— Не подходи! — прохрипел я, пытаясь подняться, но боль в ноге и щеке была невыносимой.
Заражённый остановился, его лицо исказилось в гримасе, которая могла быть как улыбкой, так и оскалом.
— Но ты же ранен… Я должна помочь… — прошептал он, и в его голосе прозвучала такая искренность, что на мгновение я почти поверил.
Почти.
Внезапно заражённый хрипло рассмеялся, сбрасывая маску заботы. Его лицо исказилось в жутком оскале. Он начал кружить вокруг меня, словно хищник, играющий с раненой добычей.
Я пытался удерживать его на расстоянии, но электрические жгуты проходили сквозь него, будто через воздух. Каждая попытка атаковать заканчивалась неудачей, и это только раззадоривало монстра. Он наслаждался моей беспомощностью, утоляя свою жажду жестокости.
Тварь двигалась с пугающей грацией, то появляясь справа, то исчезая слева. Её движения были непредсказуемы, словно она читала мои мысли. Внезапно существо опять разделилось на двух монстров, и я почувствовал, как холодный пот стекает по спине.
Собрав остатки сил, я создал второй электрический хлыст. Отползая к стене, оставляя за собой кровавый след, я понимал, что это конец.
Существо расхохоталось, наслаждаясь моим отчаянием. Его смех эхом отражался от стен, заставляя меня дрожать от страха и бессилия. Монстры бросились в атаку с двух сторон одновременно, их когтистые лапы были готовы разорвать меня на части.
Я хлестал жгутами энергии, но видя, как они проходят мимо существ, почувствовал странное умиротворение. Словно я уже принял неизбежность смерти. В этот момент один из хлыстов с пронзительным треском молний рассек одно из существ, рассеяв его в воздухе. Но второй хлыст прошёл сквозь заражённого, и тот нацелился в моё горло.
Каким-то чудом, инстинктивно, я успел сдвинуться на миллиметр, повернуть голову. Тварь вцепилась мне в ключицу вместо горла. Её когтистые руки начали царапать моё лицо, разрывая кожу, заливая всё кровью. Хлыст обвился вокруг шеи заражённого, и тот начал биться в конвульсиях.
Но что-то изменилось. Контролируемый хлыст не выпускал существо из своей хватки. Энергоадаптивность наконец сработала — параметры хлыста перестроились под тип противника. Заражённый взвыл от боли, его челюсти сомкнулись сильнее, проламывая мою ключицу. Хруст костей эхом отразился в моём сознании.
Я чувствовал, как осколки костей впиваются в плоть, как жизнь уходит вместе с кровью. Сознание начало мутиться, но я изо всех сил старался не отключаться. В ушах звенело, перед глазами плыли красные круги.
В этот момент заражённый схватил меня обеими руками за лицо и заглянул в глаза. Наши лица были так близко, что я чувствовал его дыхание — смрадное дыхание смерти и гнили, смешанное с металлическим привкусом крови. Его белые глаза, в которых не было ни капли человечности, смотрели прямо в мою душу.
Я увидел в них торжество победителя, увидел его извращённую радость от моей боли. Его губы искривились в жуткой улыбке, а когти всё глубже впивались в мою плоть. В последний момент перед тем, как тьма окончательно поглотила меня, я почувствовал, как его челюсти снова сжимаются ещё сильнее, дробя кости.
А потом сознание погасло, унося меня в спасительную темноту беспамятства. Последнее, что я услышал, был его торжествующий крик, эхом отразившийся в моём угасающем сознании.
25. Отец
Маленькая Полина, с чёрными задорными косичками, в которых играли отблески тусклого света, застыла на мгновение, прежде чем броситься к отцу. Её крошечные ручки вцепились в его штанину с отчаянной силой ребёнка, который ещё не понимает всей опасности ситуации.
— Папа! Не бей маму! — крик её был пронзительным, полным детской наивности и веры в справедливость.
Мужчина, массивный, с искажённым от ярости лицом, замер. Его кулаки, готовые обрушиться на хрупкую женщину, на мгновение расслабились. Но это была лишь иллюзия милосердия.
— А ну, мелкая! — прорычал он, резко развернувшись. Его огромная лапа взметнулась в воздух и отбросила девочку прочь, словно она была не тяжелее пушинки.
Полина отлетела к стене, ударившись о неё с глухим стуком. В её глазах застыло непонимание, смешанное с болью.
— Вы все тут живёте припеваюче благодаря мне! — его голос гремел, отражаясь от стен. — Ещё и смеете перечить? Неблагодарные суки!
Он сплюнул на пол, демонстрируя своё презрение. Пиджак, небрежно накинутый на плечи, казался символом его превосходства, его власти над этими стенами, над этими людьми.
Дверь хлопнула с такой силой, что задрожали стёкла. Квартира погрузилась в тяжёлую, давящую тишину.
В воздухе витал запах страха и унижения, смешанный с металлическим привкусом крови, которая, возможно, текла из разбитого локтя маленькой Полины, ударившейся о стену.
Тишина квартиры была оглушительной. Только тихое всхлипывание девочки, пытающейся подняться, нарушало это молчание.
Перед моими глазами все поплыло, меняя сцену.
