Генрих решил, что с учетом святости Пасхального праздника они не будут жить во грехе в течение трех дней, предшествующих свадьбе. Он останется во дворце Фонтенбло в окрестностях Парижа, а она отправится в столицу на пароме, дабы насладиться празднеством. Им предстояло встретиться лишь в воскресенье, непосредственно у алтаря. Когда они прощались на берегу реки, Габриэль разрыдалась и прильнула к нему, словно они виделись в последний раз. Генрих утешил будущую супругу и отправил восвояси, списав эмоции на беременность и предсвадебный мандраж.
В Париже Габриэль и ее фрейлины поселились у хорошего друга короля, итальянского банкира Себастьяна Заме. Как-то после роскошной трапезы, включавшей в себя блюда с лимоном, она вдруг ощутила тошноту и головокружение, у нее заболела голова и начались колющие боли в животе. Габриэль отказалась от посещения ряда торжественных мероприятий, но решила, что чувствует себя достаточно хорошо, чтобы прийти на службу в церковь по соседству. Однако во время мессы она несколько раз лишилась чувств, и слуги на носилках отнесли ее в дом Заме, где Габриэль спустилась в сад, чтобы прийти в себя. Там-то ее и накрыло то, что свидетели описали как «апоплексический удар».
Опасаясь, что это Заме отравил ее – он был итальянцем, в конце концов! – Габриэль настояла на переезде в дом тети. Ее уложили спать, но не успела будущая королева накрыться простыней, как у нее начались сильные и частые судороги; по словам министра финансов герцога де Сюлли, «столь ужасные, что это поразило всех присутствующих и явно свидетельствовало о приближающейся смерти… от продолжающихся приступов она почернела лицом и обезобразилась… агония не оставила в ней ничего человеческого». Открыв глаза, Габриэль прошептала, что ослепла. Некоторые из фрейлин лишались чувств при виде гротескно извивающейся фигуры, разметавшейся на кровати.
«Королевский врач по имени Ла Ривьер поспешил явиться, – пишет современник Генриха, историк Агриппа д'Обинье, – вместе с другими лекарями. Однако стоило ему войти в покои, сделать всего три шага и узреть, в каком состоянии она [Габриэль] пребывает, как Ла Ривьер развернулся и ушел прочь, сказав напоследок товарищам: "Она теперь в руках Бога"».
У Габриэль начались родовые схватки – на три месяца раньше положенного. Врачи надеялись, что разрешение от беременности поможет ей выжить, так что ребенка разрезали на куски в утробе матери и сделали четыре клизмы, дабы удалить послед, однако он все еще оставался внутри. К шести часам вечера в пятницу, 9 апреля, Габриэль впала в кому Лекари подсовывали ей нюхательные соли, сжигали пух в дюйме от ее ступней – однако ни одно известное средство не помогало привести ее в чувство. В субботу, 10 апреля, в пять часов утра Габриэль д'Эстре скончалась. Через тридцать шесть часов она должна была надеть корону и стать королевой Франции.
Обстоятельства смерти Габриэль были настолько странными, что слухи об отравлении распространились по всей Европе. Вероятными виновниками называли Ватикан и дом Медичи – и те, и другие яростно выступали против предстоящего брака Генриха и Габриэль и рассчитывали, что король женится на Марии Медичи.
Великому герцогу Фердинандо уже приписывали отравление брата Франческо и невестки Бьянки. Закрепившаяся за ним репутация не была совсем необоснованной: переписка, сохранившаяся в архивах Медичи, доказывает, что он совершил множество попыток отравить политических врагов. Однако под подозрением были не только итальянцы: многие влиятельные французы также выступали против шлюхи-королевы на престоле, ведь это поставило бы под удар всю нацию.
Габриэль умерла в муках. Фрейлины, пытаясь привести тело в порядок для похорон, не смогли разгладить гротескно искаженные черты лица, и это лишний раз указывало на яд. Умершую хоронили в закрытом гробу.
Врачи и хирурги Генриха провели вскрытие и объявили, что обнаружили «повреждение легких и печени, камень в почках, а также повреждение головного мозга». Все, кроме камня в почках, могло быть посмертными изменениями или же – особенно кровоизлияние в мозг – результатом последней болезни Габриэль, а не ее причиной. В пищеварительном тракте врачи не нашли ничего необычного, а причиной смерти назвали «испорченный лимон», пары которого поднялись к мозгу и привели к летальному исходу.
Тосканский посол во Франции в своей депеше от 17 апреля сообщил: «Вскрытие было проведено, и врачи не обнаружили ни малейшего признака, который бы свидетельствовал о влиянии яда».
После похорон Габриэль ее бюст поставили в маленькой комнате в личных покоях короля в Лувре и ежедневно одевали в новое платье. Генрих писал: «Моя способность любить мертва, и более мне не испытать этого чувства». Он в течение многих лет посещал бюст Габриэль, даже после того, как уступил желанию папы, женился на Марии Медичи и (возможно, в знак протеста) взял первую из множества молодых любовниц.
