– Ну не скажите, санаторий… Я слышал, их так залечивают, что они ссаться под себя начинают. Нет, я не за него. Просто, может, так оно лучше бы было.
– Может быть, – пожал плечами Игорь. – А может, его полечили бы лет пять, потом признали неизлечимым, да и выпустили на свободу как не несущего вреда обществу.
– Да ну, не может быть!
– Может, мой друг, может. Ваши родители прекрасно знали об этом. Уж не знаю, кто придумал эту казнь, но наверняка не доктор Малышева.
Неудачная шутка не только не развеселила, но и как-то подействовала удручающе.
– Звягин, – продолжил Игорь, – он был начальником караула. Скорее всего, это он.
– И что? Что случилось с караулом? – спросила Оля.
Савельев увидел, что Юрка снова напрягся. Бедный пацан!
– У них было достаточно сочувствующих, чтобы замять дело. Они стали свидетелями в деле о несчастном случае.
– Ясно, – выдохнула Шевченко. – Ну, а как вы поняли, что это призрак убивает?
– На видеокамерах. Когда Тутуев сбежал…
– Паровоз сбежал? – с улыбкой переспросила Оля.
– Красавчик… – протянул Юрка.
– Вот отмороженный! – произнес Пашка, но в его словах Игорь не услышал ни тени упрека.
– Паровоз сбежал? – Маша попыталась скрыть радость, но ей это не удалось.
Пришвин посмотрел на девушку, потом снова на дорогу. Что за молодежь? Стрельцова, похоже, влюблена в этого потенциального преступника. Причем, даже если бы этот урод молился и соблюдал посты, его вид, действия, все говорило о том, что посадка Тутуева была делом времени. И это даже если в этот раз ему удастся соскочить.
– Кстати, он единственный выживший после встречи с Мансуром, – сказал Костя и посмотрел на реакцию девушки. Она была предсказуема. Если бы они ехали в кабриолете, то Маша от радости выскочила бы на ходу. Девчонка…
Потом вдруг девушка посерьезнела и повернулась к Косте:
– А вы уверены, что он выжил? Вы ж его после побега больше не видели.
А она дело говорит. Кто видел Тутуева после того, как он покинул здание отдела? Да никто! Может, он, как Коржунов, лежит где-нибудь под забором с выжженными внутренностями.
– Он жив, – сначала прошептала девушка. – Он жив! – крикнула она. – Остановите!
Пришвин нажал на тормоз. Машину занесло, и она скатилась в кювет.
– Где он? – спросил Константин.
– Он вошел вон в то здание с каким-то стариком… – Она осеклась и, опомнившись, спросила: – Его же не посадят?
– Нет.
«А хрен его знает… Я бы посадил только для того, чтобы он не натворил чего. Рожа бандитская».
Они подошли к заброшенному двухэтажному зданию. Дверь оказалась приоткрытой, и снег перед ней был вытоптан, будто здесь не Паровоз, а грузовой состав пронесся. Костя вошел первым, Маша за ним.
– Володя! – произнесла Стрельцова.
– Тихо ты, – цыкнул на нее Пришвин и достал пистолет. Мало ли что на уме у этого отморозка. – Давай сделаем ему сюрприз.
– Вы его не убьете?
Странная мысль пришла Маше в голову.
– Нет, – заверил ее Костя.
Они подошли к лестнице, ведущей на второй этаж. Пришвин осмотрел почти не уцелевшие ступени и пошел дальше. Маша не отставала. На всех помещениях первого этажа отсутствовали двери, кроме одной. И та была заперта. Огромный амбарный замок не открывали лет сорок. Костя сплюнул и убрал пистолет.
– Ты точно видела, что они вошли сюда?
Теперь и Маша сомневалась, что видела людей.
– Может, они на втором этаже? – предположила она.
– Ты лестницу видела? По ней не то что человек, крыса не поднимется, чтобы не сломать себе шею.
– А комната?
Костя понял, о чем говорит девушка, и подошел к запертой двери.
– Да нет, здесь замок. – Он стряхнул пыль и ржавчину. – Его, похоже, не открывали лет…
Тут дужка выскочила из паза и замок кособоко повис на проушинах.
– Интересно… – прошептал Костя и снова достал пистолет.
Снял замок и толкнул дверь. Она с жутким скрипом медленно открылась. Комната была без окон, и поэтому что-либо рассмотреть не представлялось возможным.
– Эй, есть здесь кто-нибудь? – спросил Пришвин и сделал шаг вперед.
Он похлопал по карманам. Похоже, зажигалка осталась в машине. Как бы она пригодилась! Сейчас бы хоть спички, на худой конец…
– Маш, у тебя зажигалки нет?
– Я не курю, – ответила Стрельцова.
Костя начал различать предметы, когда тусклый лучик света выхватил из темноты странное кресло. Он оглянулся и увидел, что Маша держит в руках что-то, похожее на фонарь.
– Телефон, – объяснила Стрельцова.
Костя подошел к креслу. Теперь, вблизи, оно было вполне обычным. Сделанным кустарным способом, но обычным. Подлокотники были от разных кресел, ножки, похоже, тоже. Но они хотя бы были подогнаны под один размер.
– Посвети-ка сюда, – попросил Пришвин девушку.
Она послушно направила луч телефона в указанном направлении. На подлокотниках Костя увидел два ремня, а над спинкой кресла свисал колпак наподобие сушки для волос в парикмахерских.
