— Ну что ж, ваше предложение действительно выглядит интересным. На данный момент я не занят никаким конкретным делом и думаю, что если мы уточним две маленькие неясности, то вполне можем договориться.
— Какие неясности? — быстро выпалил Гайдук.
— Первая: сколько я буду получать? Мои расценки достаточно велики, насколько вы сможете их оплатить? Я беру сто баксов в день.
— Заметано, — также быстро ответил Гайдук. — Еще что?
Меня слегка удивила скорость, с которой он распоряжался несколькими тысячами долларов, скорее всего не своими.
— Вторая неясность заключается вот в чем: а что я, собственно, буду делать? Хотя стреляю я неплохо, но все же телохранитель из меня никакой…
— Груды мышц у нас достаточно. Эту груду вы и будете курировать. Она насчитывает пять крепких молодцов, входящих в Подразделение физической защиты. Главное, чем вы должны будете заниматься, — это организацией самой системы безопасности. В ваши функции будет входить предотвращение возможных эксцессов и провокаций. Честно говоря, наши аналитики не ожидают каких-либо фатальных вещей, но провокации и мелкие пакости почти гарантированы.
Я еще раз задумался, и почему-то мне очень захотелось согласиться.
— Считайте, что я ваш.
— О'кей, — ударил в ладоши Гайдук, резко откинувшись в кресле. — Итак, сделка заключена, завтра в девять утра мы ждем вас на работе. Адрес — Сенная, 8. Машину вам предоставить?
— Нет, спасибо, пока не надо. Думаю, что я доеду на своей.
— Ну что ж, — бодро вскочил на ноги начальник штаба. — Не смею вас больше задерживать, парьте ноги, пейте чай. Набирайтесь сил на месяц работы.
Вы нам нужны здоровым и бодрым.
И он стремглав, ловко огибая кухонную мебель и утварь, покатился к выходу. Там он в быстром темпе обулся, оделся, еще раз попрощался и вышел вон.
— Да… — медленно протянул я, глядя на захлопнувшуюся дверь. — Ну, в конце концов, он, наверное, все же неплохой человек…
Я посмотрел на часы. Шел уже третий час дня.
Я решил похерить все намеченные мной на сегодня дела и провести спокойно вечер дома.
После обеда я направился в потайную комнату оповестить Приятеля о своих планах на ближайший месяц. Я быстренько ввел в компьютер основные эпизоды моей беседы с посетившим меня начальником избирательного штаба господина Ершевского, закончив сброс информации фразой:
«Итак, до 17 октября я в штабе Георгия Ершевского».
Приятель ответил сухо и, как мне показалось, даже черство. Надо признаться, эта железная скотина умела испортить мне настроение. На сей раз он достиг этого несколькими фразами. На мониторе высветилось:
ИНФОРМАЦИЮ ПРИНЯЛ. РАБОТА НЕПРОФИЛЬНАЯ. СОВЕТУЮ ЛУЧШЕ СЪЕЗДИТЬ ОТДОХНУТЬ НА МОРЕ ДО 17 ОКТЯБРЯ… НЕ ВИЖУ КОНКРЕТНОГО ЗАДАНИЯ.
«Что ты вообще можешь видеть, старый драндулет?» — лопнуло мое терпение. Хотя в глубине души я понимал, что Приятель совершенно прав. Для него работы пока не было. Я прекратил сеанс связи и погасил монитор. Вернувшись в зал, я включил телевизор, налил себе из кофейника кофе и взялся за сегодняшнюю прессу. Надо сказать, ни то, ни другое, ни третье меня всерьез не заинтересовало, я просто убивал время, периодически переключая свое внимание от одного к другому. Уже был поздний вечер, когда неожиданно для меня раздался звонок в дверь. Я подумал, что это кто-то из соседей приперся в очередной раз за какой-нибудь ерундой.
Возможно, Колян пришел отметить со мной свою новую удачную сделку, сторговавшись на Молочной поляне с еще одним коммерсантом о возврате долга.
Открыв дверь, я удивился — на пороге стоял совершенно незнакомый мне седой мужчина возраста примерно пятидесяти лет. Он был одет в длинный бежевый плащ. Из-под кустистых бровей на меня напряженно, не мигая, смотрели серые глаза.
Мужчина был тщательно выбрит, глубокие складки вокруг рта придавали его лицу волевой и жесткий вид.
— Вы разрешите? — хриплым голосом спросил он. От мужчины слегка повеяло перегаром.
Я внимательно посмотрел на него, и сам себе удивившись, подвинулся в сторону, сказав:
— Проходите.
Мужчина решительно вошел, как-то ожесточенно сбросил с себя плащ и, не снимая ботинок, быстро прошел в комнату. Из всей стоявшей в комнате мебели он выбрал жесткий стул, рывком поставил его напротив моего кресла и быстро уселся на него, воззрившись на меня своими немигающими серыми глазами. Во всем его поведении чувствовалась какая-то нервозность и даже злоба. Я, прислонившись к дверному косяку, понаблюдал за его действиями, затем пультом выключил телевизор, после чего уселся напротив гостя и выжидательно уставился на него.
Он резко поменял позу, поправил своими широкими плечами дорогой пиджак, который сидел на нем как литой.
— Я к вам по делу, — пробасил он.
— Я уже догадался, — ответил я.
