– Но, повторюсь, – говорил потом папа, глядя на верхушки деревьев, – произошло это не в одночасье. Все хорошо, говорили люди, и наш союз крепок. Сохраняйте спокойствие, не пугайте детей. Но в этом и есть суть медленных утечек, Ник. Есть те, кто отрицает эти утечки вовсе. – И да, говорил он, они недооценили грипп, переоценили собственные силы и способность пережить конец света. – Но это не значит, что мы пропустили его приход.
Нашлись те, кто, как и папа, с самого начала прислушивался. Люди, которых традиция научила естественной иерархии, объяснила им истинную цену нефти и неумеренного потребительства. Эти люди понимали, что человек склонен только хватать, глотать и переваривать, брать ерунду и выдавать ее за золото.
– Некоторые из нас понимали историю и ее цикличность, – говорил отец. – Мы были Внимающими, с самого начала. И мы ответили, что детям следует бояться.
Нико воображала, в каком мире она могла бы жить: в нем люди ездили куда хотели, жили там, где им нравится, пребывая в плену большой иллюзии, будто география утратила смысл, будто мир невелик. Это была идея, подпитываемая нефтью, но, когда опора рухнула, вместе с ней пала и идея.
– В те первые дни на дорогах творился бардак, – рассказывала мама. – Мы будто вернулись на Дикий Запад. Лошади превратились в валюту, за которую убивали. Так же как еда, чистая вода, лекарства и солнечные батареи. Люди гибли за то, без чего им было не выжить. Тогда-то мы и поняли: гриппозные мухи – это только первая костяшка домино. Следом за ней шли другие: голод, нехватка воды, отсутствие тепла и хладнокровное убийство.
А лидеры твердили: все хорошо.
Сохраняйте спокойствие.
Не пугайте детей.
– Когда ты была маленькой, – говорил папа, – я по ночам гладил тебя, спящую, по спине. Долго не мог заснуть, слушал, придумывал, как нам выжить.
– Когда ты была маленькой, – говорила мама, – я молилась у твоей постели, благодаря Господа за то, что мы живы, прислушиваясь, не явит ли Он нам Свою волю.
И так, слушая – балансируя между отцовской наукой и материнской верой, – Нико бежала. Рядом бежал Гарри, а за спиной горел Везувий. Чаща была густой и беспощадной, тьма сгущалась, громоздя слой за слоем, пока не стало видно ни зги. В деталях родительские воспоминания из раза в раз звучали иначе, но заканчивались их рассказы всегда одинаково: «А ты будешь Внимающей, Ник?»
Она представила, как папа стоит сейчас на чердачном балкончике, глядя на мир деревьев вокруг, гадая, где-то сейчас на его просторах Нико, и почти что услышала его голос: «Восемь дней, Нико», почти услышала вопрос: «Справишься?»
– Да, – ответила она, убегая со всех ног. – Да.
На ночлег устроились у комеля поваленного дерева. Пока Нико щедро рассыпала вокруг стоянки корицу, Гарри сорвался и убежал куда-то в лес. Поначалу Нико испугалась, она звала его, присвистывала. Наконец Гарри вернулся, но почти сразу убежал снова. Нечто в его взгляде заставило Нико успокоиться, и она заподозрила, что та белка стала его добычей не по счастливой случайности. Просто в нем проснулись первобытные инстинкты.
Пока его не было, Нико раскатала лежанку и подумала даже обойтись сегодня без костра. Все было мокрым, и дым повалит так, что их станет видно на километры вокруг.
«Унесли двоих, – говорил парень с родимым пятном в форме Аляски. – У меня на глазах…»
И все же о том, чтобы спать на таком холоде без огня, нечего было и думать. Нико разожжет костер и станет надеяться на лучшее или даже молиться деревьям: любезные братья и сестры, да будет прозрачен дым от нашего костра и да скроются следы наших ног, аминь.
Она соорудила шалашик из веток, подложила под основание самые сухие листья, какие нашла, и опустилась перед ним на четвереньки с зажигалкой. Ветер и холод все усложняли: отсыревший хворост гас, едва занявшись. К тому времени как костер разгорелся, Нико истратила бутана почти на целую зажигалку. Зажигалок оставалось еще много, но все же это было особенное разочарование – тратить впустую конечный ресурс посреди бесконечной неизвестности. И даже когда занялась мелкая растопка, прошло время, пока к ней присоединились ветки крупнее; как и следовало ожидать, повалил дым.
И как раз когда Нико закончила разводить костер, вернулся Гарри.
– А вот и ты. – Она выудила из рюкзака мюсли и крольчатину. – Где же ты был, приятель?
Пес принюхался к предложенному пайку и брезгливо отвернулся. Тем самым он ответил на ее вопрос о том, где его носило, подтверждая подозрения насчет своих первобытных инстинктов: Гарри уже сам добывал себе пропитание.
Нико, точно гордая мать, покачала головой, похвалила питомца и, устроившись в спальнике, принялась за собственный ужин.
– А ты знаешь, что нельзя съесть на ужин?
Гарри тем временем втиснулся к ней в мешок, устроившись под боком. Нико и не подозревала, что там так холодно, пока не ощутила тепло питомца.
– Завтрак и обед.