– Что это? – спросила Маша.
– Не знаю. Похоже на электрический стул.
– Откуда он здесь?
– Не знаю. – Костя подошел и взял в руку кабель, идущий к колпаку. Толщина электрического кабеля впечатляла. Пришвин не был электриком (да что там – он был до сих пор уверен, что щиток у двери квартиры и есть источник света и тепла), но понимал, что чем толще кабель, тем больше значение тока.
– Пойдем отсюда, – предложила Стрельцова.
– Да-да. Пойдем.
Пришвин не мог оторваться от изделия. Он понимал, что оно сделано, скорее всего, чтобы убивать, но именно этим кресло и завораживало. Косте захотелось в него сесть, пристегнуть ремни, надеть колпак и пропустить через себя миллионы электронов.
– Эй, вы в порядке? – Маша дернула опера за рукав.
– Все, уходим, – произнес Костя и вышел из комнаты. Он знал, что обязательно сюда вернется.
Паровоз свесился со второго этажа. Мент и Маша ушли. Вовка спрыгнул и пошел за Добряком. В комнате сразу за лестницей откинул кусок линолеума и открыл люк.
– Ну, наконец-то! – произнес старик. – Неужели и вправду они пришли по твою душу?
– Да, – кивнул Паровоз.
– Так что, ты правда из тюрьмы сбежал? – бомж продолжал задавать вопросы, пока вылезал из погребка.
– Я же рассказывал! – возмутился Вова. – Ты, старичок, меня плохо слушал?
– Слушал-то я тебя хорошо, но не всему верил.
– Это почему же?
– Понимаешь, каждый из нас… ну, кто попадает на дно, старается выдумать историю. Да такую, чтоб за душу взяло. Это срабатывает, своего рода защитный механизм. Оправдание своих действий, что ли. Ведь просто так сюда не попадают. Всегда виной вот она, – старик достал из-за пазухи бутылку с мутной жидкостью и показал Володе. – Она, паскуда. Малый, а где у нас стаканчики?
Вовка вышел из комнаты и практически сразу же вернулся с двумя пластиковыми стаканами. Старик налил в каждый по половине.
– Ну, давай за нас, – сказал он и выпил.
Что-то после услышанного совесть Тутуева противилась принятию спиртного, но Володя ее уговорил. Мол, в последний раз, здоровья ради и так далее и тому подобное.
– Так, значит, ты меня обманул? – спросил Вова, когда самогонка осела и растеклась теплом по желудку.
– Почему сразу обманул? Приукрасил. Скажи я тебе, что запил, от меня ушла жена и меня просто кинули с квартирой, стал бы ты сопереживать мне? Во-о-от. К тому же, несмотря на правдивость, эти серые истории похожи между собой, как сиамские близнецы. Вот я добавляю смерть жены, кто-то – изнасилование дочери, кто-то – убийство сына, неизлечимую болезнь любимой тещи, и еще, и еще… Противно? Очень, но иначе нам не выжить. Мы рассказываем заученную историю каждому новенькому, а то и по пьянке тем, кто уже слышал ее не раз, на протяжении нескольких лет, и сами начинаем верить в нее. А знаешь, для чего? Для того, чтобы вместо чувства отвращения у людей, слышащих наши истории, появлялось чувство жалости. Что в моем случае? Я думаю, это я умер, а не жена. Она меня убила.
Володя сначала подумал, что старик говорит о жене-убийце, но потом понял: Добряк обвинял бутылку с пойлом бабки Зины. Паровоз даже подумал, что бомж возьмет и выкинет ее, но старик печально вздохнул и налил еще по полстакана.
– Тогда она меня убила, а сейчас не дает сгинуть совсем, – торжественно произнес старик и выпил.
Володя сделал глоток и отставил стакан.
– Послушай, Добряк, а насчет придурка, собравшего электрический стул, ты тоже наврал?
– Я же сказал, мы придумываем собственные истории. А это чужая история.
«Ясно, если ее до тебя никто не придумал, то ты говоришь чистую правду».
– История чужая, вот только горе было общим. Сколько душ погубил, паскудник…
– Что, на этом стуле? – спросил Паровоз и принял вновь налитый стакан.
– Что ты! Даже непонятно, для чего вообще он сделал его. Ни одного человека на стуле убито не было. Да этот ублюдок даже никому на нем сидеть не разрешал.
– А зачем тогда? – выдавил из себя Володя, когда выпил.
– А черт его знает… Придурок был. Говорят, у него было столько приспособлений, и все электрические. Он каждым из них убил, а вот стулом – никого. Во как. – Старик посмотрел на парня и, увидев в его ставших мутными глазах недоверие, добавил: – Я всего лишь говорю, что слышал сам.
Паровоз улыбнулся:
– Только то, что слышал?
– Именно. – Добряк посмотрел на Владимира так, будто взвешивал, стоит ли говорить дальше. Махнул рукой и произнес: – Слышь, малый, чего поговаривают. Электрик хотел этим самым креслом вынуть из себя душу и заточить в проводке этого клуба.
– Придурок.
– Ага. Он даже, когда его поймали, ментам о нем ничего не сказал.
– Ну, это-то понятно. Иначе его бы здесь не было.
– Ага. Наверное, думал вернуться сюда и закончить начатое.
– Да. Придурок, – только и смог повторить Вова.
– Я говорю только т