На протяжении жизни Елизавету в самом деле неоднократно пытались убить, в том числе путем отравления. В 1587 году французский посол в Англии барон Шатонёф-сюр-Шер[5] замыслил отравить одно из платьев Елизаветы. Судя по всему, яд так и не применили, хотя маловероятно, что он причинил бы хоть какой-то вред, учитывая количество предметов нижнего белья, которое обязана была носить знатная леди в XVI веке.
В 1597 году испанские иезуиты намеревались убить Елизавету и ее фаворита Роберта Девере, графа Эссекса. Они наняли некоего Эдварда Сквайра, который служил на королевской конюшне: его задачей было нанести яд на луку седла королевы. Надо полагать, токсин не сработал, поскольку Елизавета никогда не снимала кожаных перчаток для верховой езды. Затем Сквайр нанялся на корабль, который перевозил графа, и предпринял новую попытку убийства, смазав кресло Эссекса ядом, – и снова его ждал грандиозный провал. Испанцы решили, что Сквайр не просто неумелый отравитель, но еще и двойной агент, и сообщили о его намерениях английской короне. Несостоявшийся убийца был подвергнут повешению, потрошению и четвертованию.
Сомнительно, что яд, попавший на кожу, мог убить взрослого человека. Один из немногих задокументированных случаев поглощения яда через кожу относится к 1857 году: англичанка тщательно посыпала тело шестимесячного ребенка мышьяком, который перепутала с присыпкой. Ребенок едва ли имел возможность сообщить, что испытывает дискомфорт, так что яд проник в тело через маленькие ранки и слизистые, а затем, распространившись с кровью, привел к летальному исходу. Тем не менее, если взрослый человек по каким-то причинам контактировал с отравленными предметами – бумагой, тканью, деревом, – но затем немедленно смывал яд, то ему не грозило ничего серьезнее кожной сыпи. Однако в научных кругах царили неразбериха и невежество, а от них всегда вспыхивает страх.
Некоторые монархи боялись даже дышать. В 1529 году до королевы Маргариты Наваррской (такое название носила крошечная страна, зажатая между Францией и Испанией) дошел слух, что католический епископ задумал отравить ее нетрадиционными средствами. Причиной послужила дружба Маргариты с протестантами и усилия, предпринятые ею в области реформации церкви. «Мне доложили, что монахи изобрели новый способ травить своих врагов, – пишет она, – с помощью дыма ладана, прямо во время церковной службы».
В 1499 году, когда сын папы Александра VI Чезаре Борджиа грабил и убивал людей по всей Италии, некоторые дворяне решили отравить священнослужителя, чтобы вывести из игры армию Чезаре. Придворный музыкант Ватикана и управляющий согласились передать Александру петицию, отравленную ядом до такой степени, что пары убьют человека, стоит ему только развернуть свиток. Заговор раскрыли, прежде чем он состоялся. Аналогично в 1670-х годах группа парижских отравителей замыслила убить короля Людовика XIV подношением отравленной петиции – хотя в конечном итоге они так и не смогли подобраться к нему.
Эти потенциальные убийцы не оставили нам никаких намеков на то, каким ядом они пользовались. Кроме того, им, вероятно, было весьма трудно создавать ядовитые предметы, при этом самим избегая отравления парами. Также маловероятно, что какой-то яд мог бы сохранить смертоносность при передаче посредством бумаги, или что жертва, подносящая эту бумагу на расстояние нескольких дюймов к носу, смогла бы вдохнуть смертельную дозу.
И все же, если бы ядовитый пар могли эффективно применить, он определенно привел бы к летальному исходу. Амбруаз Паре совершенно справедливо полагал вдыхаемый яд самым опасным, «…ибо то, что попадает в тело вместе с запахом, распространяется по телу быстрее всего и оказывает наибольший эффект».
Во времена Ренессанса яды, попадавшие в организм через пищеварительный тракт, в основном покидали его посредством рвоты и поноса, что давало жертве шанс выжить. Другое дело – ядовитые пары, например пары ртути, без вкуса и запаха: они шли непосредственно в мозг. Трудно, однако, представить себе, что слабые испарения высохшего яда, нанесенного на бумагу, привели бы к летальному исходу. Что касается смертоносных монахов с их отравленным ладаном, то окажись заговор успешным – все в комнате подверглись бы воздействию яда и погибли (включая самих монахов).
Никто не мог сказать точно, умер человек от яда или от обычной болезни. Медицина знала о человеческом теле до смешного мало.
Паре описывал хитроумный способ отравить намеченную жертву (и только ее) через помандер[6] – металлический шар с дырочками, куда клали душистые травы и другие ароматизирующие вещества, вплавленные в воск. Такой шар подвешивали на цепочку на поясе, и каждый раз, раскачиваясь и ударяясь о ногу (или о юбку), он источал какой-то аромат. Если же запах вокруг был особенно неприятным, то помандер держали непосредственно у носа.
«Некоторое время назад один человек, – пишет Паре, – поднес к носу помандер, который был тайно отравлен, и сделал вдох, отчего у него закружилась голова, а все лицо распухло. Если б он не вдохнул вскоре некое вещество, от которого начинают чихать[7], а также иные лекарства, то скончался бы весьма быстро».