Почему-то мне на этот раз не хотелось ерничать и подкалывать своего посетителя. Что-то было в нем такое, что наводило на мысль об осторожности. Передо мной сидел решительный и волевой человек, который, по всей видимости, находился в состоянии нервного кризиса. Причины его посетитель изложил мне спустя несколько минут.
— Вы, наверное, меня не знаете, хотя в свое время я жил здесь недалеко, — начал он. — Двадцать лет назад я переехал отсюда: сначала в другую квартиру, потом в другой город. Моя фамилия Булдаков Борис Игнатьевич. Здесь недалеко, через двор от вас живет мой родной брат Валерий со своей женой Инной. Там же вместе с ними проживала до недавнего времени и моя племянница Оксана.
Он порывисто вздохнул и спросил:
— У вас можно курить?
— Да, пожалуйста.
Он достал пачку «Мальборо» и щелкнул «Зиппо».
Глубоко затянувшись, он сказал:
— Пять дней назад мою племянницу убили.
Булдаков еще раз затянулся сигаретой и в упор уставился на меня стеклянным взглядом. Сначала мне показалось, что он просто ждет, какое впечатление произвели на меня его слова. Потом я понял, что он не знал, как продолжить разговор. Я постарался помочь:
— Как это случилось?
Булдаков перевел взгляд на свои ботинки и сказал:
— Ее зарезали.
Он произнес эти слова так, что мне стало как-то не по себе. Что-то внутри меня сжалось, словно в ожидании удара стального клинка.
— Расскажите, пожалуйста, подробнее об обстоятельствах, — попросил я гостя.
Он нервно загасил недокуренную сигарету, наклонился в мою сторону, сцепив замком крупные и в то же время холеные кисти рук. «Такими руками можно придушить удава», — подумал я. Однако в последние годы, скорее всего, Булдаков вряд ли занимался гиревым спортом, и уж совсем не похоже, чтобы он работал на фрезерном станке.
Взяв себя в руки, Булдаков начал говорить четко и ясно, как, по всей видимости, он и делал это обычно:
— Труп моей племянницы со множеством ножевых ранений был найден позавчера за мусорными баками около забора, отделяющего СМУ-7 от Дороги Дружбы. По всей вероятности, она пролежала там два или три дня, поскольку обнаружили труп работники ЖКХ, которые убирали мусор. А убирают они его обычно один раз в три дня. Перед убийством Оксана была жестоко изнасилована и, видимо, подвергалась пыткам.
— Что говорят официальные органы?
— Как всегда, у них много версий и мало информации. Поскольку у Оксаны не нашли сумочку, есть версия, что это было ограбление. Не исключено, что это работа какого-то маньяка. Выдвигается также версия бытового характера.
— Что в данном случае имеется в виду?
— У нее был какой-то друг, который якобы не очень радовался ее занятиям. Не исключено, что между ними произошла ссора, и он, находясь в состоянии аффекта, совершил с ней это. По крайней мере, такова версия милиции. Сейчас мальчишка находится под стражей и ведется допрос.
— Простите, а какого рода занятия Оксаны не устраивали этого молодого человека?
Булдаков снова полез за пачкой «Мальборо» и опять щелкнул зажигалкой. На сей раз в его жестах проскальзывали некоторые неловкость и смущение.
— Оксана была непростым ребенком, хотя мне всегда нравилась эта девочка. Видите ли.. — он тяжело вздохнул. — В общем, в последнее время она занималась проституцией. К сожалению, в связи с моей работой, моим переездом в Москву я упустил из виду эту девчонку. Хотя, когда еще жил и работал здесь, я всегда старался уделить ей как можно больше внимания. Своих детей у меня, к сожалению, нет, а ее родители являются откровенными неудачниками: мой брат — обычный пьяница, его жена — недалекая и забитая бытовыми проблемами женщина. Они не смогли ей дать того, что хотел дать я. Но, увы… Когда я пять лет назад переехал в Москву, я думал, что сначала налажу дела на работе, устрою свой быт и перетяну Оксанку к себе, чтобы дать ей возможность получить хорошее образование и устроить на работу. К сожалению, я слишком долго решал все эти проблемы, а когда наконец решил, было уже поздно — случилось непоправимое. Какая-то тварь… Видите ли, я любил эту девочку как дочь. Я понимаю, что сейчас уже поздно.
Единственное, что я могу теперь для нее сделать, — отомстить за нее.
Он с таким хрустом сжал свои руки, что я подумал: если бы я был убийцей его племянницы, то почувствовал бы себя очень неуютно в этом мире.
— Собственно, по этой причине я и обратился к вам как к частному детективу, — резюмировал Булдаков. — Я состоятельный человек и не остановлюсь ни перед какими расходами, для того чтобы найти убийцу. Я хотел бы выслушать ваши условия.
Я чувствовал себя по-идиотски: передо мной сидел человек, горе которого было неподдельно, готовый к тому же хорошо оплатить мою работу.
Пожалуй, это был тот случай, когда мне хотелось бы заняться этим делом не только из-за денег. Но казус состоял в том, что несколько часов назад я дал согласие на сотрудничество с человеком по фамилии Гайдук в деле, которое меня совершенно не захватывало. Но я дал слово и по заведенной этике не мог просто так от него отказаться. Я слегка нервничал, но все же как можно более спокойно сказал гостю: