– Что это за звук? – спросил Леннон, глядя на мокрые полы.
Нико тоже заметила это гулкое гудение под ногами.
– Катакомбы. – Бруно отошел в угол и потопал ногой по крышке люка на крупном висячем замке. – Тянутся по всей длине церкви. Вверх по реке есть водопад. В определенное время года от воды земля дрожит, и это чувствуется даже отсюда. – И он снова ударился в лекцию по истории: оказывается, церковь в Уотерфорде возвели самой первой. – Вам бы видеть ее в дни славы, до того, как началось это дело.
– Это дело? – спросил Леннон.
– Он говорит про мух. – С тех пор как они вошли, Кит так и стоял у передней стены; катакомбы ему были не интересны, он любовался муралом над входом. – «Это дело» – специальный термин для обозначения мух, – тихо пояснил он.
Бруно улыбнулся:
– Мелкий сечет, что к чему.
Выполненный в том же стиле, что и рисунки снаружи, мурал был, однако, крупнее и более утонченный. В верхнем углу стены красовались крупная луна и небо, в котором вместо звезд парили ярко-красные компьютеры и телефоны, синие лампочки и телевизоры, неоновые порты и клавиатуры – тысячи устройств, диких и живых, перемигивались в танцующем свете огня.
Нико обняла Кита за плечи рукой.
– Как ты?
Кит молча продолжал смотреть на странное изображение.
– Это наша пещерная живопись. – Бруно указал на Гейба, что сидел в углу, положив на плечо свое странное оружие, и молча смотрел куда-то влажными глазами. – Мой сын немногословен, зато талантлив. Ну вот, я все про историю да про историю, совсем, к черту, забыл о манерах. Кто голоден?
Из мебели в церкви имелся длинный деревянный стул да стулья по обеим сторонам от него. Даже для таких чудных людей, как Рейнеры, обедать на развалинах старой церквушки казалось странным, ведь в городе наверняка еще оставались целые здания с крышей. Однако факел на стенах и пламя в яме делали трапезу сносной и даже уютной. Нико предпочла не задавать вопросов.
Ребята так торопились продолжить путь, что не приняли бы приглашения отобедать, но приглашением это не было. Оружие свое Гейб вечно таскал при себе: на плече или же наперевес, даже когда следил за костром, – явно готовый пустить его в ход.
Еда была неплоха: соленый латук с помидорами и каким-то кукурузным гарниром. Бруно сел во главе стола, Нико с Ленноном рядышком с одной стороны, а Кит напротив – разглядывая мурал у них над головами. Гарри залез под стол и положил влажную морду на колени Нико.
– Так ты, значит, художник, – жуя, произнес Бруно.
– Не совсем, – ответила Нико.
– Вообще-то, – Бруно указал на Кита, – я говорил с мелким.
Искренне пораженный тем, что обратились к нему, Кит отвернулся от мурала.
– Бывает, люди смотрят на искусство моего сына, и оно… как бы… приводит их в ужас. – Бруно, не вставая, повернулся и посмотрел на стену. – Но то, как ты смотришь на него, наводит на мысль, что ты художник, который понимает в живописи толк. Полагаю, ты видел и другие работы, когда вошел в город. Что скажешь о пустой глазнице? Рука гения, верно?
Кит очень вовремя отправил в рот кусок еды.
– За церковью у нас убежище, и там целая мастерская. – Бруно указал на лес за отсутствующим задним фасадом. – В старом мире мой мальчик вполне преуспел бы. Обзавелся бы студией в Нью-Йорке, большой и укомплектованной. А так у него кирпичные стены да люк в земле.
Улыбка Бруно была полной противоположностью таковой, и даже ел он – медленно и методично, планируя, как подцепить следующий кусочек, пока во рту предыдущий, – будто по сценарию. Тем не менее каждая тема как-то перетекала в следующую, и вот он уже рассказывал о некоем периоде истории, когда Америке грозила русская бомбардировка.
– В 1950-х вроде бы. Подземные бомбоубежища были нарасхват. Русские, конечно, так и не напали, но нас и так неплохо выкосило, да?
На какой-то миг шумевший под ногами поток воды завладел их вниманием.
Гарри куда-то подевался. Наверняка пошел добывать себе ужин.
– Ну-с, – Бруно глотнул воды и утер губы тыльной стороной ладони, – что привело вас троих в Уотерфорд?
– Мы направлялись к побережью. – Нико стала врать, выдавая цели Монти за свои собственные, рассказывая, как у них в городке был приемник и они поймали закольцованное сообщение и вот теперь идут к острову у побережья. Она старательно избегала деталей – имен и дат, – чтобы защитить друзей, а еще чтобы ее не поймали на лжи. У нее возникло чувство, что если на островах Шолс и есть какое-то убежище, то, заявись туда Бруно с Гейбом, долго оно не просуществует.
– Занятно. – Бруно глянул на сына. – Занятно же, Гейб, да?
В зале было светло и тепло, но, видимо, недостаточно тепло и светло для Гейба, который продолжал носить к яме дрова и ворошить кочергой угли. Будто слуга, готовивший комнату для гостей.
– Да, занятно. – Это были первые за вечер слова Гейба. И он добавил им вслед: – Прошу прощения, мне нужно отлучиться по нужде.
Проводив его взглядом, они продолжили трапезу в неловкой тишине. Наконец Леннон, лишь бы нарушить ее, похвалил свежесть салата.
– От мяса, по понятным причинам, пришлось отказаться, – сказал Бруно. – Думал, будет его не хватать, но мы наловчились жить на овощах. Как вам гарнир?
– По понятным причинам?
– Гм-м?
– Вы сказали, что больше не едите мяса «по понятным причинам».
– Верно. – Бруно перестал жевать и обвел взглядом стол. – О, так вы… не знаете?
– Чего не знаем? – спросила Нико.
Бруно откинулся на спинку стула и, довольный, словно бы смакуя момент, медленно потер ладони.
– Ну что ж, ладно, начнем вот с чего: вы знали, что акулы чуют кровь в воде за сотни метров? Даже малую каплю, когда соотношение крови к воде – один на миллион. Примерно, – он взял в руки стакан и пролил пару капель воды на пол, – когда ее вот столько на такую вот комнату. Живучие твари, эти акулы. Хотя с мухами им не сравниться.
– Вряд ли акулу можно сбить со следа корицей, – ответила Нико.
– Корица вообще не помогает. – Кит немного сполз со стула. До сих пор он умудрялся не проронить за столом ни слова. – Мухи унесли наших друзей, хотя все кругом было обсыпано корицей.
Бруно отпил немного воды.
– Совсем напротив, мелкий. Корица вполне эффективна против небольших роев. Против крупных – не очень-то. Меня, конечно, с вами тогда не было, ребятки, но вы наверняка забили какое-нибудь животное. Пролили уйму крови, так?
– Готовили дикую индейку, – пробормотал Леннон.
Бруно кивнул.
– Мы, Рейнеры, не больно-то теориям доверяем. Мы верим в Бога и самих себя, а все, что кроме этой веры, – фантазии. Но что, если я скажу, что знаю мух, понимаю, что их провоцирует, как ими управлять, как они действуют…
Он встал, подошел к небольшому чулану за висящим на стене факелом, достал из кармана ключ и отпер дверцу.
Первым делом они услышали мух: небольшой рой, образчик, который, однако, нельзя было спутать ни с чем другим. Из чулана Бруно извлек черенок от метлы. К одному его концу щедрым отрезом скотча был примотан прозрачный полиэтиленовый пакет. Пакет жил, раздуваясь и сжимаясь, ширясь и сужаясь, яростно мечась из стороны в сторону.
– Бояться не надо, – сказал Бруно, разглядывая его, точно любимого питомца. – Я много времени провел с этим маленьким дельцем – и с многими до него, – изучал его, познавал. Еще месяц-другой, и они уже не будут умещаться в пакете. А пока вам ничего не грозит.
Лес за церковью кишел незримыми созданиями, ночными существами, ветрами ранней зимы и треском веток – это древесные братья и сестры тянулись друг к другу. Слышны были их утешения: «Мы тут, ты не одна». Нико будто видела свое место среди них, они будто звали ее домой.
Надо было убираться отсюда.
– Когда на планете заправляли мы, то ездили куда угодно и, черт возьми, когда угодно, даже без веского повода. – Глаза Бруно расширились. – Теперь этим правом наслаждаются мухи. Можно встретить гигантский рой, что летит куда-то без цели, а можно не видеть его неделями. А окажешься где-нибудь не к месту и не ко времени, и все, ты труп. Однако можно свои шансы повысить. Мухи, как и акулы, летят на кровь. Один только запах сводит их с ума. Можно испытать удачу и охотиться на мелких животных. Можно целыми днями охотиться и не встретить рой, но хватит и одной встречи с ним. Так что нет, больше мы тут с мясом не связываемся. Больше, чем надо, мы, черт возьми, крови не льем.
Очень осторожно, словно обращаясь с некой церковной реликвией, Бруно вернул метлу в чулан. Нико готова была поклясться, что он еле слышно произнес «аминь». Глядя, как Бруно запирает дверцу на висячий замок, она поняла, что на тот же замок заперта крышка подвального люка в углу. И тогда доносящееся из катакомб низкое гудение представилось ей в новых, пугающих красках.
Если бы кому случилось пролезть в подвал Сельского Дома и чиркнуть там спичкой и оглядеться, он увидел бы, что корни дома глубоко уходят в пересечение науки и веры.
– Я не то чтобы совсем не верю в Бога, – однажды ночью сказал папа. – Просто эта теория не подтверждена никаким эмпирическим опытом.
Нико ясно все помнила. Это был День доставки. Они взяли четыре запаянных пакетика макарон с чили и бухнули их содержимое в вареную кукурузу, добавив еще пакетик какой-то приправы тако. Сама же Нико считала так: нужно эмпирическое подтверждение существования Бога – загляни в тарелку.
– Ну ладно, два момента. Во-первых, – мама сделала паузу (тогда как папа изрекал всякое слово, пришедшее на ум, спокойно просеивая и упорядочивая их потом, мама тщательно подбирала слова сообразно цели и скрупулезно строила фразы), – если бы имелось эмпирическое подтверждение существованию Бога, это уже была бы не вера. Я вижу Его в звездном небе. В снеге и дожде, в книгах из нашей библиотеки. Я вижу Бога в Нико. В том, что мы выжили.
Эта беседа напоминала очень толстую книгу, дочитать которую родители никак не могли, а лишь, устав, загибали в ней уголки страниц. Она редко когда походила на спор: чем дольше папа с мамой обсуждали тему Бога, тем шире становились их улыбки. Они говорили спокойным тоном, с любовью и заботой – порой даже чрезмерной, как казалось Нико. Мама говорила о Боге