Она подбежала к двери, распахнула её и поскакала вниз по лестнице, намереваясь найти убежище на кухне, веря в то, что миссис Браунинг или кто-нибудь ещё из служанок защитит её от безумия леди Дануильям.
Кухня была пустой. Огонь не горел, все кастрюли были тщательно вымыты и стояли на своих полках, двери и окна были закрыты. Она позвала миссис Браунинг по имени и, не получив ответа, пошла наверх по лестнице к комнатам служанок. Она распахивала двери, проносясь, как загнанный зверь, из комнаты в комнату, но там никого не было. Ужас нёсся по пустым коридорам, и она завопила, и каждый её визг отражался насмешливым эхом, и эти звуки были подобны крикам проклятых, когда поднималась крышка ада. Она пошла обратно сквозь звуки эха, ковыляя вниз по лестнице, споткнулась, поднялась, затем ворвалась в главный зал. Большие входные двери были заперты, она стучала по безжизненному дереву, тянула за блестящую ручку, затем опустилась на пол и разрыдалась, как брошенное дитя.
Раздались звуки шагов по выложенному плиткой полу. Над ней нависла тень, она подняла глаза и увидела лицо лорда Дануильяма. Никогда ещё он не выглядел таким красивым; прекрасный проблеск сострадания смягчал его мрачный взгляд, что делало его одновременно любовником и отцом, исполнителем желаний, который мог любить и наказывать, отдавать приказы и отменять их. Он нагнулся и поднял её, затем прижал её к себе, что-то нежно бормоча.
— Ей не следовало быть такой жестокой. Всё в порядке, не плачь. Она не хотела обидеть тебя, но так много времени прошло. Подумай — целых долгих десять лет. Она была моложе, чем ты, когда это случилось, и она была такой милой, нежной и мягкой, и такой очень, очень красивой.
— Пожалуйста, мой господин, позвольте мне уйти.
Когда Харриет смотрела в это красивое, доброе лицо, она почувствовала уверенность, что её просьба будет выполнена, но лорд покачал головой, когда откидывал назад со лба её спутавшиеся волосы.
— Я не могу сделать этого, дитя. Ты должна это ясно понимать. Я люблю её. Любовь требует многого. Честь, жалость, общие приличия дают возможность человек ходить под солнцем в полный рост. Всем этим должно пожертвовать, когда тот, кем мы дорожим, взывает о помощи. Ты меня понимаешь?
— Я так напугана, — сказала Харриет, когда он повёл её через зал к главной лестнице. — Пожалуйста, — я так напугана.
Рука лорда Дануильяма лежала у неё на талии, а её левую руку он держал в своей. Глубокий голос продолжал говорить, тщательно подбирая слова, в которых не было никакого смысла.
— Можно научиться жить без страха, и со временем это станет столь же естественным, как воздух, которым мы дышим. Смирение и покорность — вот те два слова, которые ты должна выучить, а затем, когда ты будешь нести своё бремя через самую мрачную долину, перед тобой всегда будет проблеск света.
Они прошли наверх два лестничных пролёта, затем стали подниматься на третий, и тут Харриет начала сопротивляться, но железная хватка вокруг её талии лишь усилилась, а глубокий голос мягко возразил ей:
— Не сопротивляйся, моя маленькая птичка. Ты только поломаешь свои крылья о прутья клетки, а тебе нельзя растрачивать силы. Смотри-ка, уже недолго идти, а моя любимая ожидает тебя.
Они поднялись на самую верхнюю лестничную площадку, и там, как рот прожорливого зверя, была распахнута дверь. Он привёл безмолвную теперь девушку в комнату, и после того как усадил её на стул с прямой спинкой, он ушёл и запер за собой дверь. Комната была чуть меньше просторного чердака, который располагался почти над всеми комнатами, находящимися ниже. Сверху была паутина, свешивающаяся со стропил, поддерживавших крышу. Мансардные окна располагались вдоль стены на противоположной стороне. Стеклянные чаны, наваленная куча проволоки и стеклянных трубок захламляли пол, и там были следы давнего пожара, поскольку некоторые стропила и доски на полу были обуглены. Единственной мебелью, которую могла видеть Харриет, был большой стол и несколько деревянных стульев.
Леди Дануильям медленно вышла вперёд; её пылающий взгляд был сосредоточен на бледном лице девушки. На ней был просторный халат с цветочным рисунком; её волосы были собраны в высокий пучок на голове.
— Никаких задержек ! — она выплёвывала слова. — Давай покончим с этим.
— Нет! — голос её мужа был подобен свисту кнута. — Нет. Её нужно подготовить.
— А меня? — женщина пристально глядела на него, ударяя себя сжатыми кулаками по бёдрам. — Когда твой отец поймал меня, была я подготовлена? Он поставил меня под это стропило... — она указала на обугленный брус, — сорвал одежду с моей спины и.
— Остановись! — прогремел лорд Дануильям. — Она юная и неискушённая.
— А кем я была? — закричала леди Дануильям в ответ. — Самой зрелой женщиной на свете? Мне было шестнадцать лет, я была свежей, прямо со школьной скамьи, и счастлива была внезапно получить доброго отца и красивого мужа. Отца! — она залилась таким безумным смехом, от которого Харриет стала всхлипывать. — Дьявола во плоти. Монстра.