Несмотря на искреннюю печаль короля от смерти Габриэль, его «способность любить» никуда не исчезла до самого последнего дня. По факту у него было пятьдесят шесть любовниц – известных историкам, – однако верность он сохранял лишь в ту пору, когда был с Габриэль.
Останки Габриэль были уничтожены в эпоху Великой Французской революции, однако сегодня врачи вполне уверены, что причиной ее смерти послужила эклампсия – расстройство, возникающее на втором-третьем триместре беременности, вызванное высоким давлением и отказом органов. Описанные симптомы Габриэль точно совпадают с теми, которыми сопровождается эклампсия: тошнота, рвота, головокружение, боли в животе, судороги, слепота, кома, отказ органов и неминуемый летальный исход.
Глава пятнадцатаяТихо Браге, придворный астроном и математик (1546–1601)
Когда 13 октября 1601 года величайший в мире астроном, экстравагантный Тихо Браге садился за стол в доме своего соседа в Праге, он, должно быть, предвкушал веселый вечер с вином, едой, очаровательными женщинами и остроумными разговорами, которые более всего развлекали веселого датчанина. Общение с влиятельными мира сего, богатыми и могущественными, было частью его работы – он служил придворным математиком при императоре Священной Римской империи Рудольфе II. Как и все в своей жизни, Браге делал это с величайшим наслаждением.
Непревзойденный интеллект Браге делал его желанным гостем на любом торжестве. В течение сорока лет он проводил предрассветные часы, наблюдая за планетами с помощью хитроумных приборов собственного изобретения. Сегодня мы нередко, говоря о гениях, упоминаем Эйнштейна, – в те времена люди назвали бы имя Браге.
Кроме того, он был душой компании: эксцентричный экстраверт, славившийся легким характером: «Он не держал ни обиды, ни гнева, но всегда был открыт к прощению». Рыжеволосый и голубоглазый, с аккуратной остроконечной бородкой и длинными усами, астроном носил металлический (по слухам – золотой или серебряный) протез вместо верхней части носа: поговаривали, что дуэль, во время которой он потерял ее, имела причиной разногласия в отношении одной математической формулы. Когда клей, удерживавший протез, терял свои свойства, Браге совершенно невозмутимо снимал накладной нос, доставал из кармана пузырек и приклеивал протез заново.
Браге славился своими причудами. У него был шут-карлик по имени Джепп, который якобы обладал экстрасенсорными способностями и во время приема пищи сидел под столом. Многие годы Браге держал в замке домашнего лося, которого приучил к пиву. Доподлинно известно, что однажды лось выпил чересчур много, упал с лестницы и умер, но остается лишь гадать, было ли это падение предсказано Джеппом.
По слухам, из-за разногласий в отношении одной математической формулы Тихо Браге лишился верхней части носа.
Банкеты в домах знати предполагали вкусные блюда, прекрасное вино, красивую музыку, блестящую сервировку и увлекательные беседы. Однако была и обратная сторона. В течение нескольких часов застолья гостям надлежало есть и пить, но при этом не выходить из-за стола, поскольку по правилам этикета желание воспользоваться ночным горшком выглядело крайне неуместным оправданием. Помощник Браге, сварливый двадцатидевятилетний Иоганн Кеплер, так ненавидел банкеты, от которых лопался мочевой пузырь, что потребовал прописать в своем трудовом договоре свое право на непосещение подобных мероприятий.
И вот отблески свечей ложились на золотые чаши и серебряные тарелки, кругом раздавался смех, а Браге тем временем испытывал нарастающее чувство дискомфорта в животе. Он, должно быть, полагал, что уладит все, когда вернется домой, а жил Браге через дорогу. В конце концов, крепкий датчанин пятидесяти четырех лет от роду ни разу в жизни не страдал ни от какой серьезной болезни.
К тому времени, когда он добрался до дома, необходимость опустошить мочевой пузырь из острой превратилась в невыносимо мучительную. Кряхтя от облегчения, он стянул штаны и… ничего. Именно здесь и зародилась тайна, прожившая четыре сотни лет, тесно переплетенная со слухами об отравлении, теориями о естественном заболевании и противоборствующими результатами научных анализов скелета человека, у которого были рыжие моржовые усы и поврежденная переносица.
В четырнадцать лет Браге увидел солнечное затмение, и это изменило его жизнь: он твердо решил стать астрономом. Родные – гордые дворяне, полагавшие, что он изберет занятие, сулящее титулы и почести при дворе, – смотрели на Браге свысока. Однако годы спустя в письме другу Браге сказал так: «Пусть иные похваляются высоким происхождением предков и ищут чести в их деяниях… я же стремлюсь к вещам куда более возвышенным… ибо очень немногим Бог дает узреть то, что находится высоко в небесах».
В то время для предсказания затмений, схождений и других небесных явлений астрономы использовали таблицы Птолемея (составленные во II веке н. э. египтянином[70]