. В 2013 году итальянские исследователи во время анализа останков Генриха нашли подтверждение теории об отравлении ядом, но вовсе не ядом из вина.
В 1308 году немецкие епископы и принцы избрали Генриха – правителя небольшого герцогства, вклинившегося между Германией и Францией, – новым королем римлян и избранным императором Священной Римской империи. Однако на трон он мог взойти только после коронации в Риме. Новый монарх жаждал отправиться на юг и принять правление, не подозревая, что золотой королевский титул был лишь блестящей наживкой.
Спустя более чем три столетия после падения Римской империи, в 800 году н. э., Карл Великий воскресил титул императора – и это монаршее звание будет хромать по страницам истории более тысячи лет, пока в 1806 году Наполеон не казнит его из милосердия. Знаменитый французский философ XVIII века Франсуа-Мари Аруэ, более известный как Вольтер, лихо заявил: «Священная Римская империя не была ни священной, ни римской, ни империей». Он был прав.
Своей фамилией Наполеон был обязан конфликту между гвельфами и гибеллинами.
Так что же это было? Анахронизм. Потрепанная корона, сорванная с обломков утраченной мечты. Слабо организованный политический союз враждующих сторон, с императором, который играл роль раздраженного директора школы, наказывающего непослушных детей с мечами наперевес. И все же титул обладал соблазнительным очарованием, перед которым мало кто мог устоять, несмотря на постоянные конфликты в итальянских владениях императора.
В Италии XI века трения между папами и императорами Священной Римской империи переросли в гражданскую войну. Гвельфы поддерживали папу, духовного наместника Бога на земле, а гибеллины – императора, наместника временного. Любопытная историческая деталь: своей фамилией Наполеон был обязан именно этому конфликту. В XII веке его флорентийские предки называли себя Буонапарте – «хорошая партия», – ибо принадлежали к числу гибеллинов.
Как и большинство религиозных конфликтов, борьба гвельфов и гибеллинов не имела ничего общего с Богом, а объяснялась исключительно властью и алчностью. Военачальники использовали войну как предлог для вторжения, воровства и грабежа. На самом деле то было не более чем многовековое торжество мародеров.
Хотя ни один помазанный император не появлялся в Италии вот уже шестьдесят лет, Генрих – идеалист по сути – ухватился за возможность принести мир истерзанному войной полуострову. Известный своим добрым нравом и умеренностью (в отличие от большинства средневековых монархов), он правил маленьким королевством Люксембург эффективно и справедливо. Генрих поклялся, что теперь будет вершить правосудие в большем масштабе, что заставит местных итальянских военачальников пойти на компромисс, сесть за стол переговоров и зажить мирно под его, Генриха, благодетельным руководством. Он намеревался запретить само упоминание гибеллинов и гвельфов и напомнить всем христианам о мире и любви, начав новую, золотую эру.
Когда Генрих впервые прибыл в Ломбардию – область на севере Италии, – новые подданные были поражены его красотой. Гладко выбритый и стройный обладатель коротких рыжих волос, помазанник божий мог похвастаться розовым цветом лица, изогнутыми бровями, остротой носа и подбородка. Менее всего их впечатлили его политические указы: переизбрание правителей, требование к городам снова принимать в своих стенах политических ссыльных, открытие тюрем, возврат конфискованного имущества, огромные налоги (для поддержки королевского двора и армии). Хотя Генрих стремился сохранять политическую беспристрастность, он понимал итальянцев так же плохо, как и итальянский язык (король говорил только на французском и на латыни).
И хотя некоторые итальянцы, измученные затянувшейся гражданской войной, такие как Данте Алигьери, приветствовали появление справедливого короля-рыцаря, называя его «королем мира», большинство пришли от Генриха в ужас: ведь он действительно намеревался править. Искрящаяся шумная коронация пришлась им по вкусу, но в остальном итальянцы находили неуклюжие притязания мечтательного северного захватчика весьма неприятными.
Вскоре Генриха втянули в местные раздоры, и он был вынужден занять чью-то сторону. Враги могли бы становиться в очередь. Многие города отказывались платить имперский налог, или менять законы по указу императора, или радоваться возвращению политических противников. Заклятым врагом Генриха был король Роберт Неаполитанский, защитник папы, который лелеял собственные надежды на трон и не хотел терпеть в соперниках простодушного чужака.
Когда Генрих вступил в Рим для коронации в июне 1312 года, гвельфы во главе с братом короля Роберта преградили ему путь к собору Святого Петра. После ожесточенной уличной битвы, в которой пало множество людей, Генрих махнул рукой на попытки прорваться к собору и был коронован в Латеранской базилике. Коронационный банкет прервал дождь из камней, влетавших в окна и вынудивший гостей нырнуть под столы.
Процветающая Гвельфская Флорентийская республика была самым откровенным противником имперского господства. В августе 1312 года члены флорентийской Синьории[42] писали королю Роберту: «Если этот противник [Генрих] будет убит – что легко может произойти, – то нет сомнений, что в будущем ни один нарушитель спокойствия, ни нашего, ни вашего, не восстанет во главе Империи и не осмелится явиться на чужие земли – наши или ваши». Не совсем ясно, имели флорентинцы в виду смерть Генриха в бою или же это было завуалированное предложение совершить убийство.
Разочарованный и возмущенный, император оставил банальные мысли о мире и прощении и развернул полномасштабную войну против неблагодарных граждан. Весну и лето 1313 года он провел в Пизе, собирая огромную армию и формируя имперский флот. Несмотря на дурное самочувствие, 8 августа, проигнорировав рекомендации своих врачей, Генрих двинул войско в путь, намереваясь победить Роберта. Он должен был первым войти в Рим, а заняв город, направить флот к королевству Роберта на острове Сицилия.
Хотя сведения о походе туманны и порой противоречивы, кажется, армия продвигалась необычайно медленно, поскольку Генрих то и дело делал остановки близ термальных вод в этом районе. Он надеялся избавиться от лихорадки и залечить нарыв в области бедра. Впервые болезнь свалила его за два года до того, во время осады города Брешиа. Вот что пишет современник: «…воздух был пропитан лошадиной вонью… и многие северяне заболели, а великие бароны скончались в дороге: они уезжали, ощущая болезнь, а затем умирали, не добравшись до дома».
Что это была за болезнь? Самый вероятный ответ – сибирская язва. До начала XX века она косила людей с той же яростью, что и животных. Даже в самых просвещенных городах, таких как Париж и Рим, люди жили бок о бок с зараженными сибирской язвой лошадьми, коровами, овцами, свиньями и козами. Эта болезнь передается через пищу, по воздуху или посредством контакта со спорами от зараженных животных; редко – от человека к человеку. Как ни ужасно, но споры сибирской язвы сохраняют смертельную опасность даже в теле животного, похороненного сотни лет назад.
Кишечная форма сибирской язвы вызывает тошноту, боли в животе, патологические изменения кишечника, рвоту с кровью, диарею, и во времена Генриха ее смертность была близка к ста процентам. Легочная форма тоже почти всегда ведет к летальному исходу: при ней пациента лихорадит, он страдает от болей в груди и пневмонии. Кожная сибирская язва характерна наличием болезненных черных язв, напоминающих сигаретные ожоги, которые испускают тошнотворное зловоние (именно его в эпидемии Брешиа описывали как «лошадиную вонь»). У кожной формы уровень смертности самый низкий – около 20 процентов, если не брать в расчет средства современной медицины.
При осаде Брешиа сотни мертвых лошадей были похоронены в глубоких могильных ямах, чтобы предотвратить дальнейшее заражение. Люди, перемещавшие тела животных и вдыхающие трупный яд, также подвергались заражению. Возможно даже, что сибирская язва коснулась не только лошадей, но и распространилась на коров, свиней, коз, а затем их мясо, приготовленное на неравномерном огне, съедали солдаты.
Армия Генриха забрала болезнь с собой, когда они двинулись на север. Его жена Маргарита Брабантская умерла во время эпидемии того, что современники именовали «чумой», в Генуе в декабре 1311 года. Год спустя, когда войско Генриха осаждало Флоренцию, разразилась еще одна подобная эпидемия. По словам епископа города Бутринти, «…в лагерь пришла Великая Болезнь, а с нею и смерть… которая докатилась до самой Флоренции». Что же до врачей, то они «отчаялись насчет императора».
И вот теперь, в августе 1313 года, Генрих старался не обращать внимания на тревожные симптомы и продолжал идти на юг. Во время стоянки близ Сиены, по словам падуанского государственного деятеля и историка Альбертино Муссато, император «почувствовал охватившее его странное томление и лег спать раньше обычного часа, но, опустившись на постель, долго не мог уснуть. Проснувшись, он обнаружил пустулу на ноге под правым коленом и, мучимый болью, которую она ему причиняла, провел ночь без сна».
На рассвете следующего дня Генрих потребовал свернуть лагерь и двигаться к городу Буонконвенто, находившемуся в двенадцати милях. Там ему стало так плохо, что продолжать путь император был не в силах.
Промучившись три дня от сильной лихорадки, император Генрих VII, будущий спаситель Италии, скончался. Его войско было распущено в течение нескольких суток. Труп императора еще остывал, а слуги уже решили, что его отравили вином для причастия: дегустатор напиток не пробовал, а передавали его непосредственно от священника к причащающемуся.
Вереница слухов даже вела к предполагаемому отравителю – доминиканскому священнику шестидесяти лет по имени Бернардино де Монтепульчано, который, по всей видимости, был духовником Генриха и поспешил благоразумно удариться в бега, прознав об этих слухах. На севере Европы охотно приняли историю о вероломном итальянце, убившем их любимого императора. В летописях немецкого монастыря города Люттих