У монархов были причины опасаться даже собственных лекарей. В 1517 году кардинал Сиены Альфонсо Петруччи пытался отравить папу Льва X, подговорив его придворного доктора смазать ядом печально известную больную пятую точку Его Святейшества (заговор был раскрыт, и кардинала вскоре казнили). А в 1613 году умер в агонии сэр Томас Овербери: его враги при дворе короля Якоба I подкупили врача, и тот поставил Овербери клизму с серной кислотой.
Перспектива скончаться от яда приводила в ужас обитателей королевских дворов, поскольку, строго говоря, не было никакой возможности однозначно выяснить, послужил ли причиной смерти яд или же обычная болезнь. Медицина знала о человеческом теле до смешного мало. Стоило кому-то схватиться за живот и выбежать из-за стола в поисках ближайшего ночного горшка, как его соседи начинали смотреть друг на друга с ужасом и подозрением.
Во многом симптомы отравления мышьяком, наперстянкой или бледными поганками совпадают: боль в животе, понос, тошнота, рвота, головная боль, спутанность сознания, обезвоживание, кома и – смерть. Но так же проявляется и пищевое отравление, вызванное сальмонеллами или вирулентными штаммами кишечной палочки (эти бактерии обитают в фекалиях, нечистой воде, непастеризованном молоке и в мясе). Кроме того, эти же симптомы свидетельствуют о ранней стадии трихинеллеза – паразитарного заболевания, вызванного бактериями из плохо приготовленной свинины.
Подобные жалобы, должно быть, часто встречались в эпоху неравномерной прожарки мяса на вертеле (одна половина пересушивалась, в то время как вторая оставалась сырой), загрязненных колодцев, отсутствия холодильников, пастеризации и инспекторов по пищевой безопасности. Близость домашнего скота увеличивает риск заражения кишечной палочкой, а во всяком дворе содержались лошади, коровы, овцы и свиньи. Повара редко мыли руки. Кроме того, при отсутствии капельниц и внутривенных вливаний, способных быстро восполнить недостаток жидкости, обезвоживание от пищевого отравления могло оказаться столь же фатальным, как и мышьяк.
Чего придворные лекари не знали – так это того, что мышьяк и прочие яды не вызывают лихорадки, которая свидетельствует о пищевом отравлении или малярии. Это вовсе не значит, что человек, страдающий от лихорадки, не мог в итоге умереть от яда, или что некто, подверженный в течение определенного времени воздействию яда, не мог погибнуть из-за лихорадки. Однако это важная подсказка.
В Италии малярия особенно свирепствовала. Римские императоры в свое время осушили большинство болот, однако после того, как в V веке империя погрузилась в хаос, ландшафт восстановился. Многие итальянские кардиналы, принцы, военачальники и даже папы умирали от малярии, но у них было достаточно известных врагов, чтобы смерть списали на мышьяк.
Популярный пример «малярийной путаницы» – история папы Александра VI Родриго Борджиа и его жестокого сына, военачальника Чезаре Борджиа. В начале августа 1503 года оба ужинали на свежем воздухе с кардиналом Адриано да Корнето в его виноградниках за пределами Рима. 12 августа все трое слегли с болезнью: вероятно, их покусал один и тот же малярийный комар. Папа умер 18 августа, но Чезаре и кардинал выжили. Ходили слухи, что папа и Чезаре пытались отравить Корнето, но фляги с вином перепутались, так что они выпили яд по ошибке. Кажется, никто в то время еще не понимал, что отравление мышьяком не может проявиться спустя неделю – в отличие от малярии[8].
Придворные в Северной Европе были хорошо осведомлены о таинственных смертях при итальянском дворе, а также о «фабриках яда» во Флоренции и Венеции, которые спонсировал сам государственный аппарат. Так что в случае неожиданной смерти какого-либо королевского сановника в первую очередь подозрение падало на ближайшего итальянца из его свиты. В Англии XVI века даже возник локальный термин: вместо «травить» использовали слово «итальянить».
В «Дьявольском пире» (The Devil's Banquet), сборнике проповедей образца 1614 года, английский священник Томас Адамс утверждал: «Замечено, что иные грехи свойственны определенным народам, то есть самобытны для них, подлинны, буквально вплавлены в их плоть и кость… и доведись нам расселить грехи в определенных местах, то отравление мы непременно разместили бы в Италии».
Граф Томас Нэш в своем романе 1594 года «Злополучный скиталец, или Жизнь Джека Уилтона» (The Unfortunate Traveler) суммирует свойственные англичанам представления об итальянцах в одной фразе, называя их зависимыми от «искусства блуда, искусства отравления и искусства содомии».
Оставляя в стороне утверждения о блуде и содомии, трудно судить, были ли итальянцы склонны подсыпать мышьяк в вино врагам более, чем граждане других стран. Конечно, свидетельства из Тосканского и Венецианского архивов подтверждают, что правители Италии неоднократно пытались применить яд в отношении политических противников. Однако возможно, что и другие монархи не гнушались травить неугодных – просто тому не осталось никаких доказательств. Точно известно лишь, что в иностранном суде итальянца могли привлечь к ответственности по обвинению в отравлении, основываясь – частично или в полной мере – на его национальности.