Позднее она проснется, замерзнув, и подкинет топлива в огонь, но пока что было тепло и удобно, а синхронное биение их сердец звучало как зимняя колыбельная. Нико достала ручку и поставила на руке третью отметку, едва не уснув еще до того, как надела на ручку колпачок.
Часть четвертаяВ черном кругу
Нико
Нико разбудили голоса, и она как-то сразу сообразила, что лучше не двигаться.
– Пусть спит дальше? – шепотом предложила девушка.
Нико сжала в руке нож.
«Просто слушай».
– С какой стати? – Это говорил парень.
– А что с собакой?
Гарри. Его место под боком остыло, а значит, он убежал.
– При чем тут собака? – спросила девушка.
– Оставим себе? – спросил третий голос, совсем детский.
– Кит, не дури. – Этот четвертый голос Нико узнала: он принадлежал парню с родинкой в форме Аляски.
– Мне он нравится, – сказал мальчик.
– Собаку мы не возьмем. Оставь ее, пошли.
– Постойте. – Голос парня постарше.
– Чего еще?
– Мне кажется, она не спит.
Нико постаралась лежать как можно тише, дышать ровнее и глубже, но тут ей в лицо ткнулся Гарри. Он дыхнул теплом, лизнул в щеку, и притворяться дальше стало невозможно. Медленно, делая вид, будто только проснулась, все еще сжимая под прикрытием спальника нож, Нико села и огляделась.
– С добрым утром, – приветствовала ее девушка. Она выглядела старше остальных: кожа белая, волосы длинные, черные, с челкой, глаза – голубые-голубые. – Что бы ты там ни прятала… – Она указала на спальник Нико, прокашлялась и продолжила: – …можешь убрать. Мы не причиним тебе вреда.
Нико не двигалась.
«Просто слушай».
– Меня зовут Лоретта. – Девушка указала на парня с родинкой-Аляской. – Это Леннон. – По другую руку от Леннона стоял темнокожий паренек с короткими волосами и в желтой рубашке под курткой. – Монти. – Стоявший поодаль мальчик – белый, с веснушками на носу и щеках, в замызганной вязаной шапочке – трепал по голове Гарри. – А вон там Кит.
Все четверо были грязные, и у каждого в глазах застыл тот самый подвальный ужас.
– Это я про нее вам рассказывал, – сообщил Леннон. – Она заправку подпалила.
– Значит, по ее милости мы вскочили на два часа раньше срока и потом шли в обход пожара в открытом поле? – Монти кивнул Нико. – Ты должна нам сон.
Лоретта указала на Гарри, гревшегося в ласках Кита, и поведала, как пес выбежал на них ниоткуда.
– Прямо как будто поджидал.
Нико свистнула, подзывая Гарри, он подбежал к ней, опустив голову, будто говорил: ну, если надо.
– Как, говоришь, тебя зовут? – спросил Монти.
– Нико. – Она притянула Гарри ближе, истосковавшись по синхронному биению сердец. – А это Гарри.
Мальчик повторил за ней имя собаки.
– Ты живешь где-то тут? – спросила Лоретта.
– Неподалеку, – соврала Нико. Она немного расслабилась и вылезла из спальника. Нож она по-прежнему сжимала в руке, только в сложенном виде. Шел обмен: всем нужно было рассказать, кто куда и откуда идет. – А вы, ребята?
Монти сказал, что они с Китом из городка к северо-западу отсюда и что они шли к архипелагу островов недалеко от побережья штата, когда наткнулись на Лоретту и Леннона.
– Недалеко отсюда есть река, – сказал Леннон. – До нее день или два ходу. Нам всем нужно к ней, вот мы и решили на время объединиться. Но у реки наши пути расходятся: мы с Ретт сворачиваем на юг к Бостону, а Монти с Китом идут дальше на восток.
Монти с пугающей точностью метнул в ближайшее дерево топорик, который до того просто держал в руке.
– А что ты? – спросил он, выдергивая топорик из ствола.
Нико встала и принялась собирать скатку.
– А что я?
– Ну, во-первых, с какой стати ты подпалила заправку?
«С такой, что мало было накрыть мертвую семью одеялом. С такой, что эти кукольные глаза будут преследовать меня до конца жизни. С такой, что…»
– Выполняла одно обещание.
Монти снова метнул топорик в дерево. Всего за несколько минут знакомства Нико успела ощутить бурлящее в нем раздражение. Причем дело вряд ли было в ней. Монти тем временем выдернул топорик и хотел было метнуть снова, но тут к нему подошла Лоретта и взяла его за руку. Это подействовало моментально: плечи Монти опустились, взгляд потеплел, и все недовольство словно утекло из него через поры. Если ему с Лореттой и правда всего день-другой до момента, когда их пути разойдутся – когда Лоретта пойдет в одну сторону, а он в другую, – тогда ясно, чего он такой хмурый.
– Леннон определил, что ты идешь на восток, – сказала Лоретта. – Если хочешь, айда с нами.
Нико быстро закончила собираться, закинула за плечи рюкзак и свистнула, подзывая Гарри.
– Спасибо, но у нас все тип-топ.
– Славно. Просто… – Лоретта улыбнулась, и ее внутренний свет словно бы озарил лес, – …когда я смотрю на тебя, то вижу одного из нас.
– Одного из вас?