После того как хаос закончился, а мы ушли и за мной последовал Григори, местные взбесились не на шутку. Многие высказались против нововведений, такой смены власти и вообще, чуть ли не устроили бунт, желая свергнуть моего коллегу, если так можно сказать. Но вскоре Григори вернулся, а вместе с ним и лояльные ему солдаты. Их было меньше, чем бунтующих. Но достаточно, чтобы захватить стратегически важное место — Дижонскую крепость. Всё же надо понимать, что Григори не просто так занимал местный престол. Он был и остаётся сильнейшим магом в этой части архаритских земель. И он понимал недовольство своих жителей.
И всё это происходило под постоянный дождь из слимов, так что люди были вынуждены вести ещё и борьбу с этой гадостью. Разделённые и разобщённые, каждая группа выживала своими силами. А тем временем на востоке назревала своя гроза…
Эти так называемые «хмуряне» жили в огромной долине, начинающейся, можно сказать, за стенами города и уходящей глубоко в земли архаритов. Эти территории делили между собой сразу три государства. И когда волна со всей долины докатилась до хмурян, те побежали в сторону Дижона. Только вот местным вождям восстания это не понравилось…
В общем, интересами не сошлись. Местные не хотели видеть этих «варваров» в своём доме. Да и, кроме прочего, начались проблемы с поставками продовольствия. А хмурым требовались крепкие стены, потому как они устали от слимов и от своего вынужденно кочевого образа жизни. То есть и тем и другим был нужен этот город.
Обычно такие ситуации разрешает правитель, находя компромиссы, но не в этот раз. Как говорится, нашла коса на камень. Никто не хотел уступать. Все были слишком злы и агрессивны, чтобы уступить друг другу.
Горожане собрали ополчение и попытались разбить пришлых своими силами, но позорно проиграли тем, кто успешно выживал, кочуя с места на место. Григори с горсткой верных солдат не спешил вмешиваться, так как в открытом сражении преимущество было бы на стороне врага.
Местным свободолюбивым дижонцам ничего не оставалось, кроме как запереться в городе, подготовиться к осаде и ждать помощи. Но вместо помощи на горизонте появились осадные машины хмурян, и стало понятно, что шансов у них нет. И дело не столько в этих орудиях, сколько в самих кочевников. Хмурян было слишком много, а их нравы — очень суровыми.
Многие в обороне справедливо решили, что в случае войны за Дижон они могут просто все помереть. И тогда предводители восстания активировали порталы, установленные в пределах города, и рванули со своим барахлом и семьями прочь из города.
Защита города продержалась всего сутки, но за эти сутки город практически опустел. Некоторые, видимо, не могли смириться в целом с произошедшим, потому остались, другие не смогли уйти по каким-то своим причинам, и все они теперь прячутся в домах и подвалах, а сам город захвачен ликующими жителями долины.
Портальную площадь хмуряне уничтожили, чтобы никто не мог вмешаться. Никто бы и не смог в здравом уме, потому они здесь и оставили чисто номинальный гарнизон, а всей своей воинствующей толпой отправились на осаду Дижонской крепости, что была немного в стороне от города.
— За две недели умудрился практически всё потерять… — покачал я головой, тяжело вздыхая. — Чем ты думал, Григори? Или ты и сам хотел, чтобы все недовольные ушли? Если так, то ты молодец — справился!
У меня просто не остаётся выхода. Мне нужны люди, город, территории… Мне нужно что-то, что заставит членов совета Раки смотреть на меня с опаской и бояться идти в открытую против меня, а также заставит уважать и искать компромиссы. Если девять из десяти дижонцев сбежали, как крысы, не став защищать свой родной город, решили сделать Григори козлом отпущения и отреклись от него, сбежали в Аву или ещё куда — скатертью дорога. Они могли просто жить как жили, а все вопросы решали бы я и Григори, но они выбрали сперва гордость, а когда силёнок не хватило — трусость.
— Слушайте меня, жители долины! Этот город был и остаётся моим. Я здесь царь и бог, и мне решать, кто имеет право жить в этих стенах. Я оставлю с вами своих бойцов. Они проследят, чтобы вы не начали заниматься глупостями вроде мародёрства, изнасилований и убийств. А я отправлюсь к вашим… Так, вы вообще меня не понимаете?
Я нашёл взглядом самого говорливого слюнтяя, что мне всё выдал на своей смеси языков. Нотки староавалонского языка глубоко проникли в эти земли и впитались во множество родившихся уже после этого языков. Кое-как, с большим трудом я объяснил ему, что от них требуется, создал десяток элементалей, при виде которых кочевники пришли в ужас, и велел сидеть всем смирно и ждать моего возвращения.
Когда вышел за город, увидел по другую сторону стены весьма внушительный по своим размерам осадный лагерь. Хмуряне взяли в кольцо Дижонскую крепость, при этом где-то на горизонте располагалась ещё большая толпа. Там, как я понимаю, временный лагерь этого так называемого народа. Видимо, опасаются за их жизни. Всё же Григори, если захочет, может полгорода в пепел превратить.
— Что будем делать? — спросила Таша.
