— Моя мать. Она была в услужении в доме у сэра Уильяма Синклера, и леди Синклер позволяла ей учиться вместе с детьми.
Леди Дануильям указала на стул.
— Подойди, сядь и возьми с собой эту книгу.
Харриет подползла, сжимая книгу во влажных руках, не будучи вполне уверенной, что ей следует послушаться. Мать особенно возмущалась, когда молочница как-то раз села в её присутствии. Кроме того, это приглашение могло быть проверкой того, знает ли она своё место.
— Спасибо, мэм, но я бы лучше...
— Гори оно синим пламенем, девочка, — садись же.
Харриет уселась на самый краешек стула и стала ждать.
— Открой книгу на странице двести семьдесят два, — приказала её светлость.
Харриет обнаружила, что книгу уже не раз открывалась на этой странице: бумага была весьма замусолена, и было очевидно, что её перечитывали не один раз.
— А теперь посмотрим, насколько хорошо ты умеешь читать, — предложила ей леди Дануильям.
Харриет прочистила горло и начала.
— Глава Восьмая. Джим-Попрыгунчик .
Мы, как слепые, движемся ощупью в вечном мраке, не зная, кто или что сопровождает нас, или какие подводные камни поджидают наши спотыкающиеся ноги. Множество разнообразных тварей может быть пробуждено теми, кто зачерпнул ложкой из беспредельного океана знаний и придал им жизнеподобное обличие, так что даже великий Соломон не нашёл бы в себе силы контролировать их.
Пусть знают все те, кто собирается идти по тропе запретных знаний, что нет твари более ужасной и более адски чудовищной во плоти, чем Предстоятель ужаса, или, как его называют неграмотные крестьяне, Джим-Попрыгунчик.
Естественной средой обитания этой твари является третий нижний уровень, и она может восстать только по мановению волшебника из первого уровня. Но если он обретёт бытие, то, скажу я, горе тому, кто не защитил себя тремя кругами света, или не может произнести слова, записанные в синей книге.
У него отвратительный вид, лицо и форма обезьяньего эмбриона, в то же время это устрашающая пародия на человеческие очертания. Он может подпрыгивать очень высоко и с огромной скоростью, и если тот, кто вызвал его, защитил себя, то он найдёт себе другого...
— Этого достаточно, — голос леди Дануильям резко прервал чтение. — Ты хорошо читаешь, дитя, благодаря наставничеству своей матери.
Харриет с радостью закрыла книгу и посмотрела на свою хозяйку с нескрываемым удивлением.
— Это очень страшное чтение, моя госпожа, но, прошу прощения, мне непонятно, почему.
— Почему я интересуюсь подобными вещами? — леди Дануильям улыбнулась. — Возможно, кривое тело порождает кривые мысли. Однако это, в любом случае, ерунда. Бедный дурак, который написал это, слушал сказочки, которые лепетали крестьяне, когда собирались в кучу вокруг своих костров тёмными ночами. Никто из них не знал правды, да и чего от них вообще ждать?
Она встала и направилась к двери, по пути продолжая говорить.
— Когда здесь закончишь, приходи в мой кабинет. Там есть ещё одна работа для тебя.
У Харриет ушло примерно минут двадцать на то, чтобы привести комнату в порядок, затем она вышла на лестничную площадку и, увидев открытую дверь и короткий проход к ней, направилась в её сторону. В комнате за этой дверью она обнаружила леди Дануильям сидящей за столом со странной штуковиной из полированного грецкого ореха, лежащей перед ней. У этой штуковины было множество проводов и стеклянных трубок, поднимающихся с её плоской поверхности и спускающихся вниз по обе стороны и пропадающих из виду. Два перпендикулярных полированных металлических стержня были укреплены слева и справа на лицевой стороне, в то время как кусок закопчённого стекла, заключённого в металлическую рамку, служил чем-то вроде экрана в задней части.
— Иди сюда и садись рядом, девочка, — приказала леди Дануильям, — но сперва сними этот отвратительный халат, чтобы я могла увидеть, обладаешь ли ты внешностью, подходящей для работы, которую я задумала.
Харриет расстегнула позорную одежду и аккуратно положила её на спинку стула: леди Дануиль- ям смотрела на неё странно напряжённым взглядом.
— Повернись.
Харриет сделала то, что ей было сказано, повернувшись спиной к госпоже, которая пребывала в состоянии нарастающего возбуждения.
— Хорошо; белые плечи, — бормотала она, — и сильная спина. — Она повысила голос: — Подойди и сядь рядом со мной . Поторопись .
Как только Харриет уселась, леди Дануильям указала на штуковину и сказала:
— Это изобрел отец лорда Дануильяма; это предназначено для проверки способностей человека.
— Простите, мэм?..
— Гори оно синим пламенем! — леди Дануильям готова была заскрипеть зубами, но быстро взяла себя в руки. — Для проверки твоего ума, девочка. Не беспокойся. Я хочу, чтобы ты сделала вот что. Сожми в руках эти металлические стержни и смотри прямо на стеклянный экран. Ну же, давай.
Харриет с некоторым нежеланием схватила металлические стержни, как ей было велено, и почувствовала, что они слабо вибрируют. Голос леди Дануильям был довольно грубым, когда она заговорила снова:
— Теперь прижимай их книзу. Бережно... прижимай их бережно.
Харриет почувствовала, как стержни медленно опускаются вниз, и когда она нажимала ни них, красноватая жидкость начинала бурлить в стеклянных трубках, в то время как машина стала издавать слабый гудящий звук.