В полутёмном подвале, где пахло металлом и машинным маслом, отец склонился над разложенными на верстаке механизмами. Его крупные руки, покрытые старыми шрамами, уверенно перебирали детали, словно струны невидимого инструмента.
— Смотри сюда, соплячка, — прорычал он, не оборачиваясь к дочери. — Это не игрушки, это — жизнь.
Пятилетняя Полина замерла, боясь издать лишний звук. Её маленькие ручки дрожали от волнения, а карие глаза, такие же пронзительные, как у отца, жадно ловили каждое его движение.
На верстаке перед ними раскинулись внутренности хитроумной ловушки: тонкие металлические пластины, пружины, провода, похожие на серебристых змей, и какие-то загадочные механизмы, назначение которых было пока за гранью её понимания.
Отец работал молча, лишь изредка бросая короткие, резкие команды. Его лицо, обычно суровое и неприветливое, сейчас казалось почти одухотворённым. Он был в своей стихии — стихии металла и механизмов.
— Вот эта хреновина, — он ткнул пальцем в спусковой механизм, — твоя смерть, если накосячишь. Поняла?
Полина кивнула, затаив дыхание. Она знала: сейчас нельзя ошибаться. Каждая ошибка могла обернуться не просто наказанием — потерей его внимания, а это было хуже любого удара.
Когда он протянул ей инструменты, её сердце забилось чаще. Отец редко доверял ей что-то серьёзное. Её руки, такие маленькие по сравнению с его лапами, едва умещались на металлической пластине.
— Давай, мелкая, не трясись, — в его голосе проскользнуло что-то похожее на нетерпение. — Или ты только и можешь, что плакать по углам?
Полина сжала зубы. Нет, она докажет ему, что достойна. Что она — его дочь.
Её пальцы, подражая его движениям, начали устанавливать деталь. Каждый шаг, каждое движение — под его пристальным взглядом, от которого, казалось, не укрыться.
— Медленнее, тупица! — рявкнул он, когда она чуть не уронила важную деталь. — Ты что, хочешь всё запороть?
Его рука, грубая и мозолистая, накрыла её ладонь, направляя. Боль от его хватки смешалась с гордостью — он учит её, он видит в ней потенциал.
Когда механизм наконец заработал, когда все детали встали на свои места, что-то изменилось в его взгляде. На мгновение, всего на миг, его лицо смягчилось.
— Неплохо, — бросил он, отворачиваясь. — Но можешь лучше. В следующий раз сделаем что-нибудь посложнее.
Полина улыбнулась, чувствуя, как внутри разливается тепло. Она сделала это. Сделала для него. И пусть его похвала скупа, пусть его любовь жестока — она его дочь, и она докажет, что достойна его.
В подвале снова стало тихо, только позвякивание металла нарушало тишину, а в воздухе витал запах масла и надежды на признание, которого она так жаждала.
— Так, а ну почини, — пробасил отец, небрежно пихнув старый холодильник перед Полиной. В его руке поблескивала открытая банка пива, а взгляд был холодным и оценивающим.
Восьмилетняя Полина, уже привыкшая к подобным заданиям, внимательно осмотрела громоздкий агрегат. Её маленькие руки, испачканные в масле от предыдущих экспериментов, дрожали от волнения, но она старалась не показывать страха.
Она начала с того, что проверила заднюю панель холодильника, где располагались основные механизмы. Её пальцы ловко ощупывали каждый винтик, каждый шов.
— Сначала нужно проверить компрессор, — пробормотала она, доставая из кучи инструментов отвёртку.
Отец хмыкнул, сделал глоток из банки и прислонился к верстаку, не отрывая от неё пристального взгляда.
Полина начала откручивать болты, один за другим. Её движения были точными, хотя внутри всё сжималось от напряжения — она знала, что любая ошибка будет замечена.
— Не так быстро, — рявкнул отец, когда она слишком резко потянула за панель. — Аккуратнее надо, бестолочь. Это не игрушки.
Девочка замерла, но быстро взяла себя в руки. Критика отца была для неё привычной частью обучения.
Постепенно внутренности холодильника раскрылись перед ней. Компрессор, конденсатор, терморегулятор — всё это было уже знакомым. Она начала методично проверять каждый элемент, используя мультиметр и другие инструменты.
— Что тут у нас? — прошептала она, обнаружив подозрительное место на проводке. — А, вот в чём дело…
Её пальцы ловко манипулировали мелкими деталями. Она заменила изношенные контакты, подтянула ослабленные соединения. Каждое действие сопровождалось тихим бормотанием — она проговаривала про себя последовательность операций.
Отец продолжал наблюдать, время от времени бросая едкие замечания:
— Смотри не поломай. Это тебе не куклы перебирать.
— Быстрее можно, время не резиновое.
— Аккуратнее с проводами, растяпа.
Но с каждым правильным действием его критика становилась всё реже. Полина чувствовала, как внутри растёт гордость — она знала, что отец замечает её успехи, даже если не говорит об этом.
Когда холодильник был собран обратно, девочка на мгновение замерла. Её сердце билось быстрее — сейчас будет проверка.
— Ну что, давай проверим, — процедил отец, включая питание.