Какуро Одзу 2 раза стукнул в дверь.
Я открыла.
Какой он красивый! Антрацитовая куртка со стоячим воротником и отделанными шнуром петлицами, прямые брюки в тон и мокасины из мягчайшей кожи, похожие на домашние, но высшего класса. Все вместе очень… по-евразийски.
– До чего же вы хороши! – сказал он мне.
– Благодарю вас, – ответила я растроганно. – Вы тоже выглядите прекрасно. С днем рождения!
Какуро улыбнулся. Я старательно заперла дверь, закрыв ее за собой и перед носом Льва, задумавшего прорыв. Какуро подал мне руку, и я оперлась на нее, чувствуя, что моя немного дрожит. «Только бы нам никого не встретить», – молилась внутри меня упрямая частичка Рене-подпольщицы. Сколько ни прощалась я со своими страхами, но пока еще не была готова стать притчей во языцех на улице Гренель.
Случилось то, чего следовало ожидать.
Не успели мы подойти к входной двери, как она открылась нам навстречу.
Вошли Жасента Розен и Анн-Элен Мерисс.
Вот незадача! Что же делать?!
Деваться некуда!
– Добрый вечер, – пропел Какуро и, буквально волоча меня за собой, проворно обошел их слева. – Добрый вечер, милые дамы! Мы опаздываем, поэтому приветствуем вас и бежим со всех ног.
– Добрый вечер, месье Одзу, – жеманно отозвались они, поворачивая головы, точно их тянули за веревочки. – Добрый вечер, мадам, – поприветствовали они и меня (это меня-то!), улыбаясь во весь рот и показывая все свои зубы.
Честное слово, никогда не видала разом столько зубов.
– Приятного вечера, мадам, – просюсюкала Анн-Элен Мерисс, с жадностью рассматривая меня, когда мы с Какуро уже выходили из подъезда.
– Спасибо, спасибо! – прожурчал Какуро и подтолкнул ногой створку двери, закрыв ее за нами. – Кошмар! – рассмеялся он. – Если б мы остановились, задержались бы на час, не меньше.
– Они меня не узнали, – сказала я и пораженно застыла посреди тротуара. – Они меня не узнали!
Какуро стоял рядом, по-прежнему крепко держа меня под руку.
– Потому что никогда не видели, – сказал он. – А я узнал бы вас всегда.
18. В струе воды
Достаточно один раз убедиться, что можно быть слепым на свету и зрячим в темноте, чтобы задаться вопросом: что же такое зрение? Как оно работает? Мы уже ехали в такси, заказанном Какуро, а я все думала о Жасенте Розен и Анн-Элен Мерисс, которые начинали видеть меня только при определенных обстоятельствах (в сословном мире я достойна их внимания, если, например, иду под руку с месье Одзу). И вдруг со всей ясностью поняла: взгляд сродни руке, запущенной в струю воды. Он что-то выуживает, хватает наугад, а не прицельно, принимает на веру и не задает вопросов, получает даром, не прилагая усилий, – он ничего не желает, ни к чему не стремится, ни за что не бьется.
Такси скользило в голубеющих сумерках, а я все думала.
О Жане Артансе, чьи угасшие зрачки ожили при виде камелий.
О Пьере Артансе, таком зорком и совсем слепом, как нищий.
О двух встреченных дамах с жадным взглядом попрошаек, но тоже слепых, как котята.
О застывшем взгляде Жежена, всегда направленном только вниз, на дно.
О Люсьене, неспособном видеть, потому что слишком густая темнота обступала его.
О Нептуне, которому служит зрением безошибочный нюх.
И о себе: хорошо ли я вижу?
19. Мерцающие тени
«Черный дождь» видели?
Если не видели «Черный дождь» или, на худой конец, «Бегущего по лезвию», вам будет трудно понять, почему, как только мы вошли в ресторан, у меня возникло ощущение, что я попала в фильм Ридли Скотта. В «Бегущем по лезвию» есть сцена в баре, где выступает женщина-змея и откуда Декард вызывает Рэчел по висящему на стене видеофону. В «Черном дожде» тоже есть бар и девушки по вызову, одна из которых – белокурая Кейт Кэпшоу с обнаженной спиной. Там и тут перемешаны лучи света, точно проходящие сквозь цветные витражи собора, и клубы адской тьмы.
– Люблю такой свет, – сказала я Какуро, усаживаясь на диванчик.
Нас устроили в уютном спокойном уголке, за столик, на который падал солнечный блик посреди мерцающих теней. Как тени могут мерцать? Не знаю, но они мерцали.
– Вы смотрели «Черный дождь»?
Я и представить себе не могла, что у двух людей могут быть такие схожие вкусы и общие ассоциации.
– Смотрела, – ответила я, – раз двенадцать, не меньше.
Все вокруг было мерцающим, искрящимся, хрустальным и бархатным. Волшебным.
– Нас ждет суши-пир, – провозгласил Какуро, с удовольствием разворачивая салфетку. – Надеюсь, вы не сердитесь, что я все заказал заранее? Мне хотелось угостить вас всем самым лучшим из того, что может предложить японская кухня в Париже.
– Конечно, не сержусь, – ответила я, изумившись множеству узорных чашечек с диковинными овощами, замаринованными и политыми не-знаю-какими, но очень соблазнительными соусами, которые принесли и расставили перед нами официанты, пристроив между ними еще и бутылочки с саке.