— Он лишь искал знания, — пробормотал лорд Дануильям. — Он пошёл по тёмной тропе и выяснил, что ей нет конца.
Леди Дануильям опустилась в кресло и склонила голову.
— Скажи ей то, что должен, — произнесла она низким голосом, — но, во имя милосердия, поторопись.
Лорд Дануильям взял со стола маленькую чёрную книгу и вручил её Харриет. Она узнала заглавие: «Неестественные угрозы и избавление от них» Конрада ван Хольштайна.
— Моя жена говорит, что ты умеешь читать, Харриет.
Та кивнула.
— Теперь я хочу, чтобы ты открыла страницу двести семьдесят три и и начала читать с самого верху. Ты это сделаешь?
— Да, — прошептала она.
— Очень хорошо. Начинай, когда будешь готова.
Она пролистала пожелтевшие страницы и нашла нужное место. Страница глядела на неё, слова безмолвно требовали голоса. Она начала читать.
— Предстоятель Ужаса, или Джим-Попрыгунчик обладает низким интеллектом, будучи низшей формой существования, требующей жизненной сущности и тёплой крови. Пробудившись, он будет скакать с огромной скоростью и проворством, но если то, в чём он нуждается, не попадётся ему в руки, он исчезнет, издав мощный взрыв.
Но если в пределах радиуса в двадцать футов окажется девственница, обладающая правильной сущностью, и если плоть её спины от шеи до поясницы будет оголена, то он запрыгнет на неё и станет как бы частью этой несчастной, как ноги и прочие члены, которыми Господь снабдил человека в своей щедрой доброте.
Как только эта мерзость оседлает своего «скакуна», от неё никоим образом нельзя будет избавиться, пока не отыщется подобная же девственница, наделённая такой же сущностью, которую можно уговорить или силой заставить принять это омерзительное бремя...
— Этого достаточно, Харриет.
Лорд Дануильям деликатно взял книгу из её обмякших рук и положил её на стол. Она подняла наполненные слезами глаза; он никогда ещё не выглядел таким красивым, таким добрым.
— У тебя правильная сущность, моя дорогая. Прибор, который усовершенствовал мой отец, рассказал нам об этом. Ты, также, являешься девственницей, иначе бы стеклянный экран не изобразил тёмную долину. Это был день нашей свадьбы, когда мой отец. Но довольно об этом. Ты понимаешь, что от тебя ожидают?
— Нет, — она неистово замотала головой. — Во имя Бога. Нет.
— Другой дороги нет, — его мягкий голос был настойчив, — потому что мы искали так долго. У одной девушки было слишком мало силы, и эта сила ушла, принеся много боли моей жене и покалечив саму девушку. Но ты — та самая, единственная. Для тебя перемещение будет лёгким, а дальнейшая жизнь — твоя и твоих родителей — будет беззаботной столь долго, сколько каждый из вас проживёт.
Харриет не могла говорить. Она смотрела на леди Дануильям, которая расстёгивала свою одежду, расслабляла пояс, всё это время улыбаясь, как тот, кто наконец-то увидел врата рая сквозь дымные облака чистилища. Её одежды упали на пол, и она была подобна Венере в её обнажённой славе — видение белых изгибов тела и прекрасно сформированных грудей. Затем она повернулась; Харриет попыталась закричать, но её голосовые связки отказались её повиноваться.
Горб? Выпуклость? Нарост? Скорее, изгиб, который шёл от основания её позвоночника и заканчивался чем-то вроде угловатого гребня, который неестественно погружался в толщу её плеч.
— Подойди, — лорд Дануильям поднял Харриет на ноги. — Вы должны стать бок о бок.
— Нет! — завопила она, а его лицо стало зловещим. — Нет... Я...
— Не заставляй меня связывать тебя.
Этой угрозы было достаточно, чтобы добиться её покорности, поскольку ей добавляла ужаса мысль о том, чтобы быть связанной, беспомощной, когда нечто запрыгнет на неё. Она безропотно позволила ему подвести её к леди Дануильям; она содрогнулась, когда холодная рука схватила её руку, а затем она спокойно стояла и ждала. Лорд Дануильям занял позицию прямо перед ними и, закрыв глаза, начал напевать какую-то словесную мешанину. Откуда-то снизу, из глубины, раздался звук трескающейся древесины, но трое людей, находящихся в комнате, не обратили на него внимания.
— Темнота, тени, текущие в чёрном потоке, слушайте меня. Пусть тот, кто питается другим, появится и получит пищу от другого. Пусть тот, кто пришёл из нижнего мира и не вернётся туда, примет плоть поедателя мяса, увидит свет дня и запрыгнет в поджидающий сосуд.
— Да, в поджидающий сосуд, — повторила леди Дануильям.
— Она молода и обладает большой силой, — лорд Дануильям возвысил свой голос до предела, — и у неё правильная сущность...
Леди Дануильям начала корчиться и стонать. Она всё сильнее сжимала руку Харриет, так что девушка автоматически повернулась, когда внезапная боль пронзила её руку. Горб стал двигаться. Кожа вздымалась, дрожь пробегала по её натянутой поверхности, и на похожем на скалу хребте появлялись мелкие выступы. Возникали маленькие неровные отверстия, и это сопровождалось звуками лопающейся кожи. Голос лорда Дануильяма торжественно звенел.