— Опять будем доказывать силой, что сопротивление бесполезно и что на моей земле нужно жить по моим правилам. Так, надо найти Григори и вождей этой орды и вытащить всех на переговоры.
— Ты хочешь оставить этих хмурых людей, да?
— А зачем мне пустой город? Если трусы и крысы сбежали, пусть эти живут. Но живут по моим законам и под властью моего ставленника.
Мне было действительно всё равно на людей, что не оценили моей доброты. Всё-таки надо признать, что между мной и архаритами случилась маленькая война. Война, что закончилась разгромом их легионов и последующим превращением королевства Борос в моего вассала.
Я не стал забирать у местных богатства. Не стал забирать их мужей и сынов в своё войско, не осквернил их веру и традиции. Они были свободны жить так же, как и прежде. Небольшие изменения касались правящей верхушки и военных, а не обычных граждан. Но они этого не оценили… И после того как стали частью моего государства, стали его ценностью, его благом, основой благополучия, они сразу нанесли мне удар в спину. Выгнали законного правителя, опозорились в битве с хмурыми, сбежали, утащив с собой все богатства города, что только видели. Я почти на сто процентов уверен, что следы пожара — это тоже их рук дело. Попытки сжечь как можно больше, чтобы ничего не досталось чужакам.
Тот, кто стал инициатором восстания и завёл толпу, сам себе выстрелил в ногу. Теперь они сами беженцы где-то далеко, и вряд ли богатств города хватит, чтобы каждый из них построил себе новый дом. Будут жить в палатках, лачугах, трущобах и — вечных сожалениях. Единицы пробьются, выбьются в люди на новом месте. А остальным останется лишь локти кусать.
Я даже никак вмешиваться не буду. Возвращать там кого-то… Сами себе устроили такую жизнь. Пришлым же дам возможность жить здесь.
У меня есть соображения, почему самые разные люди оказались выброшены на произвол судьбы и сбились в кучу. Вряд ли это потому, что они слишком праведные. Вероятнее всего, это изгнанники, совершившие проступок. И наказание их — жить вне городских стен, как бродяги, вместе с семьями.
Попробую поговорить с их лидерами. Если в головах там есть хоть какое-то здравомыслие я, конечно же, дам им шанс, подарю город, законы и надежду на будущее. Но сперва…
— Нас заметили… — захрустела своими кулаками Таша, предвкушая драку.
— И это хорошо. Что-то мне в последнее время не нравится, что каждая собака на меня лает. Вот и эти уже оружие разворачивают… Надо бы сделать небольшую демонстрацию силы, как думаешь?
— Я только за! — улыбнулась девушка.
— Тогда сделай вот что…
Я наклонился к её уху и прошептал указание. Глаза девушки зажглись азартом, и она с неверием уставилась на меня:
— Это… действительно можно? Это вообще сработает?
— Главное — не сожги меня… Не просто так ведь я говорил тебе учиться самоконтролю. — Я развёл я руки в стороны и стал фильтром для окружающей нас маны, впитывая её в себя, трансформируя и выпуская наружу.
Огонь… Он привлекает взгляды. Я заставлю всех их смотреть на нас. Смотреть снизу вверх и молиться о том, чтобы стихия не обрушилась на их головы.
— Приятного аппетита, Таша…
Сэр Григори Дубушкий-Орланский со своей небольшой свитой стоял на крепостной стене под прикрытием щитов магических и обычных и в бинокль наблюдал за происходящим снаружи.
— Эм, сэр… Ваше величество… Кажется, этот человек, вышедший из города… Он слегка напоминает кое-кого… — обратился к Григори один из офицеров.
— Угу…
— Сэр, рядом с ним огненная женщина. Точь-в-точь как та слуга, о которой вы рассказывали, — заметил второй.
— Угу…
— Ваше величество, их заметили. Войска неприятеля в тылу разворачиваются…
— Угу…
— Мой господин! Обстрел западных ворот прекратился, разрешите отправить магов для перезарядки магических противоосадных щитов, — подбежал очередной верный офицер.
— Угу…
— Значит, это и есть тот самый маг, сумевший в одиночку одержать верх над легионами? Хорошо, что он нашей стороне. На нашей ведь, да? — из тени привратной башни показался отец короля, пришедший на помощь сыну в момент тяжёлого кризиса.
— Угу…
— В таком случае, пока они отвлеклись, надо действовать! Григори, командуй! — вцепился железной хваткой в бинокль старший член династии Дубушких-Орланских.
— Или, может, лучше подождать, пока они столкнутся, и ударить уже тогда? — новый командир королевской гвардии осторожничал, понимая, что у них не так много шансов нанести врагу существенный урон.
— Угу…
— Что «угу»? Нам атаковать или ждать? — нахмурился приехавший из Авы отец Григори.
— Угу…
И тут случилось представление, отложившее все вопросы к Григори на неопределённый срок. Человек, с которым связал своё будущее правитель королевства Борос, едва ли не воспылал. Его руки объяло пламя, и вверх из ладоней на десятки метров ударила стихия. Словно два огромных маяка, огненные столбы возвышались над лагерем осаждающих и были в два раза выше городских стен Дижона. И это было только начало…