И мы приступили. Первым я выудила маринованный огурчик, но он только на вид был маринованным огурчиком, а на вкус чем-то невообразимо вкусным. Какуро выловил двумя темными деревянными палочками кусочек… чего? мандарина? помидора? манго?.. и ловко отправил в рот. Я немедленно запустила палочки в ту же чашечку.
Оказалось, это сладкая морковка – пища богов!
– Что ж, с днем рождения! – сказала я и подняла свой стаканчик с саке.
– Спасибо. Большое спасибо, – отозвался Какуро и чокнулся со мной.
– Неужели осьминог? – удивилась я, вытащив кусочек зазубренного щупальца из пиалы с шафраново-желтым соусом.
И тут официант принес нам на двух небольших толстых досках пластинки сырой рыбы.
– Сашими, – сказал Какуро. – Там тоже есть мясо осьминога.
Я погрузилась в созерцание. От такой красоты прямо захватывало дух. Я подцепила своими неловкими палочками белый с серыми прожилками кусочек рыбы («речная камбала», – услужливо уточнил Какуро) и, приготовившись вкусить блаженство, попробовала.
Почему мы ищем вечность в чем-то незримом и неощутимом? Мне она явилась в виде серовато-беловатого кусочка рыбы.
– Рене, – заговорил Какуро, – я бесконечно счастлив отпраздновать свой день рождения в вашем обществе, но для нашего сегодняшнего ужина есть и более серьезный повод.
Хоть мы знакомы с Какуро всего три недели, но я уже легко могла предположить, что он может счесть «серьезным поводом». Франция или Англия? Вермеер или Караваджо? «Война и мир» или чо́дная «Анна Каренина»?
Я взяла еще кусочек воздушнейшего сашими – кажется, тунец? Но кусочек оказался весьма внушительного размера, пришлось делить его на части.
– Да, сначала я пригласил вас на день рождения, – продолжал Какуро, – но потом кое-что узнал от одного человека. И хочу сказать вам очень важную вещь.
Я копошилась со своим тунцом и слушала его вполуха.
– Вы совсем не ваша сестра, – твердо произнес Какуро, глядя мне прямо в глаза.
20. У гагаузов
Любезные дамы!
Если вас в один прекрасный вечер пригласит поужинать в дорогом ресторане богатый и приятный во всех отношениях господин, не изменяйте изысканным манерам, что бы ни случилось. Удивит ли он вас, огорчит или попросту ошарашит, храните благородную невозмутимость и самые неожиданные слова принимайте с соответствующим обстановке изяществом. Со мной же, простолюдинкой и деревенщиной, все произошло иначе. Я и сашими-то ела попросту, как ела бы дома картошку. И когда я от ужаса сглотнула и почувствовала, что очередная частичка вечности встала у меня поперек горла, то без всякой изысканности по-пещерному раскашлялась. За соседними столиками повисла тишина. А я продолжала кашлять, пока наконец очередной, не сказала бы, что благозвучный приступ, не вытолкнул пресловутую частичку у меня из горла и я, схватив салфетку, не избавилась от нее.
– Я могу повторить. Повторить? – спросил Какуро. Ей-богу, ему, кажется, было весело!
– Я… кха-кха-кха! – прокаркала я.
«Кха-кха-кха» – традиционный обрядовый возглас у гагаузов.
– Я не… кха-кха-кха, – выводила я с тем же блеском.
И наконец, с совсем уже недосягаемым шиком, выпалила:
– Че-го?!
– Еще раз говорю вам, для полной ясности, – сказал Какуро терпеливо, как говорят с детьми или со слабоумными. – Рене, вы совсем не ваша сестра. – И так как я уставилась на него с глупым видом, продолжил: – И в последний раз повторю, а вы смотрите не подавитесь насмерть кусочком суши ценой, к слову сказать, тридцать евро за штуку. Суши не рекомендуется заглатывать так резко. Вы не ваша сестра, Рене, и мы можем быть друзьями. И всем, чем только захотим.
21. Нескончаемые чаепития
Toum toum toum toum toum toum toum
Look, if you had one shot, one opportunity,
To seize everything you ever wanted
One moment
Would you capture it or just let it slip?[22]
Это Эминем. Признаюсь, как пророк современной элиты, я иной раз его слушаю, – тогда, когда уж не поспоришь, что Дидона погибла безвозвратно.
А сейчас в голове у меня все перепуталось.
Не верите?
Судите сами.
Remember me, remember me
But ah forget my fate
Trente euro piece
Would you capture it
Or just let it slip?[23]
Такая вот каша. Я всегда удивлялась тому, как отпечатываются и всплывают, кстати и некстати, в памяти разные мелодии (не говорю уж о Confutatis, большом друге консьержек с миниатюрным мочевым пузырем), вот и сейчас я с искренним, хоть и несколько отстраненным интересом отметила, какая получалась medley[24].
А потом я заплакала.
В какой-нибудь забегаловке на парижской окраине все были бы только рады поглазеть на посетительницу, которая сначала чуть не подавилась, а потом разревелась, уткнувшись в салфетку. Но здесь, в храме солнца, где сашими продаются поштучно,