— Хорошо... хорошо, — шептала леди Дануиль- ям. — Теперь слушай очень внимательно. Гляди на стеклянный экран и освободи свою голову от всех мыслей. Я знаю, это не так просто, но ты должна быть хорошей девочкой и постараться. Очисти своё сознание. Там нет никаких мыслей. Одна только пустота.
Для Харриет, действительно, было очень трудно не думать вовсе ни о чём, но Мать постоянно учила её во всём слушаться тех, кто старше и лучше её, поэтому она старалась. И по мере того как она старалась, стеклянные трубки наполнялись красной бурлящей жидкостью, машина гудела, как кипящий чайник, а госпожа тяжело дышала. Экран из закопчённого стекла становился больше — или так только казалось, — а его поверхность явно становилась всё ярче, и из неё исходил пульсирующий серебряный блеск, и это вселило бы в Харриет тревогу, если бы она не была столь увлечена. Внезапно экран очистился и стал трёхмерной картиной, изображающей ужасную, мрачную долину, освещённую вспышками пламени, поднимающегося над вершинами окружающих её гор. Долина и склоны гор были покрыты мёртвыми деревьями; раскачивающиеся очертания их чёрных костлявых рук тянулись к ярко-красному небу. Нечто двигалось на самой высокой ветке ближайшего дерева: маленькое, длинноногое и длиннорукое нечто, которое свалилось на землю и пошло скакать по долине огромными лёгкими прыжками. Оно выглядело как нечто среднее между изуродованной обезьяной и чудовищным пауком, но его скачущие прыжки были чем-то наиболее ужасным.
Харриет завизжала, когда она ослабила захват металлических стержней, и в то же мгновение картина исчезла, и на её месте оказалось первоначальное закопченное стекло. Девушка была в истерике, она визжала, потом смеялась, и леди Дану- ильям вцепилась ей в руку, шлёпала её по лицу, трясла её.
— Что ты видела, девочка? Прекрати... прекрати... Скажи мне, что ты видела?
— . это было ужасно, мэм, — начала, было, Харриет, но у неё снова начался приступ рыданий, и терпение её светлости лопнуло, как натянутая струна.
— Говори, ты, дура, истеричная шлюха. Что ты видела?
— Я видела тёмную долину и.
— Да. да. Продолжай, — настаивала леди Да- нуильям.
— Там было нечто ужасающее, которое начало прыгать.
Ей не позволили продолжать дальше, поскольку леди Дануильям внезапно обняла её, расцеловала в обе щёки, затем снова села и стала смотреть на неё, как на долгожданное сокровище, которое вопреки всем ожиданиям само подвернулось под руку.
— У тебя получилось, — она захихикала, как маленькая девочка, и захлопала в ладоши в чистом радостном восторге. — Истинная сущность. ты получила её. Ты удивительное, удивительное дитя.
Харриет вытерла глаза, постепенно начиная понимать, что она только что продемонстрировала какой-то свой неизвестный дар или достоинство, которое, возможно, пойдёт ей на пользу.
— Прошу прощения, госпожа, но что именно. что именно я получила?
— Боже мой, дитя, — леди Дануильям глядела из стороны в сторону, как будто бы ища правдоподобное объяснение, — у тебя есть разум и воображение. Машина, выявляющая способности, продемонстрировала это без всякого сомнения. Кто, как не разумная и обладающая воображением девочка, мог бы создать тёмную долину и забавное маленькое существо, которое прыгает вверх и вниз по куску обычного закопчённого стекла. Я очень довольна тобой, моя дорогая.
— Спасибо, мэм, — Харриет покраснела от удовольствия.
— Я искала подходящего партнёра, с которым могла бы общаться, — продолжила леди Дануиль- ям, — поскольку, как ты можешь видеть, я веду очень уединённую жизнь, и я не вижу причин, почему бы тебе не занять это место. Что ты на это скажешь?
— О, моя госпожа... — начала Харриет, но леди Дануильям резко оборвала её слова благодарности властным движением своей руки.
— Тогда пусть так и будет. Тут есть милая маленькая комната рядом с моей, и ты вполне можешь поселиться в ней.
— В чём будут состоять мои обязанности? — спросила Харриет.
— Обязанности? — показалось, что какое-то время леди Дануильям не находила слов, а затем, как будто её внезапно осенила какая-то мысль, она сказала: — Чтение. Ты можешь читать мне и содержать мою комнату в чистоте.
— Я приложу все усилия, чтобы удовлетворить вас, мэм, — сказала Харриет.
Без всякой на то причины леди Дануильям внезапно начала смеяться.
Юность легко ко всему приспосабливается, и Харриет вскоре научилась, практически, вовсе ничего не делать. Никак не скажешь, что её прежние соратницы по службе примирились с такой ситуацией или не стали выражать своё поразительное удивление. Как только леди Дануильям было не видно и не слышно, в её адрес шли подмигивания, оскорбления, пинки и щипки, и как-то раз она получила удар по рёбрам от Мэри, которая считала её предательницей. Ей тоже завидовали, но стоило им заявить, что они знают о чём-то большем, им пришлось бы об этом пожалеть. Как-то утром, протирая фарфоровую посуду в кабинете леди Дануиль- ям, она подняла взгляд и увидела миссис Браунинг, которая смотрела на неё холодным взглядом, лишённым какого-либо выражения.